Это было в 1942-м. Наступление, за которым поражение

Михаил Нордштейн(Крефельд)

Почему после «разгрома немцев под Москвой», как назвала итог этого сражения советская пропаганда, войска вермахта летом 1942-го дошли до Сталинграда и Северного Кавказа?

О победах в Великой Отечественной нынешние российские историки пишут с пафосом, а вот о поражениях, как говорится, сквозь зубы, а то и вовсе умалчивают. Да что далеко ходить, возьмем толстенное учебное пособие заслуженных деятелей науки РФ, докторов наук Ш. Мунчаева и В. Устинова «История Советского государства» (2013), предназначенное для студентов, аспирантов и преподавателей вузов. Глава о той войне – на 70 страницах, но лету 42-го выделен лишь абзац, да и то этакой скороговоркой: «В середине июля 1942 г. фашисты вышли в большую излучину Дона, создав реальную угрозу прорыва к Волге и на Кавказ».

Вот так: взяли и «вышли». И никаких внятных пояснений: почему «вышли», как случилось, что огромные территории СССР оказались под пятой оккупантов, а перед страной снова замаячило страшное – быть или не быть? Почему для Советской армии, победоносной под Москвой, произошел такой провал на юге? Чего не хватило: дивизий, боевой техники, или чего-то другого?

Не хватило, прежде всего, умения или, как говорят, мозгов. И не просто у тех или иных военачальников, сколько у высшего руководства, называемого Ставкой, во главе со Сталиным.

Предвижу, как возмутятся нынешние сталинисты. А как же тогда победа под Москвой? Разве не Сталин был уже тогда Верховным Главнокомандующим? Разве не Жуков командовал Западным фронтом?

Не будем спорить по поводу общеизвестного. Лучше давайте хотя бы немного над ним поразмышляем. Но тогда снова это «почему?». Почему немцы, подойдя почти вплотную к Москве, взять ее так и не смогли?

«Блицкриг» в войне с СССР, на который рассчитывал Гитлер, как и начатая им эта война, были явной авантюрой. Не захотел он учитывать огромные возможности огромной страны. «Колосс на глиняных ногах» – вот главный его стратегический расчет. А «ноги»-то, несмотря на те или иные изъяны, в общем-то, оказались довольно крепкими.

Под Москвой войска вермахта уже явно выдохлись. Резервы истощены, коммуникации растянуты. К зимней кампании в России вермахт явно не был готов. Его войска, устремленные к Москве, немецкое командование, рассчитывая на «блицкриг», не удосужилось снабдить зимним обмундированием. Замерзали солдаты в своих летних шинелях и пилотках, замерзала смазка, запаздывала доставка боеприпасов... А героизм защитников Москвы стал уже массовым. Какие бы обиды ни таили советские люди на советскую власть, им было что защищать.

Контрнаступление под Москвой в декабре 41-го – январе 42-го не стало какой-то выдающейся операцией. Из Сибири и Дальнего Востока прибывали свежие соединения, а у вермахта резервов под Москвой практически уже не было. Гитлер посчитал, что Москва вот-вот падет и стал усиливать группировку вермахта на южном направлении: чтобы как можно скорее выйти к Волге и к нефтяным скважинам на Северном Кавказе.

Под ударами советских войск, перешедших под Москвой в контрнаступление, немцы вовсе не были разгромлены. Отойдя с боями на 100-150 км, закрепились на новых рубежах. При этом только за месяц боев с 5 ноября по 7 декабря потери советских войск убитыми и без вести пропавшими составили 139,6 тыс. человек, а у немцев за три с лишним месяца с 3 октября по 10 января – 77,8 тыс. То есть соотношение потерь – 5,3 к 1. Такое вот мастерство советского командования.

Конечно же, провал немецкого наступления под Москвой означал полный провал «блицкрига», сыграв в войне большую морально-политическую роль. Этот первый за полгода войны столь крупный для советских войск стратегический успех явно вскружил Сталину голову.

Из его директивного письма военным советам фронтов: «... Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году».

Наступление сразу на нескольких фронтах только распыляло силы, приводя к неудачам. Так, на Западном фронте 33-я армия генерал-лейтенанта М.Г.Ефремова, глубоко вклинившись в оборону противника в районе Тарусы, попала в окружение и была разгромлена. Не желая попасть в плен, командующий покончил с собой. Другим соединениям, попавшим в «котел», пришлось прорываться назад.

Не смогли прорвать блокаду Ленинграда войска Ленинградского и Волховского фронтов. На северо-западном направлении в районе Демянска удалось окружить крупную группировку противника, но с ее ликвидацией не получилось. А весной немцы пробили к ней коридор и сохранили Демянский плацдарм за собой.

8 мая войска вермахта прорвали оборону советских войск на Керченском полуострове, а 14 мая вышли к окраинам Керчи. Сдержать их натиск не удалось. С большими потерями пришлось, оставив город, переправляться на Таманский полуостров.

На этом невеселом фоне Сталин жаждал крупной победы и приказал командующему Юго-Западным направлением С.К.Тимошенко разработать операцию по разгрому харьковской группировки противника, чтобы овладеть Харьковом и создать предпосылки для освобождения Донбасса.

Начальник Генштаба Б.М.Шапошников, профессионал в оперативно-стратегическом искусстве, пытался убедить Сталина в том, что наступление из Барвенковского выступа рискованно: противник может нанести губительные удары с флангов. Но Сталин доводы Шапошникова отверг. Он считал себя великим стратегом и еще с времен гражданской войны порой насмешливо высказывался о военных профессионалах.

Операция началась 12 мая. В ней участвовали войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов. В первые дни был успех: сказалось численное превосходство советских войск. Удалось потеснить части 6-й армии немцев и почти вплотную подойти к Харькову. На северном фланге, в районе Белгорода, продвинулись до 65 км.

Сталин торжествовал, и, как вспоминал А.М.Василевский (тогда начальник оперативного управления Генштаба) в своей книге «Дело всей жизни», «...это дало Верховному Главнокомандующему повод бросить Генштабу резкий упрек в том, что, по нашему настоянию, он чуть было не отменил столь удачно развивающуюся операцию».

Но уже эти два дня показали: у наступающих нет четкого взаимодействия: брали в основном «мясом», то есть несли большие потери. И немецкое командование не растерялось: решило использовать вклинение советских войск в свою оборону «по полной». Оно уже было готово к стратегическому наступлению на юге. Видя явную слабину у «русских» на флангах, в частности, отсутствие вторых эшелонов, немцы быстро перегруппировали свои силы и 17 мая нанесли удар в тыл наступающим.

Василевский, замещавший в то время заболевшего начальника Генштаба Шапошникова, предложил Сталину немедленно прекратить наступление и вывести войска с барвенковского выступа. Сталин переговорил с Тимошенко. Тот заверил: угроза со стороны южной группировки противника преувеличена, несколько вклинившаяся в расположение войск Южного фронта 1-я танковая армия Клейста будет отброшена. Уж очень не хотелось бывшему лихому конармейцу Тимошенко и члену Военного Совета Хрущёву признать начало провала наступательной операции. Не хотелось и Сталину. Как и накануне 22 июня 41-го, его амбиции оказались выше тревожных реалий. И он распорядился: наступление продолжать!

К 23 мая кольцо замкнулось. И только 28 мая, когда полный крах операции был уже очевиден, Тимошенко отдал приказ о ее прекращении, чтобы выйти, точнее, вырваться из окружения. Но было уже поздно. А дальше – катастрофа. Из «барвенковской западни» удалось вырваться только десятой части окруженных. Потери советских войск в живой силе составили 270.190 человек, из них 170.958 безвозвратных, а у немцев – около 20 тысяч. 240 тысяч советских солдат и офицеров попали в плен. К исходу 29 мая длина колонн пленных достигала нескольких километров. Выживший в этой катастрофе разведчик Борис Витман впоследствии напишет: «Сколько же вас, родимых, – услышал я женский голос, – второй день мимо нас идете, а конца не видать!»

Немецкое командование, воспользовалось этим поражением, развернуло на юге крупномасштабное наступление.

Потом будет свирепый сталинский приказ № 227 от 28 августа 42-го, названный в войсках «Ни шагу назад!», появятся заградотряды, штрафные роты и штрафбаты... Но переломить ситуацию только нагнетанием страха не удалось. К 23 августа немцы вышли к Волге, а к 9 сентября овладели всеми горными перевалами на Северном Кавказе.

Какие неимоверные усилия пришлось приложить, сколько солдатской крови пролить, чтобы выстоять и переломить ситуацию уже под Сталинградом! Дорого обошлись стране стратегические просчеты диктатора-тирана и организованные им накануне войны массовые репрессии опытных, наиболее мыслящих командных кадров Красной армии.

Катастрофа под Харьковом в мае 42-го – всего лишь один из фрагментов трагедии, вызванной «мудрым сталинским руководством».