Семен Костовецкий

БОЛЬНИЧНАЯ САГА

Было это в 1981 году в 64-ю годовщину Великого Октября. Катили мы с братом последним трамваем домой после празднования (поросенок с рисом). В пустом вагоне подсел к нам основательно подвыпивший майор с эмблемой автомобильного рода войск. Поначалу слушали невнимательно, потом прислушались, как он крыл непечатными словами Одесскую киностудию, режиссера Станислава Говорухина и того неизвестного мерзавца-стукача, из-за которого режиссер потерял любимый автомобиль. Потихоньку бессвязная речь и стоны глубокого страдания обрели форму.

     .

.. В конце 50-х годов, после вступления в должность начальника гаража при штабе Н-ской воинской части, в наследство от прежнего владельца достался ему красавец «студебеккер», полученный ещё по ленд-лизу в отличном состоянии. Все прошедшие годы майор ухаживал за машиной, как за любимым ребенком и безмерно им гордился. И тут Одесская киностудия приступила к съёмкам фильма «Место встречи изменить нельзя». Потребовался «студер». А где его взять? Клич о помощи бросили военным. Ну и нашелся некто, добрая душа, кто и сообщил о наличии машины у майора в гараже. Машину для съёмок забрали, так этого мало – в канал при съёмках окунули! А что такое двигатель автомобиля, побывавшего в воде, – понятно любому автолюбителю. Майор был безутешен от горя, повесил буйну голову и твердо решил отваляться в госпитале с месяцок, нервишки укрепить. А ведь он прав, этот майор, и как прав! Именно пациентов госпиталей, больниц, клиник объединяет одно – нежелание туда попадать и быстрее покинуть. Там все равны – хоть президенты, хоть дворники. Близкому общению и доверительности располагает такая черта человечности, как сопереживание. И вот тогда мне подумалось, что, находясь в заведениях подобного рода, человек приобретает и жизненный опыт, и необычайно обширные знания. Человек попросту обогащается, контактируя с другими. Насколько же обогатился я? Воспоминания незаметно увлекли и вылились в небольшое повествование, которым я и делюсь с уважаемым читателем.

 

 1967 год. Одесская инфекционная больница

 Несколько слов за больницу. Построена в начале девятнадцатого века по проекту французского архитектора по имени Ж.Тома де Томон. Последний капремонт больницы успели закончить перед самой февральской революцией 1917 года. Впрочем, убедитесь наглядно.

В возрасте восьми лет угораздило меня объесться неспелой шелковицей. За этот невинный выкрутас наш детский участковый врач Циля Львовна Гольденберг без малейшего сожаления упекла меня в инфекционную больницу. Был месяц май. Какая может быть спелая шелковица в мае месяце? Я в очередной раз огорчил родителей. Сидя на подоконике, провожал взглядом уходящую по аллее маму.

    

Запомнились синие стены и длиннющий обеденный стол. Поскольку разговор с едой у меня всегда был короток, а остальные больные пережевывали пищу медленно и вдумчиво, приходилось нырять под стол и метров десять пробираться ползком по чужим ногам к выходу. Я спешил, спешил к новому обретенному здесь другу. Он был на четыре года старше меня и охотно учил специфическому языку взрослых. Кроме того, он категорически отказывался принимать пищу с помощью медицинского персонала и ждал меня. Вот почему приходилось спешить. И мне это нравилось – кормить друга в инвалидной коляске; я чувствовал себя более взрослым. Учился я новым словам настолько добросовестно, что спустя неделю сдал первый экзамен маме. Посещение и общение с больными происходили через запертую дверь с закрашенными белой краской стёклами. Вот сквозь эти двери и прозвучал мой ответ на вопрос «Как ты себя чуствуешь, сынок?» Трёхэтажным матом я кратко рассказал, что у меня всё хорошо, а потом переключился на медперсонал, еду, режим дня и т.д.

     

Перепуганная мама бросилась к главврачу за объяснениями. Могу и сам объяснить. Дело в том, что мой новый друг ненавидел человечество. Никогда в жизни мне не встречался человек, до такой степени ненавидивший весь род людской. Родители отказались от него сразу в роддоме и ненависть к ним он перенёс на всех, кто ходил, говорил, смеялся и просто жил. Из этого я извлёк для себя новое. Первое – существует язык непечатных, но используемых слов. Второе – можно ненавидеть человечество. Чуть не забыл: у него были парализованы ноги и отсутствовали руки.

 

1978. Гарнизонный госпиталь, г.Черняховск

Успев принять военную присягу 5 декабря, уже 12 декабря я оказался в госпитале. Начальник лор-отделения подполковник Иван Кузьмич Коновалов бодро сообщил, что торопиться некуда: впереди две операции и три месяца госпитального режима. На душе сразу стало весело. Особенно веселил во время операций молоток и зубило. Оба эти предмета были медицинскими, блестели как новогодние игрушки, но все-таки было неприятно думать о том, что при ударе молотком происходит разрушение где-то за верхней челюстью.

    

В общей сложности операции длились не более четырех часов. Большую часть я посвятил анекдотам, песням Высоцкого и проходящим в это время хоккейным баталиям сборных Канады и СССР. Позже Иван Кузьмич  рассказал, что такого веселого пациента он в своей практике встретил впервые. А операционная медсестра Вера Андреевна хохотала до коликов и всё упрашивала врача придумать для меня еще парочку операций в надежде продлить праздник смеха.

    

Да, Вера Андреевна, женщина удивительной красоты... Стоя возле неё, я постоянно исходил потом до дрожи в коленках. И, не выдержав мук влечения, как-то в «тихий час»  разразился стихотворной поэмой в её честь. Вдохновение разрывало, слог и рифма неслись рысаками, строчки  ложились легко. Народ в палате просыпался, когда была поставлена точка в поэме. Чьи-то женские руки легли на плечи. Поднял голову. За спиной стояла она, муза. Глаза впились в текст. Потом – длительная ошеломляющая  тишина в палате на 15 человек. Этот поцелуй я несу через всю жизнь.

     

После второй операции я, правда, дал маху. Вечером улизнул в клуб посмотреть один из любимых фильмов детства «Удар! Ещё удар!». Как всегда, на самом интересном месте в зале включися свет и появился Иван Кузьмич с гневом в глазах. В момент разыскал забинтованую голову и чуть не пинками погнал в койку, сопровождая меня мягким набором матерного лексикона.

     

Реабилитационный процесс – дело не скорое, и чтобы я без дела не скучал, меня определили помощником Веры Андреевны на операциях. Очень интересно наблюдать сам процесс. Особенно удаление гланд и выпрямление носовой перегородки. Я вникал буквально во все мелочи и забрасывал Ивана Кузьмича массой уточняющих вопросов.

- Ну-с, выздоравливающий Костовецкий, озвучиваем проводимую операцию по удалению лимфоидных тканей, то есть миндалин, или, как говорят в народе, «гланд».

- Операция по удалению миндалин называется тонзиллэктомия и применяется как хирургическое лечение при хроническом тонзиллите. Перед операцией пациент сдает обширный анализ крови и мочи на предмет несовместимости с наркозом и риском кровотечения. Особенно важен показатель количества тромбоцитов. Он должен быть не ниже 150.

- Ого, с какого курса медицинского выгнали?

- Да он у меня книги выпросил, Иван Кузьмич, штудирует, как первокурсник, с азартом.

- Вера Андреевна, пожалуйста, книг ему больше не давать! Продолжаем...

- В местах будущих надрезов на задней стенке гортани проводим местную анастезию двумя уколами лидокаина или его аналогов. Затем смазываем поверхность йодом. Вертикальные надрезы исполняются малым скальпелем по вертикали не более одного сантиметра. Вводим в разрез кальцан, захватываем миндалину и вытягиваем наружу. Перехватываем кальцан левой рукой. В правую руку берем волыну...

- Костовецкий, ты не в Одессе!

- ...Петельный пистолет. Петлю проводим вокруг кальцана к основанию миндалины. Выстрел – петля стягивается и отсекает миндалину! Процедуру повторяем со второй миндалиной. Брызгаем антисептиком и отправляем пациента в палату.

- Чудненько. А что будет делать мой второй помощник?

- Второй помощник выстирает халаты, инструмент поставит на стерилизацию, помоет пол операционной.

- И самое главное?

- Включит антибактериальную лампу, покидая помещение.

- Вот и славно. Вера Андреевна, а назначим мы Вашего помощника старшиной отделения. Еженедельная сдача постельного белья на стирку и приём оного по количеству больных, утренние физзарядки, контроль уборки палат – пусть поработает. И нам просто необходимо воспользоваться его пребыванием – опять же порядок в отделении будет.

 

... Ой, напугали работой! Да у меня сейчас праздник грядет: Вера Андреевна переодеваться будет. Признаюсь, что к тому времени наши отношения состоялись как доверительные. Завоевать доверие красивой женщины нелегко, а сохранить его еще труднее. Проверку на доверие я проходил не один раз, и выглядело это следующим образом. В любой момент она вела меня к городскому телефону, и после набора номера я просил позвать нужного ей мужчину (если голос в трубке был женский), потом молча и быстро удалялся. Так было несколько раз. А что, у красивой женщины не могут быть свои маленькие тайны?

В операционный день по окончании операций Иван Кузьмич снимал перчатки, я помогал снять халат, и он уходил в свой кабинет. А Вера Андреевна, как натура утонченная, под халатом оставляла минимум одежды. И потому, когда я снимал с неё халат, во мне бушевали вулканы чувств. Отдавая должное моей деликатности, она не торопилась переодеваться, продлевая радостные для меня мгновения.

Или другой момент:

- Семенушка, не забудь, мы сегодня проводили генеральную уборку операционной до пятнадцати ноль-ноль.

Легкий обжиманец – и она упорхнула, а где-то глубоко внутри еще долго не выветривался сладко-нежный запах её духов и особенно тела, тела женщины.

    

Так уж получилось, что в тот вечер я оказался в комнате отдыха в одиночестве. От телевизора оторваться не было никакой реальной возможности. Кинофильм «31 июня» сразил наповал. Сценарий, игра актеров, музыка и песни обрушились на меня водопадом восхищения. Очнулся. Ужин пропустил. Желудок бунтовал, требуя пищи. До закрытия кафетерия оставалась четверть часа. Бегом на первый этаж. Успел взять бутылку кефира и пачку печенья. Только присел – входит девушка в домашнем, не больничном халате. Ростом под метр восемьдесят, тонкая такая, фигура стройная, лицо овалом, русые волосы на плечах, пальцы трепетные, кисти рук и лодыжки утонченные, а глаза – прожекторами. Как говорил наш ремонтник Михалыч, «чистых кровей». Просит пачку печенья и кефир, а кефира-то больше нет: я последнюю бутылку взял. Растерялась она. Оставаясь хоть и малого роста, но всё же джентльменом, я предложил раздавить бутылку на двоих. Думал, пошлёт меня подальше – и ошибся. Присела за стол, разлили кефир по стаканам. И тут она поправила волосы на голове таким невероятно изящным движением, что я кефир расплескал по столу.

 

- Вам в театральный поступать нужно, – конфузливо говорю, протирая салфеткой стол. Рука вздрогнула, кефир из её стакана расплескался по столу. Она вонзила взор в меня.

Молча продолжаю протирать стол. Стало интересно: мы кефиром стол поливать будем, или как?

- Опоздал на ужин?

- И не жалею. Такой потрясающий фильм съел!

Она схватила меня за руку, сжала:

- Ты это видел?! Ты это видел?! – На меня смотрели восхищенные, почти безумные глаза. В момент почуствовал я рядом с собой родственную душу. Из кафетерия нас вытолкала буфетчица не только потому, что мы галдели и тарахтели, как два пулемета, а время закрытия подошло. Стоим в коридоре с остатками кефира в стаканах и нетронутым печеньем. И дальше – что ?

 

- Иди за мной.

Спустя минуту я оказался в палате на одного пациента, да еще с туалетом и душем! О, как люди болеют! Часа два ушло на обсуждение фильма, потом переключились на литературу. Замечаю на диване книгу Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Не читал. Она протянула мне книгу.

- Не пожалеешь! До свидания.

- Спокойной ночи, – я двинулся к выходу.

- Ты прав: в этом году провалила вступительные.

- Театральный ?

Она кивнула в ответ.

 

Пробираясь в палату, я быстро соображал: сегодня пятница, в запасе две ночи. Времени хватит два раза прочитать книгу. Ничего, что в туалете – Булгаков требует тишины. Так оно и случилось. А в воскресенье после завтрака мы встретились с Валентиной где-то на лестницах и она опять уволокла меня к себе в палату.

- Валя, ну нельзя так, сплетни пойдут, что к тебе в палату ходит маленький такой с наглыми глазами.

- Плевать-плевать! Книгу прочёл?

Смотрю ей в глаза, в эти два прожектора, а там столько жадного любопытства, что на десятерых хватит. Эх, была не была! Хватаю с кресла плед и кутаюсь в него с головой.

- Работаем дуэтом, текст от себя, но ближе к смыслу.

 

Ах, какая же она умница, Валюша! Сразу всё поняла.

Покачиваясь, как еврей на молитве, печально заговорил:

- Я ненавижу роман, мне страшно, я безнадежно болен.

Она рухнула на колени, гладила мне лоб:

- Я вылечу тебя, я спасу тебя, и ты восстановишь роман. Почему я не оставила себе один экземпляр!

Бросилась собирать воображаемые обгоревшие листы романа. Я уже вскочил. Ткнул пальцем в картину, висевшую на стене:

- Салют, мессир! Только представьте, но меня приняли за мародера!

- Охотно верю, – баском вставила Валя. – Отчего Грибоедов загорелся?

- Непонимаемо, мессир! Тихо-мирно сидели, закусывали...

- И тут – трах, бах! – тенорочком задребезжала Валя, – стрельба! Страх обуял нас, мы бросились без оглядки к Тимирязеву.

 

... Вот таким образом мы и веселились часика три. Монолог безумной Офелии и пронзенной любовью Джульетты. Особенно хороша была Настасья Филипповна из «Идиота». От себя я выдал несколько раз Остапа Бендера и закончил монологом Хлестакова. Этот монолог я обожал еще со школьной программы самой возможностью безбоязненно врать. Вошел в раж, Валя каталась с хохотом по дивану, а у меня в голове что-то замкнуло и странно переключилось на концовку монолога Чацкого:

- Конфету мне, конфету!!!

Валентина взвизгнула, замахала руками, но взгляд ушел мне за спину. Обернулся. Огромного роста мужчина в белом халате бесшумно хохотал, упершись головой в стену. Опустил глаза: из-под халата виднелись генеральские лампасы. Должен признаться, что отец Валентины оказался довольно весёлым и умным человеком. Ему уже настучали, что к дочке повадился ходок. Вот он и проверил ситуацию собственным появлением. Убедился, что честь дочери не пострадала и общение кроме положительных эмоций ей ничего более не приносит.

Прощались мы молча, одним долгим объятием и без слов. Со стороны выглядело, может, и смешно: она поглаживала мне голову, а я ей поясницу. Как сложилась её судьба в дальнейшем – мне неизвестно. Валя...

В госпитале я обрёл друга Ваню Мокшина родом из Свердловска. Общение с ним проходило легко и на любые темы.

 

Ваня Мокшин и я 

 

А Сергей Рябинин был родом из Ростова и служил в роте охраны. Охраняли они законсервированные танки, что располагались в помещениях бывшей кавалерийской части и забором упирались прямо ко входу в наш батальон. Довольно часто он вызывал меня через проходящих мимо ребят из нашей роты. Перескакивая через забор, я сразу нырял в широко распахнутую огромного размера овчиную шубу. Только голова торчала наружу. Вот так и болтали часок-другой.

23 февраля 1979 года, простившись с Верой Андреевной коротким рукопожатием  с глубоким смыслом, я убыл в часть. Температура воздуха на улице: –25 градусов. Стало трезво и грустно.

 

 Сентябрь, 1979. Баку, окружной госпиталь.

Первый, с кем я подружился в госпитале, был Шурик Думин из Харькова. Сообща мы делали всё, что нельзя: медикаменты не принимали, постоянно жаловались на боли, курили в запрещенных местах. Всё равно скучно. Развлечение пришло благодаря глубоким познаням Шурика в химии. На одном из осмотров в процедурной он слямзил два флакона хлорэтила – газа, который применялся для короткой анастезии кожного покрова. Шурик знал о дополнительном способе применения. Чего проще: выпускаем немного газа на кусок марли – и сразу к носу. Пара глубоких вздохов – и ты уже принял на грудь по умолчанию сто грамм водки. В ходе длинной лекции Шурик разъяснил, что, в отличие от клея, хлорэтил не влияет негативно на верхнюю кору головного мозга. Только одна странность до сих пор не изучена: время ускоряется настолько быстро, что за минутной беседой после обеда стремительно наступает вечер. Определяется это очень просто – за окном темнеет.

Шурик Думин

А тут и учения подоспели. Кто же мог подумать, что за Сумгаитом в песках расположен подземный госпиталь, целый город под землей! Каждому солдату давали свободный выбор по «ранению». Выпросил я себе ранение в голову, обмотали бинтами щедро, только глаза и рот пощадили. Двое суток под землей, а потом наверху в песках развернули полевой госпиталь. Шурик ходил, как пижон на курорте, в солнцезащитных очках, да еще и в фуражке вместо панамы. Устал объяснять всем, что по месту его службы панамы не носят. Только мы наметили планы на вечер, как меня хватают за шиворот и волокут к начальнику политотдела госпиталя.

- Костовецкий, механик фотооборудования авиационной техники?

- Так точно.

- Значит с фотоделом вы друзья, получай! – Сунул мне в руки маленький чемоданчик. – Отчёт об учениях в фотографиях, разрешаю снимать всех и всё. Отдельное задание: сфотографировать инспектора из Москвы так, чтобы он тебя в глаза не видел. Ясно?

- Так точно, ясно, товарищ полковник. Как я его узнаю?

- А тебе сигнал будет послан. Сегодня всё приготовь, а съёмка – с утра.

 

Вернулся в палатку, открыл чемоданчик: фотоаппарат «Смена 8М», пустые кассеты для пленки, две фотопленки. А чуствительность – сто тридцать единиц. Это на солнце! Плюс песок и сто тридцать единиц пленка! Стало грустно. Появился Шурик, быстро меня успокоил приятной новостью: в ночь у нас романтическое свидание с медсестрами. Немного спирта, хлорэтила и, возможно, будет парочка хорошо забитых папирос. Да-с, ночь прошла упоительно романтично: в барханах, под звездным небом.

С утра, пока солнце тянулось к зениту, я успел отснять панорамные виды. Естественно, всё начальство госпиталя. С товарищем из Москвы пришлось повозиться. Пока он передвигался в составе группы, проблем небыло. Я спокойно носился сайгаком по гребням барханов параллельным курсом и давил на спуск аппарата. А вот крупным планом уловить – это был вопрос. Решил просто: забрался под днище машины этого самого начальства и сбацал пару-тройку кадров, когда он подходил к машине. Всех делов-то!

Куда сложнее решался вопрос с частными заказами. Четверка шантажисток в виде медсестер категорически требовала собственных изображений портретного формата. Отказ не принимался по причине угроз и обещаний не дожить до выписки. Дело дошло до намеков на случайный укол цианидом. Дожились! Быстро прикинул в уме, раскидал по два кадра на пленку – должно проскочить.

 

 Отделение хирургии

На второй день по возвращению в госпиталь после ужина полковник потащил меня в клуб, где вручил фотоувеличитель, фонарь, несколько пачек фотобумаги.

- Через дорогу – рентген кабинет, там в курсе дела, выполняй!

- А химикаты?

- Всё там, с лаборантом договорено.

По дороге в рентген кабинет встретил одну из медсестёр, тех самых. Она молча проводила меня задумчивым взглядом. В самой лаборатории после общения с лаборантом стало понятно, что я в полной заднице. Четыре  бака (проявка, промывка, закрепление, проточная вода), полный рецептурный состав проявителя неизвестен, температура проявителя плюс 24 градуса. После получасового допроса лаборант вспомнил, что в состав проявителя входит и метол, и гидрохинон. Еще один минус. Лаборант предложил проявлять пленку не более одной минуты и ушел. Сорок пять секунд, всего сорок пять секунд длилась проявка первой пленки, и всё равно она «зажарилась» (слишком темный негатив). Со второй пленкой вышло удачно (двадцать секунд проявки). Хоть бы кто-нибудь появился – есть возможность исправить ситуацию с первой пленкой (ослабить негатив)! Вошла женщина в белом халате, подвешивает на пальцы рук рентгеновские снимки в зажимах.

- Простите, а здесь можно найти ослабитель?

- У вас проблемы с желудком?

- Спасибо, уже нет.

Н-да, придется уйму времени потратить на «зажаренной» пленке. Первыми отпечатал московское начальство, потом – госпитальное, шантажисток и затем всё остальное. Часов в одиннадцать вечера ворвалась одна из «тех».

Осмотрела свои фотографии портретного размера. Без предисловий бурно и жестко меня отблагодарила. Исчезла. Перевел дух. Осталось с десяток негативов, но «зажаренных». Придется посидеть. В час ночи появилась вторая медсестра. Повторилось то же самое и без предисловий. Мне захотелось срочно покинуть похабный кабинет и дожить до утра. Прихода еще двух мне не выдержать. Но всё обошлось. И начальство было довольно.

 

Спустя несколько дней я пропустил ужин (с Шуриком проводили семинар в соседнем корпусе по применению хлорэтила). Забрёл в поисках хоть какой-нибудь пищи в небольшое помещение для отдыха персонала. Вошла медсестра:

- Что ищем ?

- Ужин пропустил, кушать хочется.

- Скушай мой животик.

Всем передком потерлась о меня. Аппетит пропал, в паху стало жарко.

- Где?

- В «интенсивке», в одиннадцать.

Самое долгое – это ждать. Замучил своего соседа Колю Конева (огнестрел в живот) с вопросами о времени. Он даже что-то заподозрил.

- Ты что, по девочкам собрался?

 

В помещении интенсивной терапии было три койки. На одной лежал после операции Юра Машков, на другой – пожилая женщина, теща какого-то начальника. А мы расположились на третей. Всё произошло как в анекдотах типа «приехал муж из командировки». В самый разгар утех в коридоре послышался голос дежурного врача. Что значит профессионализм! Сестричка мигом вылетела в коридор и увлекла врача в его кабинет. А я понесся с бешеной скоростью по длиннющему коридору в  палату. До утра мучился вопросом: почему она выбрала именно меня? К утру вспомнил: позавчера в холле все смотрели телевизор, а я жадно пялился на её ноги. Вот она и заприметила.

Через неделю меня выписали в часть. Несколько раз звонил Шурик прямиком в казарму. В разговоры постоянно вмешивались телефонистки, работающие на коммутаторе связи. Требовали прекратить, на их взгляд, бестолковую трепотню. Шурик моментально взрывался, обещал с каждой лично сорвать погоны и воплотить свои сексуальные фантазии. Что удивительно, никаких последствий не было. Чуть не забыл: Шурик служил в штабе округа, в какой-то роте контроля. Что он там контролировал – до сих пор не знаю.

После службы он несколько раз приезжал в гости, и уж поверьте – нам было, что вспоминать.

 

Лето 1980 год.  Медсанчасть авиагарнизона Кала

Жарким августовским днём дежурил я по штабу эскадрильи. И всё бы ничего, но к пяти вечера почувствовал дискомфорт: левая нога ноет, и в голове непонятное кружение. С трудом стянул сапог и увидел вспухшую ступню. Весело... В срочном порядке сменили и отправили пешим ходом в медсанчасть. Начальник медчасти старлей Марченко две недели безуспешно боролся с недугом: мази, антибиотики. Ничего не помогает. Поверхность ступни оставалась грязно-серой, и при попытке ходить кожа расползалась, выпуская наружу потоки гноя. Всерьез встал вопрос об отправке в окружной госпиталь. Настроение было отвратительное. Спасение пришло в виде рядового Альберта Портапаса из отряда вертолетов. Он убедил меня уговорить начальство не отправлять  в госпиталь, а выпросить недельку в санчасти без медикаментов, упирая на то, что организм, истерзанный препаратами, теряет иммунитет. Сам же Альберт предложил без особой огласки применить старинный метод лечения – бальзам для кожи по рецепту его бабушки. Также в курс леченя по его замыслу для закрепления эффекта добавлялась бутылка местного популярного крепленого вина «Агдам» по вечерам в течении семи дней. Опять же сосед по койке Андрей из батальона охраны, проанализировав ситуацию,  предложил свою посильную помощь в виде ежедневных «косяков» с настоящей «азией», уверяя, что плохой сон по ночам  безусловно мешает организму бороться с недугом ...А у меня был выбор?

Спустя неделю со ступни сняли бинты. Глазам представилась поверхность, покрытая черепашьим панцирем. Марченко долго рассматривал ступню, а потом просто отломил кусок панциря, а потом – еще кусок. Обнажилась розовая  молодая кожа. Марченко вцепился в меня мертвой хваткой, требуя объяснить происходящее. Я героически сдерживал напор и нес всякую чушь. А что я мог сказать в ответ, как объяснить? Сомневаюсь, что рассказ о крепленом вине, бальзаме и «косяках» привел бы его в восторг. Скорее – наоборот. А выздоровлением я обязан своим друзьям и выкрутасам природы (сугубо личное мнение).

 

1982.  ГКБСМП №1, Одесса

Одесская городская клиническая больница скорой медицинской помощи. Вот такое официальное название у больницы. А в народе – «еврейская». Просто «еврейская» – и никак по-другому.

 

Основанная в 1800 году на средства еврейской общины больница насчитывала всего ничего – 6 коек. Спустя почти сто лет больница расширилась до шести отделений и 240 коек. Почему же еврейская? Многотысячные пожертвования от Бродского, Ашкенази и Клеймана говорят сами за себя. Да и врачи – с правильными фамилиями:

Хирург Зильберберг Я.В., терапевт Бухштаб, невропатолог Раймист, отоларинголог Гешелин И.С., рентгенолог Розенблат Я.М., гинеколог Чудновский, уролог Юзефович К. и многие другие.

    

Угораздило меня попасть к врачу с неправильной фамилией. В нарушение всех правил анамнеза (истории болезни) она упрямо желала влезть в моё скромное тело и поковырять иглой, совершенно наплевав на то, что пару лет тому в этом самом месте уже проводилась операция и вены изменили своё месторасположение. А тут еще мама насела на меня. Отчаявшись, я махнул рукой: «Убивайте!»

     

К двум часам ночи желудок наполнился кровью. Затошнило. Рванул на первый этаж к дежурному врачу. Не добежал, рвал кровью на мраморный пол. Лихорадило от потери крови. Дежурный врач с великолепной фамилией Пайс (чтоб он жил сто двадцать!) моментально всё понял. Очень быстро совершил обряд глухой тампонации носоглотки. Чтобы я не отключился, засыпал меня вопросами без остановки: обрезан ли? одалживаю ли деньги? блондинки или брюнетки? стройные или пышные? как давно онанирую? когда планирую эмигрировать? какое имя веселее – Рахиль или Двойра? как долго проживет Брежнев? кто больше врет – «Голос Америки» или «Маяк»? оборву ли половой акт, если грянет «Интернационал»?

Спустя несколько минут я лежал под капельницей и наблюдением медсестры с правильной фамилией, но именем Ира. Утром пришла мама, всполошилась. Медсестре Ирине было обещано срочно подыскать прекрасного мужа. А потом потянулся период восстановления. В палате на первом этаже нас было трое: Гена Красноштейн (косил от армии), Витя Ковальчук (работал на нашем заводе в инструментальном цеху).

Метод развлечения по вечерам был принят за основу процедур, которые проходил Гена. Ему гнали струю воздуха в ухо. При этом он громко кричал два слова: «самолёт» или «пароход». По вечерам мы ставили вешалку для одежды напротив входной двери в палату, тушили свет и хором орали вышеобозначенные слова. На крики вбегал перепуганный врач и сталкивался с вешалкой. Было смешно. Периодически Гена исчезал на ночь и являлся  утром «под мухой», да так, что приходилось помогать ему влезть через окно в палату. Вот что поразительно: когда я поблагодарил доктора Пайса за спасение (так оно и было!), он ответил без особых интонаций: «Ах, ерундистика!» Читатель, оцени!

Незабываемый и насыщенный роман с медсестрой из отделения можно воплотить в книгу, но она жива, у неё семья, и я считаю не совсем этичным об этом распостраняться.

Витю я встречал в 90-е в казино «Эльдорадо», а Гена живет во Флориде, и мы иногда болтаем через Скайп.

 

 

1989. Городская больница №2, Одесса

Общаться с соседом по палате было одно удовольствие. Среднего роста, с густой шевелюрой седых волос, внимательным взглядом, он напоминал мне отца. В разговоре четко и ясно выражал смысл сказанного и не употреблял слова-паразиты. Высокая культура и интеллект выделяла его среди пациентов отделения больницы. Оказались мы в палате для  участников войны вдвоем. С учетом свободного времени, а его хватало с избытком, мне выпала большая удача общения с одесским поэтом Александром Гейером. В однообразную и неторопливую больничную жизнь хлынул поток активных дискуссий, обмен мнений и даже споров.  На его тумбочке лежало несколько книг. Одну из них я прочитал залпом. И на целые сутки впал в молчание. Такое случается, когда вступаешь с самим собой в долгий и тяжелый спор. Сосед забеспокоился. Отмалчиваться стало неудобно, и меня прорвало. Книга называлась «У войны не женское лицо» белорусской писательницы Светланы Алексиевич.

У войны самое настоящее женское лицо. Война между государствами, а значит, и между народами начинается не с военных действий на границе, а с проводов на фронт, когда миллионы людей провожают женские глаза. Смысла не имеет перечислять, сколько на себе вынесено с полей сражений и жизней спасено женщинами. Всю армию обстирывали женщины. Около полумиллиона женщин служили в прифронтовых частях, на передовых позициях и в тылу противника. Сколько трудилось в тылу, отдавая все силы ради победы, не передаётся учету. И война заканчивается не салютом Победы, а миллионами женских глаз, поблекшими от слез, встречающих фронтовиков. У войны самое настоящее женское лицо. Сугубо моя точка зрения.

Наша жаркая дискуссия была прервана заведующим отделением профессором Львовым. Следуя по коридору в сопровождении подчинённых, он достаточно громко выражал недовольство моим нахождением в палате для участников войны и, признавая меня здоровым, приказал сегодня же выписать на свободу. Пришлось возмутиться: должность заведующего отделением, равно как и профессорское звание, не позволяет нарушать основы врачебной этики и  информировать публично о состоянии здоровья пациента. С этими правилами любой первокурсник мединститута знаком. Обида взыграла во мне. Сразу после капельницы я тепло попрощался с соседом и тролейбусом №11 убыл домой. На память Александр Гейер подарил мне свои стихи.

 

 

На подходе к дому мое тело охватила крупная дрожь, закружилась голова. Температура зашкалила за 40 градусов. Вызвал «скорую помощь». Сознание временами пропадало. Быстро прибывшим медикам я успел сообщить, что только что выписан из больницы №2, и... отключился. Слышу голос, пытаюсь сосредоточиться. Вижу перед собой ангела в белом одеянии, только почему-то ангел в чистом виде африканец. Эка меня вставило! А ангел тем временем на ломаном руском языке спрашивает, что у меня болит. Язык не слушается и отказывается от диалога. Отключился опять. Повеяло ветерком: на каталке транспортируют по внутренней территории больницы. Головой вперед – уже веселей. Справа – одноэтажное здание с ободряющей  вывеской «Морг».

 - Завернем?! – Пытаюсь прояснить ситуацию.

- Успеешь, весельчак! – Санитар покрутил пальцем у виска.

Потом опять потерял сознание. Невыносимая боль в области филейной части (противошоковый укол) – и тишина... Очнулся. За окном стемнело. Один. Самая настоящая круглая старинная зала с мраморными колоннами по периметру! В таких помещениях при царе-батюшке обычно балы давали дворяне, вроде нашей дискотеки. При царе строили, тут и гадать нечего. Слышу голоса, они доносятся из-за высоченных, почти до потолка двухстворчатых дверей. Подкрался. Голоса женские, но, увы, пенсионные. Грустно возвращаюсь на койку, и тут открываются двери с противоположной стороны. Миловидная женщина бальзаковского возраста внимательно смотрит на меня.

- Очнулся ?

Кивнул головой.

- А где я, доктор?

- Реанимация второй больницы. Совсем ничего не помнишь?

- Помню, доктор, ангела в белом, только африканца.

Её заразительный смех фейерверком плеснул во все уголки зала.

- Это был не ангел, а наш врач родом из Конго.

- Из Демократического?

И снова смех.

- Как ты себя чувствуешь? Чего-нибудь хочется?

- Как родился второй раз, доктор. Очень хочется танцевать.

Глаза у доктора широко распахнулись.

- Нет-нет, доктор, со мной всё в порядке, я пытаюсь объяснить. При царе это помещение использовали как приёмную для гостей или малый бальный зал. Потому помещение круглое, мраморные колонны у стены и вот там, наверху, замурована антресоль, где находился оркестр. Медь парадно блестит. Вы слышите? Это вальс. Шелестят женские платья, запах духов и стройные фигуры военных. Незаметно для всех переглядываются влюбленные, сердца готовы выпрыгнуть из груди, а для кого-то сегодня первый, первый бал в жизни. Увы, не для меня. Не умею.

 

- С того света – и танцевать! Боже мой, ты безнадежный романтик!

Мягко, плавающими шагами приблизилась ко мне, ладонь левой руки легла на моё правое плечо, две руки в стороны, правая рука обвила талию. Пахнуло мягким ароматом женских духов. И шепоток в уши:

- Раз-два-три, раз-два-три ...

Стремительно в голову ворвался вальс, мелькнуло строгое лицо графа Андрея Болконского и счастливые глаза Наташеньки Ростовой. Закрутило, завертело и унесло туда, в начало девятнадцатого века. Упоение...

 

Очнулся. Сижу на койке, сильное сердцебиение и голова кружится.

- Ты сегодня кушал?

- Да, завтракал в отделении утром.

- Ясно, ложись и не вставай.

Успокоив желудок пищей,  я уснул без снов и видений. Или так: без сновидений.

Утром на дежурство по реанимации заступил другой врач: мужчина ростом под два метра и очень широкими плечами. Прикинув, что до понедельника я сойду с ума от скуки (а была суббота), я приклеился к врачу с настойчивой просьбой выписать. Какие только диагнозы в мой адрес я от него услышал! Он убегал от меня по всем помещениям, пытался запереться в дежурном кабинете. Со стороны это напоминало погоню Моськи за Слоном – обхохочешься! После обеда всё-таки его допёк. С радостью подписав бумагу о добровольном уходе, я помчался домой.

В понедельник пришёл за больничным, а моё тело почему-то с утра искали в морге. Потом всё прояснилось. Я выслушал официальные извинения и в темпе недавнего вальса свальсировал домой. Вот только курс лечения закончился провалом и продолжился в другой больнице.

 

Больница «водников»,  декабрь 1989 – январь 1990.

 

Больница «водников» была не простая, а привилегированная, потому как принадлежала ЧМП (черноморское морское параходство). А поскольку у такой мощной государственной компании валюта водилась не на шутку, то и медицинское оборудование было на высоте. Лечиться там было одно удовольствие, и врачи были в меру профессиональные.

Спустя недельку я вышел вечерком вдохнуть свежего воздуха. Рядом никого, тихо, и снежок – тонким ковром на земле.

 - Сеня, ты?

Надо же, кто-то со спины меня узнал, значит, из старых знакомых! Оборачиваюсь: передо мной стоит Лёша. Обнялись. Двухметрового роста, с гривой черных волос до плеч, с усами до подбородка, он был личностью полутаинственной с тех пор как мы познакомились в 70-х. Обычно  появлялся раз в году, одалживал 200-300 рублей на пару месяцев, появлялся точно в срок, возвращая долг, добавлял  бутылку марочного вина. И исчезал на год. В последние годы традиция была нарушена по не известным мне причинам. И вот – встреча. Говорил он всегда мало, как будто выжимал из себя слова через силу.

- Ты после отбоя заходи, я в котельной работаю. По дорожке этой пройдешь за поворот. Кирнём, былое вспомним.

     

В условное время я разыскал довольно обширное помещение. Система отопления издавала мерный, не мешающий разговору однотонный гул. За столом уже сидел Лёша в компании мужчин (пациентов больницы), где  под  сальные анекдоты шла игра в клабор. У стола на полу красовались два ящика с запечатаными бутылками водки, различных вин и пива. Поздоровкались, как положено. Чтобы не стоять над головой и не мешать игре, я устроился на одной из широких скамеек со спинками в нескольких метрах от игроков. Распологались скамейки буквой «П», и внутри самой буквы на цементном полу лежало круглое оцинкованное корыто с  древесным углём. Лёша махнул рукой:

- Не скучай, закусь ждём!

Дверь распахнулась, вбежал среднего роста худощавый мужчина с двумя большими сумками. Под радостные возгласы на стол в обилии легла снедь, далёкая от больничного рациона. Взгляд упал на меня.

- Лёша, у нас пополнение? Надёжно?

- Ой ..!

- Ясно, свои.

Подошел ко мне, протянул руку. Когда перед тобой лицо, перепаханное бороздами судьбы, и живые молодые глаза, остаётся только поблагодарить провидение такому щедрому подарку и ждать интересного общения. Чего-чего, но такого ... 

Его звали Виталий, слегка за шестьдесят, подвижный и безволосый. Как-то необычно быстро растопил угли. В кастрюле с водой промывал картошку и зарядил речь о пользе печёной картошки именно на древесном угле. Речь продолжалась минут двадцать. Затем повисла пауза. Он посмотрел на меня затяжным взглядом:

- Молодец, умеешь слушать и не перебивать.

В животе похолодело. Так обычно происходит в предвкушении интересных жизненных историй.

 

ЗАКОН  и  СПРАВЕДЛИВОСТЬ

В 70-х годах он служил в доблестных рядах советской милиции заместителем начальника угрозыска района. К тому времени в нём вполне сформировалось понимание справедливости и закона, а если точнее – отсутствие справедливости в законах. Не хватало рядом только такого единомышленника, кто не суёт голову в песок, выставляя собственный зад для согласия с несправедливостью. И такой объявился в роли стажера юридического факультета местного университета. Долговязый блондин Стёпа: вечно удивленный взгляд голубых глаз, бледное личико и оттопыренные уши. Подбирая единомышленника, Виталий всем стажерам подсовывал два старых «висяка». Для закона это были нераскрытые уголовные дела, которые сам Виталий раскрыл и во имя справедливости «заглушил». Внешность очень часто бывает обманчива. За детским обликом стажера скрывался тонкий аналитический ум и логика. Первое дело он разгрёб в две недели. Доклад проходил у Виталия в домашней обстановке и за накрытым столом. Дело было о смерти старшего оперуполномоченного одного из районов города  Александра Коргача.

 

- Странная смерть, Виталий Сергеевич: отрезали под корень всё хозяйство между ног. Гениталии отделены от тела. Была мыслишка: ошибка преступника – перепутал. Но если это ошибка, то позже эту самую ошибку преступник должен исправить. Так ведь нет, годы тикают, а подобного нет ни в одной ориентировке. Пришел к выводу, что преступник не ошибся, но мотив должен быть достаточно серьёзный. И само деяние очень напоминает месть. Решил покопаться в биографии – ничего особенного. Родом из деревни, поступил в школу милиции, служил, женился и.т.д. Сходил к его вдове. Она уже замужем за другим. От бывшего  мужа только фотография милицейского выпуска школы осталась. Побывал в самой школе милиции, а там встретился с заместителем начальника школы, который учился на одном курсе с Коргачем. Вот он-то и посоветовал поискать двух закадычных друзей Коргача: Буренкова и Сургучёва, расспросить подробно, может, и всплывёт полезная информация. Так ведь попробуй найди, когда выпуск по всей стране разлетелся!

И отправился я в городское управление запрос отправить в кадры. Да только майор, с которым я беседовал, а это оказалась женщина, припомнила, что несколько лет тому назад подобный запрос уже поступал на эти две фамилии. Очень быстро разыскала копию запроса. И оказалось, что запрос подавали Вы. По совокупности данных предполагаю, что Вам всё известно и по каким-то особым причинам Вы дали мне старый «висяк». Особенно с учётом того, что Буренков и Сургучёв ушли на тот свет по разным причинам с разницей в полгода после смерти Коргача.

 

- Высше всяких похвал, Степан, даже не ожидал! Ты прав. Они дружили с первого курса школы милиции. Даже в патруль по городу их назначали вместе – старшим всегда Коргач. Летним поздним вечером в парке они встретили симпатичную студентку и изнасиловали её. Коргач насиловал, друзья удерживали жертву. Разум помутился у девушки. В народе говорят «тихопомешанная». А через два года демобилизовался из армии её старший брат. Он разыскал троицу и воздал по справедливости. Мне очень хотелось пожать ему руку, но ради предосторожности я не рискнул.

Повисла долгая тишина.

 

- А я бы попробовал, – задумчиво произнёс Стёпа.

- Что?

- Пожать ему руку! – с вызовом бросил стажер и покраснел.

- Даже так?

- Несомненно! Вы правильно сказали: «воздал по справедливости», очень точное определение, но хотелось бы понять мотивацию самого преступления. Я не понимаю причин содеянного. Не понимаю.

- Эх, Стёпа, на досуге почитай замечательную книгу Сомерсета Моэма ...

 

Стажер резко вскочил и схватился за голову:

- Ну конечно, «Бремя страстей человеческих»! Ах, как он был прав, они сломались: искушение, страсть, власть над человеком!

 

(От автора: Сомерсет Моэм – неимоверно интересная личность в мировой литературе. Он блестяще описывал борьбу человека с собственными желаниями, которые противоречили его же взглядам. А то, что он был бисексуалом и британским разведчиком – так у каждого свои причуды).

 

Вот это номер! А стажер–то не только интеллектуал, а еще и эрудит! В угрозыске такими не разбрасываются. И Виталий выложил на стол второй «висяк». Дело в том, что само «дело» он раскрыл (для себя), но до мотивов не добрался по причине развода с женой, а потом всё съехало на тормозах, и папка нашла своё место на одном из длинных стелажей  архива. Прошло три недели, Стёпа словно растворился, а до окончания стажировки – всего два дня.

    

Пятница. Вечер. Телевизор. Футбол. Чего не хватает? Пива и рыбы, правильно! Виталий запасся заранее. Тут главное не название рыбы – вобла или тарань, а качество соления и сушки. (От автора: вобла и тарань – всё едино плотва, только первую промышляют в Каспийском море, а вторую в Черном и Азовском).

    

В самый перерыв футбольного матча заявился Стёпа: небритый, уставший, но возбуждённый, с рюкзаком за спиной. С ловкостью фокусника из рюкзака извлекалась закуска. При сочетании на столе алкоголя и еды еда автоматически попадает в разряд закусок, тут всё понятно. Рядком на столе выстроились банки с солёными грибочками, вяленая оленина и сохатина, тетерев и дикая утка в маринаде. Венцом фокусов оказалась литровая бутылка с коньячного цвета жидкостью и пяток сушёных рыбок.

- Вот оно – самое необычное, Виталий Сергеевич. Берем рыбу, закрываем глаза и нюхаем. Чем пахнет?

Глаза Стёпы радостно блестели в явном предвкушении эффекта.

- А пахнет, Стёпа, явным выговором. Ты почему умчался в Сибирь без разрешения? Я ведь не против, но предупредить нужно! А рыбка эта называется «тугунок», и если правильно просолена, то всегда пахнет свежим огурцом. Содержимое рюкзака – всё из Сибири.

Удивленный стажер рухнул на стул и вытаращил глаза.

- А теперь проверим содержимое бутылки. Ай да Стёпа, удружил не на шутку! Да это «мухоморовка» в натуральном виде! Немного ягод можжевельника плавают, ага, несколько листиков зверобоя. Выговор отменяется! Моешь руки – и за стол. Челюсть подбери, Степан: я жил в Сибири много лет.

Нераскрытое дело выглядело следующим образом. В своей квартире был обнаружен труп пенсионера Лугова Юрия Петровича шестидесяти трёх лет. Примерный гражданин, с законом никогда не конфликтовал. Врач констатировал смерть от отстрой потери крови вследствие гипертонического криза. Кровь хлынула носом, помочь было некому, и человек попросту истёк кровью. В разряд естества эта смерть не прошла по нескольким причинам. Рядом с трупом у самого пола на стене виднелась красного цвета надпись «Прохор», и экспертиза установила, что надпись выполнена кровью. Узор крови на полу явно указывал на след обуви еще одного человека. В дополнение обращала на себя внимание полочка для бутылок из-под алкоголя, где отсутствие пыли явно указывало на исчезновение одной из бутылок.

И Стёпа не ударил лицом в грязь:

- Присутствие второго человека действительно имело место, но убийства, насилия – нет. Ни прямо, ни косвенно по делу никого по имени Прохор и близко не было. Пытался построить события в логическом порядке и всё равно не складывался домик, Виталий Сергеевич. Тогда пришлось играть от противного, поставив себя на место ушедшего. Кстати, эксперта я разыскал. Так у него тоже остались белые пятна от этого дела. Крови на полу должно было быть больше от такого гипертонического криза. Вот я поставил себя на место того, второго. Если предположить, что во время разговора у Лугового хлынула кровь носом, то большая верояность, что кровь попала на одежду не известного нам человека. Учитывая погоду, это мог быть плащ, легкая куртка или пиджак. Вот я и представил, что у меня одежда в крови. Первая мысль – о бегстве. Почему не о помощи? А она была? Телефон на столе, звони 03, а звонка нет. Значит, умерший для меня больше недруг, чем друг. Быстро покинуть квартиру и раствориться среди других – вот, что важно. А самая лучшая маскировка для одиночки – это быстро влиться в окружающий мир без особых подозрений. Он хватает бутылку вина с полки, обязательно красное вино кагор или каберне. Сбегает по лестнице во двор, сделав пару глотков для запаха. Выскочил из подъезда. А двор-то сквозной! И инстинкт направляет его в другую сторону от входа, куда он заходил, дабы не мелькать там во второй раз – можно на случайных прохожих натолкнуться. У выхода на другую улицу он обливает одежду вином, и мы видим перед собой обыкновенного пьяного человека. Мало того, он перешел на другую сторону улицы и у забора принялся распевать песни. Бдительные граждане вызвали милицию, которая прибыла довольно быстро, и его увезли. Да, увезли, только не в медвытрезвитель, а в гостиницу, где он переоделся и дальше – на вокзал, к вечернему поезду в Новосибирск. Заплатил за услуги он щедро, аж пятьдесят целковых. Для спокойствия всё же паспорт проверили. Дабы скрыть подобное деяние, в милицейском отчете записано, что алкаша увела домой жена. А о побочном заработке – ни гу-гу. Более того, улица, где он пел песни, по районному делению принадлежит соседям, и никто не связал по сводкам смерть в одном районе и пьяницу в другом районе. Ну, а фамилия его ...

- Прохоров, Стёпа. Это мне известно. Также известно, что ты двинул свои поиски в Новосибирск и разыскал неуловимого Прохорова. Так?

- Обязательно!

- Судя по гостинцам, вы подружились, и потому приступим к благородному сибирскому напитку. А у тебя, Стёпа, похоже, за пазухой увлекательная история. Или нет?

- Или да, Виталий Сергеевич. История настолько невероятная, просто фантастическая!

Будущие коллеги опрокинули по стопке, и рассказ неторопливо продолжился.

 

Юрий Лугов и Сергей Прохоров, два закадычных друга, разведчика, закончили войну в Берлине. Только война для них ещё не совсем закончилась. Вместе с сапёрами они проверяли всё, что располагалось под землей: от подвалов до подземных туннелей и метро. В тот день они возвращались в расположение разведроты затемно. На улицах было тихо и мрачно. Внезапно послышались крики о помощи на немецком языке. Реакция разведчика молниеносна: автомат с плеча – и одним махом в окно первого этажа!

Грохоча сапогами, кто-то убегал из квартиры. Мелькнули тени у выходной двери. Короткая очередь из автомата. Шум падения тела и глухой топот убегающих. Вспыхнула спичка. Свеча на столе. Комната осветилась. В углу между диваном и шкафом старик со старухой бьются крупной дрожью, и рядом – девчонка лет тринадцати в изодраном платье. Лугов их по-немецки успокаивает. Прохоров вернулся, лицо злое. Всё стало ясно: девчонку пытались силой взять, да не успели. Какой стыд за армию! На погонах ведь не свастика, а звёзды! Одного насильника – наповал. Немцы лопочут слова благодарности безостановочно. А старик половицу в самом углу приподнял, шкатулку извлёк, открыл и протягивает. В шкатулке – цепочки да монеты золотые. Просит принять в благодарность. Прохоров извинился, как мог, и говорит Лугову, мол, пойду доложу, ты тут покарауль. Недалеко от расположения роты встретил комендантский патруль. Предъявил документы, коротко сообщил о происшествии. А спустя два дня ночью его прямо из койки – и в военную прокуратуру. Арест.

На следствии предъявляют фотографии убитых стариков и девчонки, шкатулку с двумя золотыми монетами на донышке. А из его личного вещевого мешка в присутствии понятых извлекают с десяток монет, родных сестёр из шкатулки.

Рухнул мир для солдата, ушло в прошлое понятие дружбы, чести, совести. Больше года вместе с Юркой Луговым в разведке, жизнью рисковали не раз и всегда было по чести, а тут ... Сломался друг Юрка на златом металле и друга не пожалел.

Виновным себя Прохоров не признал и получил длинный срок на солнечный лесоповал. От расстрела его спасли три ордена «Слава», кои и отобрали в размен на жизнь. А спустя пяток лет на свидание в лагерь приехала жена с сыном. Вот тогда он всё и рассказал. Жена заливалась слезами, а сын жадно слушал, запоминая слово в слово, ибо уготовил он свой трибунал для человека, принесшего в их дом горе. Спустя годы сын Сергея Прохорова разыскал Лугова. Увидев на пороге квартиры молодую копию своего бывшего друга, Лугов впал в панический ужас. Он пятился вглубь мелкими шажками до тех пор, пока спина не уперлась в сервант. Совсем близко к нему стоял молодой человек и смотрел ему в глаза. Вот этого взгляда и боялся больше всего в жизни Лугов. Не стыд, а страх о содеянном преследовал его всю жизнь. От скачка кровяного давления  хлынула кровь, и он упал на пол, потеряв сознание. Ненадолго очнулся и в последний момент решил покаяться, пытаясь написать на стене «Прохоров, прости». Но не успел. Там, высоко, в небесном трибунале приняли его покаяние и привели приговор в исполнение мгновенно. Для высшего суда  важны не деяния, а мысль, приведшая к деянию.

 

... До чего всё-таки прелестно в час ночи уплетать печёную картошку, извлечённую из золы древесных углей, да с лучком, да с селедочкой! Плевать, что в котельной. Главное – атмосфера...

 

- А Стёпу для чего испытывали? Я понял так, что на него были определенные планы?

 

ЗАКОН И  СПРАВЕДЛИВОСТЬ (продолжение)

- А как же, обязательно! Тут всё дело в понимании происходящего. Человек проживает в обществе. Можно в упрощённом варианте говорить, как об особи в стаде, но разум не убрать; не убрать понимания своего места в стаде или обществе. И, что главное – насколько справедливо общество и законы по отношению к самому обществу в целом и к каждой личности в отдельности. Побуждаемый самыми искренними порывами борьбой с теми, кто мешает честно трудиться и просто жить, я влился в ряды уголовного розыска. Идёт время, я ловлю грабителей, убийц, насильников и полностью убеждён в выборе профессии, да и душевно стабилен. Я понимаю свою нужность обществу и потребность общества во мне. Это и есть гармония общего жития. И вот как-то раз, попивая пивко в соответствующем заведении с абсолютно не знакомым мне человеком, выслушиваю его историю. Работал он технологом на пивзаводе, а заливал пивом ущемлённое профессиональное самолюбие, пострадавшее в неравной борьбе с начальством.

Суть инцидента предельно проста: несмотря на его протесты, старший технолог нарушил по каким-то своим причинам технологию производства пива, и в итоге пять тонн «недопива» пришлось слить в канализацию, выставив виновником его самого. На следующий день рассказываю «пивной случай» ребятам из ОБХСС. Естественно, зная меня как человека, отвечающего за свои поступки, они получили санкцию на проведение проверки. Неделю, что называется, носом землю рыли – и никакого результата. Документация в абсолютном порядке, комар носу не подточит. Но ведь сырье для восполнения утерянных пяти тонн продукции где-то взяли! И позже я выяснил, что директора всегда выручал свояк, а работал он в городском исполкоме в отделе снабжения. Тогда пришлось искать другой  путь, не законный, но более действенный и справедливый. Следует увязать в единое, что объединяет жуликов таких предприятий как пивные, коньячные, ликёро-водочные заводы, мебельные фабрики, предприятий бытовой техники, кожгалантерея, ювелирка и так далее вплоть до универмагов, ресторанов, гостиниц. Они воруют  государственные средства. Примеров – масса. И вот два насвкидку. Ресторан. Половина зала пуста, а на входе швейцар людей не пускает, пока в руку не упадёт четвертной. Итог: народ не может потратить деньги в казну государства. То же самое с гостиницей: позолоти сперва ручку на входе – и будет тебе номер. Типичное казнокрадство. А что глаголит история? Иван Грозный, укрепившись на троне, сразу ввел смертную казнь. Борис Годунов сменил всех старых чиновников, новым удвоил жалование, напомнив одновременно, что смертная казнь не отменена. Но дальше всех шагнул Петр Первый. Он учредил институт фискалов для тайного надзора за чиновниками. Туда же сыпались все доносы от граждан. Патриотизм заменили на 25 процентов доносчику в случае подтверждения. Одновременно доносчики защищались государством, даже если чиновника за жабры не взяли. Открытый надзор за государственными служашими осуществляла созданная царём прокуратура. И учреждения таки работали.

После того, как сибирский губернатор князь Гагарин был изобличен в коррупции, по приказу  Петра I он был повешен при всем столичном бомонде. Архангельский вице-губернатор Курбатов был приговорен судом к большому денежному штрафу. Вице-губернатор Корсаков был публично наказан кнутом, а двум сенаторам князьям Волконскому и Апухтину жгли языки раскаленным железом. Не избежал наказания и обер-фискал Нестеров, который изобличил в коррупции князя Гагарина. На площади, принародно его четвертовали за крупную взятку. А главное то, что производилась финансовая и имущественная конфиская казнокрадов, и деньги шли в доход государства.

Наш дорогой и горячо любимый Леонид Ильич до царя явно не дотягивал, и тогда пришлось часть забот принять на себя. Через год уже с выпускником Стёпой мы перевелись в ОБХСС, так легче работать с подопечными. Нет, мы не последователи Юрия Деточкина, у нас была своя цель, хотя часть работы проходила именно в ключе стратегии киногероя. Для начала собиралась информация: обычно это было питейное заведение возле интересующего нас учреждения. Непринужденно, под пиво, сдобренное водкой, языки у людей, вышедших после восьмичасовой смены, охотно развязывались. Так можно узнать, что замдиректора меховой фабрики не подписал прогрессивку, сволочь, а жене купил «свежего жигуля»,  имея собственную «Волгу». Или кирпичный завод, где почти треть кирпича идет «налево» с подачи начальника производства. А Стёпе разок так подфартило, что он завалился в кровать (с моего разрешения) с секретаршей начальника областной потребкооперации. Механизм изъятия ценностей в любом виде проходил по стандартной схеме. Телефонным звонком клиенту предлагали поделиться кубышкой, запрятанной на даче, или на следующий день люди в погонах приедут в гости с ордером. Это уму непостижимо – практически все жулики прятали кубышки именно на дачах, свято веруя, что о дачах никому не известно, поскольку они оформлены на дальних или близких родственников. Натурально идея-фикс. И традиционно сразу после звонка, а это было к  семи вечера, они мчались на дачи с целью перепрятать злато-серебро. На выходе из дачи мы встречали бедняг в дружной компании понятых. Деньги шли в доход государства.

Совсем не так пошло дело с ювелирным заводом. Нечистый на руку товарищ вообще не был удивлен и даже предложил встретиться. Чуствуя подвох, пришлось подстраховаться. Вот уж мне повезло со Стёпой, выдумщик высшего уровня! Недалеко от места встречи он устроился на пару часов продавцом театральных билетов (выпросил у знакомого). А что тут странного: столик переносной, афиша и студент на подработке. За пять минут до встречи я подошел к нему. А он и сообщил, что место встречи «грязное», непонятные люди «цинкуют». Да я уже и сам срисовал одного: стоял он у витрины гастронома и в отражении следил за ситуацией. Повезло нам не угодить под КГБ. Ну, уж если воровство идет на таком уровне, то пора менять тактику. 

И тогда мы стали брать кубышки на элементарный гоп-стоп. А службу несли исправно, без фанатизма, и со временем меня назначили главой ОБХСС по городу. И звание полковника было отнюдь не лишним. Что самое главное в нашем деле – это «чуйка». Она-то и подсказала, что нас потихоньку обкладывают. И не только инспекция по личному составу, но еще и чекисты. Вот тогда мы и растворились на просторах нашей необъятной родины в разные стороны. Где сейчас мой верный Санчо Пансо – мне неизвестно, но надеюсь, что у него всё в порядке.

Угли романтично потрескивали, бросая огненные ляпы на стены, игроки за столом вовсю жарились без всякой романтики. Третий час ночи. Дотянуть до утра...

- А «чуйка» – она от природы или приобретённая?

- Это длинная история... – протянул он задумчиво.

- Так мы вроде и не спешим..?

 

«Чуйка» – страхование жизни

Устало лязгая сцепами буферов, состав с заключенными прибыл на запасной путь небольшой сибирской станции. Охрана очень быстро рассыпалась вдоль вагонов, а начальник конвоя лейтенант конвойных войск НКВД Сергей Мартынов разыскал на станции дверь с табличкой уполномоченного НКВД.

 

- Серёга, дружище! – Уполномоченный бросился обнимать растерявшегося Сергея.

Вот это встреча! Они подружились лет десять тому назад, когда в составе сводного отряда чекистов еще двадцатилетними мальчиками гонялись за бандой Джунаид-хана по пескам Хорезма. Потом несколько лет не встречались – служба раскидала. И вот встретились. Димка совсем не изменился, разве только небольшие усы отрастил для солидности. А хохолок на макушке по-прежнему был непокорный и вскакивал, как у попугая, по всякому эмоциональному поводу.

- Рассказывай, чертяка, как живёшь, что нового? Женился уже, дети?

- Эх, Димыч, сразу всего и не расскажешь, а времени нет – мне дальше двигаться на Иркутск.

- Отменяется, всё отменяется! Твой паравоз уже прибыл. Вот тебе приказ: знакомься и – к исполнению!

 

Приказ повелевал принять к управлению исправительно-трудовой лагерь, составленный из его же состава сопровождения. К приказу прилагался толстый пакет с инструкциями и дополнительными приказами.

- Может объяснишь, Димыч, что случилось-то?

- А удивительного ничего нет. Ты вот катаешься по железке годами и ничего кроме вагонов не видишь. А в стране события происходят. Обратил внимание, как увеличилась активность перевозок заключенных? Вот то-то и оно! На улице апрель 1938 года. Заговоры, вредители, политические, уголовники. Лагеря плодятся как грибы после дождя, а людей катастрофически не хватает. И тут начальство вспомнило о тебе.

 

- А я тут каким боком?

- У тебя сколько было конвоев в этом году?

- С этим будет восемь.

- Какие потери заключённых за это время?

- Если взять средний показатель, то двенадцать человек.

- А у других – от полусотни и больше! Улавливаешь мысль?

- Не очень...

- Всё очень просто. Условия перевозок у всех одинаковы, но у тебя очень низкий показатель смертности. Вот и причина. Ты умеешь в одинаковых ситуациях выполнять приказ с минимальными потерями. И не один раз, а постоянно. Поэтому тебя и назначили начальником нового лагеря.

 

- Ну, для охраны особого таланта не требуется.

- Да не в охране дело, Сергей. Производительность – это самое главное. Заключенные будут работать, стране нужен производительный труд. – Димыч бросил взгляд на закрытую входную дверь. – А какой к чертям труд, если они мрут и работы не видать... Вот ты и должен переломить ситуацию в нашем районе. Тем более, что у меня предписание помогать тебе во всём. И я помогу, не сомневайся.

- Не сомневаюсь, Димыч, не сомневаюсь. А мрут...

Дмитрий тяжело плюхнулся на стул и забарабанил пальцами по столешнице. Кивнул на толстый пакет:

- Ознакомишься – поймешь. И, что тревожит, так это нехватка времени. Сказать, что людей не хватает, значит ничего не сказать. Поэтому перейду сразу к главному. От нашей станции проложена ветка длиною в тридцать верст в тайгу. На той стороне поставишь лагерь силами самих заключенных. Через месяц-полтора от тебя ждут первых результатов – лес. Вдоль ветки проведено электричество, телефон и узкая грунтовка. Десяток вохровцев на месте охраняют всё необходимое для строительства лагеря, инструмент для работы, продукты питания на три дня. По всем вопросам звони мне в любое время дня и ночи. Уж поверь, мне очень важен рядом надежный товарищ, и я рад, что это будешь ты. Через час вы отправляетесь к месту.

 

Сергей грустно покачал головой , а потом взлохматил волосы:

- Эх, Димыч, нам ли бояться трудностей! Всё ж вместе легче. Пойду: покормить наличный состав необходимо.

- И где это ты продуктами разбогател?

- Пойдём, глянешь, отчего у меня процент потерь невелик.

Составы с «врагами народа» узнавались самим народом с одного взгляда. Неуверенность в завтрешнем дне толкала их инстинктивно помогать тем, кто находился внутри. Ведь завтра на их месте могли оказаться они сами. Слух о заключённых разлетелся по округе в один момент. Когда друзья подошли к вагонам, то перед шеренгой охраны уже стояло несколько десятков местных жителей с узелками, торбами, свертками, бидонами.

 

- Пеструхин, ко мне!  Выполняем быстро с последнего вагона!

Сержант Пеструхин трусцой пробежался вдоль линии местных жителей и что-то им кричал на ходу. Люди торопливо складывали продукты на землю кучками и отходили подальше от охраны к стенам складских помещений.

- Караул! Десять шагов вперед! Стой! Кругом! Пеструхин!

Дверь дальнего вагона отьехала в сторону, из него очень быстро выскочили двое заключенных, подбежали к продуктам на земле, сложили в мешок и вернулись в вагон. В то же мгновение распахнулась дверь следующего вагона. За четверть часа всё закончилось. Народ расходился. Проходящая невдалеке старушка осенила крестом друзей и, утирая кончиком платка слёзы, побрела дальше.

- А не боишься, что сообщат?

- Уже было, Димыч, было. Два раза. Старший майор прибыл из управления. Поговорили, посмотрел процент умерших – и на этом всё закончилось. Только сказал, что рабочие руки важнее трупов.

- Повезло тебе с майором.

- Это уж точно. Только вот объясни, как быть с переселенцами? У меня их три вагона. У них проживание вне лагеря, хотя и под комендатурой.

- Приказ отдан по всему составу, пусть строят себе жильё рядом с лагерем. На месте виднее будет.

- А кого назначили заместителем по оперативной?

- Замотался в этой круговерти, он уже на месте, лейтенант Сиротин. К нам пришел из угрозыска, а более ничего не известно. Как будет время – приезжай, я живу здесь, при станции. Ну, Сергей, до встречи!

Они обнялись.

 

Около часа добирались до места будущего лагеря. Сергей жадно просматривал содержимое документов. План и схема лагеря отсутствовали. Стало ясно, что во многом придётся рассчитывать только на себя и не бояться ответственности.

Лейтенант Сиротин оказался мужчиной лет на десять старше Сергея, с подвижным лицом, вихром пшеничных волос и заметным шрамом у левого виска от кастета. Времени зря он не терял: уже было установлено несколько палаток, под брезентом на земле аккуратно разложено и рассортировано имущество.  За оставшиеся три часа до заката солнца предстояло расположить заключённых прямо на земле и обеспечить охрану на всю ночь. Последующие несколько часов и были своего рода экзаменом на скорость и умение действовать в нестандартной ситуации. Сиротин носился вихрем, и команды сыпались горохом. Плоский участок территории, свободный от леса, условно разделили по секторам. Отдельно спецпоселенцы, бывшие армейцы, уголовники; бытовики и гражданские по 58-й статье – вместе. Между секторами – разделительные полосы в два метра шириной. Предусмотрительный Сиротин с вохровцами заготовили немало дров для освещения в ночь. Костры разложили между секторами и по общему периметру для обеспечения охраны. На бугре очень кстати установили пулемет, второй – на крыше вагона.

Метрах в двухстах за откосом протекала река. Цепочкой построили переселенцев, выдали ведра, запаслись водой до утра. Сергей шерстил среди «врагов народа» в поисках проектировщиков по строительству, электриков. Выудил из общего контингента одного перепуганного очкарика и трех электриков.

 

- Пеструхин, пусть проверят наличие необходимого инвентаря для освещения и план работ составят! Фамилия?

- Карасёв, чертёжник института архитектуры.

- Здесь будет лагерь, Карасёв. Понятно?

- Понятно, гражданин начальник, а проектная документация?

- У тебя в голове, Карасёв. Местность перед собой видишь? Определи площадь для трёх... нет, четырех бараков по двести - триста человек в каждом. Нары в два яруса. Место для общего построения, еще можешь добавить три сортира общих. Вот тебе лист бумаги и карандаш. До захода солнца составь план лагеря.

Сиротин отыскал среди уголовников наиболее авторитетных. Отвёл чуть в сторонку. Одному из них явно возраст не давал повода для надежды на свободу.

- Мазёвый у тебя клифт, дядя. Тебе при них и говорю, потому как крови лишней нам и вам не надобно. Пока живём без «колючки», бузить и пылить глупо. Даже по-мелкому будем шмалить. Как обустроемся – вот тогда и покалякаем за житьё-бытьё. Будет спокойно – будет вам «Индия».

- Да ты, начальник, никак из уголовки, небось и метка тоже наша?

- Интересуешься моей личностью? У Бубна спроси, вот он, во втором ряду кемарит. Так решаем как?

- Лады, начальник, только шамовкой не обижайте.

 

Ночь прошла спокойно. Костры освещали и грели спящих, ухал филин, брехали изредка сторожевые собаки на шорохи из тайги. 

С утра вихрь дел завертелся с новой силой. Валили под размер деревья, распиливали на столбы под колючку – и сразу в землю. Очкарик Карасёв носился со скоростью ипподромной лошади. Бухты колючей проволоки начали свой путь по границе лагеря. Ложились на землю столбы для освещения. Электрики приначивали фонари, готовили провода, ладили будку для трансформатора и силовой станции Боша на дизеле. На третий день колючая ограда оформилась, на четвертый включили освещение. А затем всё подчинили постройке караульного помещения, кухни, бани, складских помещений, управления лагеря, бараков.

На второй день после прибытия Сергей ознакомился с нормами питания для заключенных и сразу загрустил. Подошел Сиротин.

- Что будем делать, Костя? С таким питанием много леса не повалишь. Доски где взять – крыши крыть, нары поставить? Да и вообще ...

- Есть у меня одна мыслишка, Сергей. Тут главное – организоваться. Нужно посоветоваться с умным человеком. С личными делами не знакомился?

- Руки не скоро дойдут – работы выше крыши. Все дела из вагона снесли во вторую палатку. А искать-то кого?

- Скоро вернусь.

 

Сиротин завернул к уголовникам. Быстро объяснил ситуацию.

- Без «жида» (умного) или «артиста» (аферист высшей пробы) не обойтись. Лагерь нужно обустроить, о шамовке думать. На баланде нашей лямку тянуть грустно. Есть кто?

- Для правильного дела у нас всё есть, начальник. Адвокат!

Из толпы вынырнул среднего роста мужчина лет сорока. Ангельское личико, добрые глаза располагали к доверию.

В палатке Адвоката угостили «беломориной». Сидя на ящике с гвоздями и закинув ногу на ногу,  он потягивал папироску, внимая речам «кума».

Ответил не сразу, было заметно, что в его голове происходит мыслительный процесс.

- Граждане начальники, как человек я вас понимаю, и забота о людях, даже о заключенных, мною приветствуется. Стране необходим лес, и с вас спросят. На голом месте создать без помощи что-нибудь – невозможно. Для этого существует одно из достижений человечества – внешняя кооперация. Только не путайте смысловое значение с кооперативом или артелью. Ладно, объясню проще: ты – мне, я – тебе. Необходимо наладить производственные связи с другими предприятиями. Понимаете? Для примера приведу последнюю станцию прохождения. Что вы видели? Ничего. А я видел из узкого окошка вагона стада коров за станцией, у самой станции за складами – мастерские без признака людей. Вот с этого и нужно начинать, постепенно расширяться. Понимаете?

- Не совсем, Адвокат, говори понятней!

- Чего тут понимать: стада коров – это колхоз, мастерские – это средства производства. У вас – рабочая сила и лес. Скооперируйтесь на основе взаимных интересов. У волосатого... пардон, у Маркса всё написано.

- Ага, понял: мы колхозу – лес, а нам продукты; мы мастерским лес – и они дают нужное нам. А переселенцы, с ними как?

- Да из них сельхозартель можно сварганить. Эвона вдоль реки поле необъятное. Сначала помочь им надо с постройкой жилья, чтобы они настроением не угасли. В колхозе разживитесь семенами или рассадой, уж я не знаю чем. И пущай налаживают сельское хозяйство. Опыта у них ого-го – раскулаченные, а значит – хозяйственные.

 

Адвокат вернулся в круг собратьев по отсидке с пачкой папирос.

Прибыла полуторка с продуктами. На ней уехал на станцию Сергей, а Сиротин отправился на разговор с бывшим кулачеством. Встретили его настороженно и угрюмо. Разговор поначалу тек вяло. Но слово за слово – Сиротин объяснил главную линию отношений.  Им помогут построиться, дадут пилы и топоры, гвозди. Сложно с продуктами, но и тут сделаем всё возможное. Более трёх десятков детей малого возраста не должны голодать. Лица посветлели, напряжение спадало.

 

- А с нас-то чего надобно? – Спросил невысокого роста бородатый старик.

- Вы – люди от земли, умеете работать на ней. Земля – кормилица людская. Вот и будем помогать друг другу. Условия здесь совсем другие, тяжелые условия, но земля – вот она, рядом. Речь не идет о том, чтобы накормить досыта и вас, и лагерь, но помочь продуктами от земли очень важно. Опять же хлеб... пшеницей не побалуем.

- А здеся, мил человек, не пшеничку, а рожь сеять надобно. Земля такая. И супротив пшенички рожь в два раза прибытней будет.

Старик пригладил редкие волосы на голове:

- Опять же река впритык бежит. Какая-нить рыбка, а водится.

- Вот это и есть хозяйственный взгляд, дедуля. Хочется, чтоб было по-людски. Насколько возможно в наших условиях. Вот скоро крыши крыть, а у нас досок совсем нет. Человек я городской и ничего в этом не разумею.

- А тут дело нехитрое. У речки-то на откосе сколь хош глины! Жирная глина, кирпичная. Вот ямку в земле вырыл, глинки туда да воды, кашу замесил. Вона сорняка старого на поле лежит! Вяжешь из него жгуты – да в кашу, а на другой денек доставаемо жгуты – и на землю: сушить, знамо. А дале, как в старину, крышу-то и покрывать. Пяток годков выдюжит.

 

Станция, помещение оперуполномоченного НКВД.

- Ты пойми, Димка, неразбериха у меня. Не могу я оформить по документам ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь). Строгий режим по всем постановлениям определен для ИТЛ. Это ведь не ИТК (исправительно - трудовая колония ). А у меня бытовики, хулиганы, мелкие воришки, «указники» (прогульщики, опоздавшие на работу свыше 20 минут, самовольный уход ) – это общий режим. Переселенцы – это свободная зона, рецедивисты и 58-я статья – строгий или усиленный. В голове каша.

- Вот тебе телефон, звони в управление, коротко объясни, требуй приказ на своё имя действовать по обстановке. И прибавь о поставках леса, а я схожу за хорошим человеком. Он нам поможет.

Вернулся он спустя полчаса с коренастым мужичком в заляпанной грязью фуфайке и картузе. Поручкались. На стол легли консервы, буханка черного хлеба и три бутылки водки. После первого стакана сразу перешли к делу.

- Зиму протянули с натугой. Коровник, свинарник утеплять нужно, про телятник говорить боязно – дырявый. Птицеферма на ладан дышит.  Молоко, мясо, яйцо сдай в закрома. А корма кто заготовлять будет?

Глава хозяйства понуро уставился на портрет наркома Ежова.

 

- А где же люди, Федотыч?

- Где ж им быть! В гостях у вас, все сплошь вредители и нарушители. Мастерские механические опустели, на остатке два слесаря да сторож. Лесопилку наладить не успели. Хрясь – все троцкисты. «Принимай, Федотыч, под своё руководство». Кому работать, коли вокруг враги да вредители? Лес нужен, доска, брус, а разнарядки не видать. ...Будем!

 

Хлопнули еще по стакану. Закусили.

- А что, Федотыч, если без разнарядки?

- Дима, не шути.

- Серьёзно он говорит, Никита Федотыч. Мы вам леса без всяких разнарядок отвалим, а нам с харчами помочь бы... На лагерном питании много не наработаешь.

- А не боязно рисковать? Угодить самому в каталжку?

- Боязно, только лес не дадим – вместе нам нары давить.

- А людей дадите?

- Обязательно!

- Вот с утра и пойдем хозяйство смотреть. ...Будем!

 

Слесаря в мастерской от безделья в картишки развлекались. На печке дрыхнул дед Михай, сторож складской. Мастерить нечего, работу не дают. Скука без дела задавила.

Ленточная пилорама обрадовала до невозможности: в самый раз доски из брёвен наладить! Загвоздка в одном: отсутствии механика. Поищем, в лагере народ самый разношерстный.

Сиротин тем временем, после короткого разговора с Сергеем по телефону, кроме ежедневной рутины по обустройству выискивал среди заключенных врачей, фельдшеров, поваров, механиков. Нашелся даже один учитель – ботаник. Собственно, он сам попросился на разговор. Описав скудность витаминов в лагерном пайке, предложил осмотреть ближайшие окрестности на предмет дополнительной пищи. Дикий лук и чеснок могут стать очень важным составляющим в рационе людей, занятых тяжелой физической работой. Природа щедро делится с человеком своими дарами. Через месяц, например, пойдет в рост борщевик сибирский, очень богатый витамином С. Оценив моментом  большую пользу данной затеи, Сиротин на завтра отрядил ботаника в командировку по окрестностям в сопровождении охранника.

Вернулся Сергей на полуторке, из кузова которой аккуратно выгрузили прямоугольный ящик и – прямиком его в палатку начальника лагеря.

- Глянь, Костя, что нашел Федотыч на пилораме в дальнем углу под грудой всякого хлама! Три вот таких ящика. А содержимое ну очень интересное: двуручная пила с мотором. И никакой инструкции. Одну я прихватил с собой. Очень похоже, что это пилы для валки деревьев. Специалист необходим.

 

   Привели механика. Тот сразу в радостный крик:

- Вот она, родимая, нашлась! Еще две должны быть, меня из-за них посадили. На крышке маркировка моя стоит «ЗК» – Захар Ковалев. Ура, я могу оправдаться! Я могу быть свободным!

- Заключенный Ковалев! Смирно! А теперь слушай внимательно. Посадили тебя за утерю имущества. И дальше что? Нашлись пилы, и ты на свободе? А долго ты там погуляешь? Всю вашу группу кроме тебя упрятали в лагеря как троцкистов. Да тебя очень быстро приклеют к ним, и сидеть придётся  уже не по халатности, а по 58-й статье. Разницу улавливаешь?

- Так у меня жена, дети...

- Вот-вот, о них и подумай. Кто они: семья врага народа или человека, осужденного за халатность? Теперь вопрос понятен? Хочешь свидания с семьей?

- Да, очень.

- Будет тебе свиданка и не одна. Работать у нас будешь главным механиком, и маркировка твоя остаётся прежней – «ЗК». Ясно?

- Ясно, гражданин начальник.

- А если ясно, рассказывай, что за зверь в ящике!

- Это мотопила «МП-300» – вальная пила на бензиновом двигателе. Вес 47 килограмм, ресурс от 800 до 1000 часов.

 

 - А потом?

- Разбираем, профилактика деталей, пильную цепь меняем. В каждом ящике лежит одна запасная цепь.

- Отлично, а вычислить вес и кубатуру бревна можешь?

- Ну, особой мудрости тут нет: делаем три замера по диаметру бревна, измеряем длину и по формуле получаем и вес, и кубы.

- Да ты прямо профессор, Ковалев! А смастерить подъёмник для погрузки бревен на платформы слабо?

- Был бы материал и конструктор... Нужны расчеты на вес. Дайте в помощь очкарика плешивого: он ранее в бюро конструкторском работал, а то ить  из него работяга на валке леса совсем никудышний...

 

Вот таким образом дело налаживалось. Переселенцы вплотную занялись своим родным делом: посадили картофель - «сорокадневку», овощи, зелень. Колхоз, что в десяти верстах, дал семена под будущий стройматериал. С августа пошли ягоды, грибы и всё, чем богата природа. К зиме утеплили бараки, поставили самодельные «буржуйки» и, главное, на зиму собрали бревенной резерв. Зимой-то особо норму не наработаешь... В общем, кабы не охрана, то в чистом виде самый обыкновенный леспромхоз. Переехали поближе к Сергею и жили в поселке у станции жена Юля и сын Виталий. А по весне прибыл проверяющий из управления Сиблага. Обошел, осмотрел, похвалил, сходил на охоту, напился, уехал.  В аккурат перед войной прибыл второй проверяющий. Тоже всё нахваливал, ел, пил, а вот глаза – они не врут. И прибежала к Сергею «чуйка», и сказала, что пришло время исчезнуть здесь и появиться в другом месте в новом облике.

Одним пасмурным днём пошел начальник лагеря в тайгу поохотиться – да и пропал. Сгинул, одним словом. А спустя месяц на одной сибирской лакокрасочной фабрике появился новый юрист – консультант. Ничего, что инвалид, главное – человек хороший. Безутешная вдова Юля после войны вышла замуж за него. Ничего, что инвалид, главное – человек хороший. Да и Виталька, сын, быстро к нему привык. Ничего, что фамилия новая, человек - то хороший...

 

Шесть часов утра. Картёжники стремительно разбежались. Лёша стоял, слегка покачиваясь. Натужно выдавил:

- Ты заходи после отбоя, кирнём, былое вспомним. 

 

1992 год одесский онкодиспансер

Зашел я в это учреждение просто для консультации, в нерабочий  субботний день. Что сразу удивило, так это вежливое обращение со мной абсолютно всем персоналом. В регистратуре посоветовали посетить 2-е хирургическое отделение. Проходящая медсестра добровольно вызвалась провести к корпусу, подсказав нужный этаж. В самом отделении подсказали, где находится дежурный врач по фамилии Деревянко. Даже сегодня, спустя почти тридцать лет, погуглив в Интернете отзывы посетителей, я  обнаружил тот же вежливый подход персонала. Стало понятно, что онкодиспансер и простая поликлиника делят персоналы на две абсолютно разные категории. Уровень возможной опасности для жизни неимоверно разнится. Потому и люди работают с повышенным вниманием.

Врач Деревянко оказался мужчиной за сорок, высокого роста и совсем не громким голосом. Без всяких предисловий выслушал очень внимательно мою просьбу: удалить бородавку, которую отказались удалять в косметологическом салоне. Сразу осмотрел, щупал в разных местах тела. Потом сел за стол, задумался, изучающе смотрел мне в глаза. Я предложил сигаретку без марихуаны. Закурили.

 

- Как у тебя с нервами?

- Ой, доктор, я на том свете уже был. Даже ангины не боюсь. Что там?

- Да, понимаешь, похоже на образование, но какого качества установить без гистологии невозможно. Сделаем так: в понедельник придешь с вещами, оформишься в наше отделение – и прооперируем. Согласен?

- Вам виднее, доктор, мое дело – исполнять.

   В понедельник зашел в хирургию и сразу столкнулся с врачом.

- О, пришел! Давай сейчас в приёмный покой на осмотр, потом в регистратуру карточку оформи – и ко мне!

- Уже, доктор, уже сделано. – Даю все бумаги.

- Однако с тобой легко работать...

- Совершенно с Вами согласен, со мной – безусловно, но с моим организмом – нет. Он у меня со странностями.

- Разберемся – не дрейфь.

-Так я не о себе, я о Вас беспокоюсь.

- Тамара, – обратился он к проходящей старшей медсестре, – определи инопланетянина на койку, пожалуйста.

 

Стандартная палата на восемь человек. Запомнил я только одного деда Андрея. Он много рассказывал о войне, но в памяти осталось только то, что в качестве трофея он привез аккордеон и золотой брегет с музыкой. Инструмент подарила женщина, а часы он нашел при разминировании зданий в Бухаресте.

С операцией было всё просто: уснул – проснулся. Оперировали двое врачей – Деревянко и Володя Кравченко (он разрешил называть его по имени). Часикам к семи вечера трясучка от наркоза сбежала. Не спеша болтаю ни о чем с соседями. Вошла медсестра:

- Как самочуствие?

- Устал, сестричка.

- Это пройдёт, давай глянем повязку.

Стягивает с меня одеяло, а матрац подо мной тёмно-красного цвета. Ну хоть какое – то нарушение однообразия! Она за голову схватилась – и началось... Врачей срочно из дому вызвали и на каталочке в операционную меня с комфортом завезли. А путь в операционную  пролегал по коридору мимо телевизора, к экрану которого прилипло два десятка больных.

Нужно было себя взбодрить:

- Свободу рабыне Изауре! Не плачьте, богатые, – на том свете это не зачтётся !

В операционной обратил внимание на слишком большое количество бинтов вокруг торса. Для одной бородавки многовато, и похож я как-то на мумию. Взволнованные врачи снимали бинты, удаляли швы на живую. Больно не было, было обидно – похоже, организм опять выпендривается.

Кроме того, вскрылся дополнительный секрет: резали в двух разных местах. Колдовали с полчаса. Опять зашили, в палату доставили, на койку определили. Матрац сменили, дали чистые простыни.

Программа «Время», все у телевизора, только дед Андрей меня байками развлекает. Появился аппетит, я съел яблочко. Заходит сестричка.

- Проверим повязки ? – Как-то неуверенно звучит её голос.

- Может, не надо?

Стягивает одеяло – бряк, и падает с ужасом в глазах на соседнюю койку.

- Помогите! Сестричке плохо! – Испуганно горланю.

Дед Андрей пулей в коридор и – на всё отделение :

- Полундра! Все сюда!

Вот это веселуха! По второму разу придётся матрац менять. Не бывает у нас в больницах красных матрацев!

Сижу в операционной на каталке, ногами болтаю. Вбегают перепуганные врачи прямиком из дому. Смотрят на меня с подозрением и опаской.

- Не виноват я, ведь предупреждал, что я – хороший, а организм странный. Ой, яблочко скушал, а оно назад просится!

 

Подставили тазик, яблочко обрело свободу.

- Еще пожелания есть

- Хочу пи-пи.

Мгновенно приплыла «уточка».

- Что еще: сигаретку, водку?

- Всё.

Бинты долой, швы долой. Поковырялись, зашили. Койка прежняя, матрац новый. До утра дожил без приключений.

Утренний обход во главе с завотделением Вороновым проходил в штатном режиме. У моей койки прошел интенсивный разговор между лечащими врачами и заведующим. Голоса звучали приглушенно, сыпали латынью. Я хоть и не медик, но не дурак. Понял. Внутри меня что-то находилось не на своём месте, потому и понять не могли, откуда кровотечение. И тут снова:

- Инопланетянин! Никакого переливания крови, ещё мутировать станет.

В общем, как способ восстановления крови в организме мне определили приём два раза в день по полстакана кагора или каберне.

    

Найти настоящий кагор в начале 90-х было проблемно, полки магазинов заполняли сплошь подделки. Тем не менее жена брата достала две бутылки у заведующей гастронома №1, что на Дерибасовской. А старый мой друг Толик Диконский (мы дружили еще со времен учебы в ГПТУ ) из тещиных подвалов принес деревянный бочонок каберне в 10 литров.

Утром и вечером за моим пиршеством наблюдали завистливые глаза соседей по палате. Скромный больничный рацион был дополнен соленьями, как то: огурцы, помидоры, капустка, а также моченые яблочки. Усиленное питание и воля к жизни через каких-то полтора месяца дали свои плоды. Ходил я не упираясь в стены, и разрез операционный наконец-то зашили. В конце 90-х еще дважды посещал врачей, но уже по мелким хирургическим вырезкам. Один раз резал Деревянко и еще один раз – Володя Кравченко. Что и говорить, анастезия в те годы было понятие отдаленное, а потому резали тогда меня без неё, на что Кравченко одобрительно заметил:

- А ведь не зря тебя назвали инопланетянином!

 

1992 год, март. Карловы Вары.

Первая поездка за рубеж в Чехию была несколько неожиданной. Никак не ожидал, что попаду в группу из семи человек от завода на сей знаменитый курорт. Но так случилось. Поездом до Львова добрались нормально, потом восемь часов ожидания поезда на Прагу. Посадка в поезд больше напоминала штурм, но всё обошлось без потерь. Когда уже расселись по местам и двинулись к границе, по вагонам забегали «зайцы». В основном это были художники, везли на продажу этюды и заодно надеялись подработать в Чехии по специальности. Вот только с билетами у них было туговато, вообще небыло. И верно: зачем себе голову такими мелочами забивать! Они энергично раздавали свои творения  в различные купе, обещая после границы забрать. Просто фантастика какая-то! Так оно и случилось. Но где они прятались от пограничников – просто в голове не укладывается.

Таможенники. Соседнее купе занимали два грузина с небольшим грузом в восемь баулов, набитых измерительными электроприборами. Этих сняли с поезда, только приоткрыв первый баул. С нами было смешнее. Первым под бдительный осмотр таможни угодил Ваш покорный слуга. Опустошил первую сумку. Таможенник удивленно смотрел на гору рубашек (там, между рубашками, стройными рядами лежали алюминевые чесночницы). Потеряв ко мне интерес, перешел к дяде Ване Карабуле из термического цеха. За рубеж дядя Ваня ехал первый раз и боялся всего, особенно таможни. И потому в его багаже опытному глазу таможенника даже зацепиться не на чем. Нервы у государственного служащего потихоньку сдавали. Не могло такого быть, что люди едут за рубеж «пустые». Попросил показать электробритву. Дядя Ваня продемонстрировал потертую от времени «Харьков-6».

- Да кто вы такие? – Приглушенно выкрикнул потрясенный таможенник. Этим он напугал нас и особенно дядю Ваню.

- Боря! – Заорал он истошно в соседнее купе. – Боря, скажи им, что мы не барыги !

Примчался на крик старший группы Боря Школьник, начальник цеха №5, объяснил, что группа заводчан едет на курорт, предъявил бумагу.

- Нищета... – Грустно подытожил диалог таможенник и ушел. Банки  с черной икрой в темном пакете сиротливо красовались на столике в купе. В суматохе я забыл их запрятать.

Развалившись в удобных креслах микроавтобуса, мы неслись по асфальтовой глади дороги. Слева и справа мелькали нескончаемые поля  хмеля, играла музыка, начинался отдых.

 

 Комплекс «Империал»

Здание комплекса «Империал» было построена в 1912 году. Замок какого - то аристократа. После 1945 года его использовали под военный госпиталь советских войск, а после развала СССР он стал функционировать как лечебно - курортный комплекс. Соседом по номеру оказался Гурам, отличный парень, абхазец из десятого цеха. В первый же вечер я умудрился помыть ноги в интересном приспособлении. Странно то, что напор воды почему - то шел снизу вверх. Гурам чуть не помер от смеха, объясняя суть приспособления. Так я познакомился с биде. В семь вечера Гурам появился и таинственно сообщил, что он свел знакомство с двумя женщинами из России, и мы направляемся прямиком на дискотеку при санатории. На расходы нам досталось от завода по сто долларов в подарок. Чуть более двух тысяч чешских крон. Если они есть – нужно тратить. Мы прекрасно провели время на танцульках и до глубокой ночи гуляли по улицам города. Чего уж скрывать, в последующие дни мы с соседом возвращались в свой номер (каждый от своей дамы) под утро к пяти часам по договоренности (один ключ от номера на двоих). За всё время я только один раз оплошал (забыл где-то трусы), чем очень развеселил множество мужчин на утренних уколах. А на магнитной терапии (последствия сильного растяжения связок ноги после сотрясения мозга) я просто отсыпался после ночных страстей, чем постоянно подогревал интерес молодой чешки по имени Ярмилка. Она всячески пыталась выудить у меня информацию о том, чем я занимаюсь по ночам. Вдобавок, подозреваю, что она (пока я спал) подолгу смотрела на меня спящего. А иначе как понять её фразу «Ты спишь, как младенец»? Кто-то из следующей группы через месяц привез мне от неё привет.

Очень повезло мужчине из номера напротив. Где он проводил ночь – нам неизвестно, но возвращался он обычно тоже к пяти утра, что называется, «в стельку». Большей частью он отключался на пороге номера, даже не вставив ключ в замочную скважину. Мы с Гурамом всегда аккуратно заносили его в номер и укладывали в кровать в одежде. Что интнресно, он никогда, даже в отключке, не выпускал из рук чемоданчик «дипломат», так с ним и спал.

 

       Наша группа была самой маленькой по количественному составу из стран СНГ – семь человек. Но нас настолько все уважали, что редкие вечера проходили не в гостях. На весь коридор раздавались крики типа  «Одесса! Приглашаем приятно погудеть!» И уж поверьте, гудели мы не по-детски, опохмеляясь по утрам лечебной водичкой из источников.

Подошло первое воскресенье и первый выезд на международную барахолку на краю города. Проезд по городу на всех видах транспорта кроме такси обеспечивало наличие санаторно - курортной карты. Это и был наш проездной билет. Выходим из автобуса и прямо на остановке слышим на русском языке:

- Икру покупаем, покупаем икру!

Трое, по лицам чисто евреи, неторопливо бродят вдоль остановки и, как мантру, повторяют одни и те же заклинания. Вступаем в диалог, не спеша отходим в сторонку, начинаем торговаться. Наша цена – восемь долларов за банку, они предлагают по шесть. Передаю права на торги Гураму, у него это лучше получается. И тут один из покупателей смотрит на меня и...

- Ты не из третьего цеха, случайно?

- Из третьего.

- А я из СКБАРСа (спец. конструкторское бюро алмазно-расточных станков), наши окна напротив твоего цеха.

- Это там, где после пяти вечера постоянно бухают?

- Точно, узнал! Рома, это мои друзья, берем по восемь за банку!

Ну почему планета такая маленькая, а? Человек эмигрирует в США, работает для ресторана «Одесса» в Бруклине, закупает черную икру, приезжает в Чехию, где мы встречаемся. Мало того, что они взяли по восемь за банку, так еще и купюрами двухдолларовыми рассчитались. А в Одессе мне предлагали пять долларов за одну «двушку».

А потом мы пошли барыжничать. По-советски, на газетке, разложили товар. Чесночницы смели в пять минут по доллару за штуку. Потом электрокофемолка нашла нового хозяина за десять долларов. У меня – всё на сегодня. А вот дядя Ваня чудил. Покупатели никак не могли взять в толк, сколько им платить за товар. На все вопросы он упорно твердил:

- Чирик! – И надувался, как попугай, от гордости.

- Дядя Ваня, они не понимают этого слова.

- Хрен с ними, гривенник!

- Дядя Ваня!

- Червонец! 

Плюнув на его выпендрёж, я растопырил пальцы рук. Покупатели облегчённо вздохнули. Дядя Ваня сунул десятку крон в карман и важно произнёс:

- Следующий!

 

Шагаю  по рынку, прикупил НАТОвский нож-«выкидуху» и упираюсь взглядом в симпатичный массивный двухкассетник – моя мечта на то время... Интересуюсь ценой в кронах, подходит как нельзя кстати: те же пятьдесят долларов, что у меня на кармане. Пытаюсь расплатиться, ан нет – только кроны подавай. Поворачиваюсь и громко кричу по-русски:

- Народ, баксы поменяйте кто-нибудь!

Подходит араб, проверяет глазом купюры на предмет подлинности и тут... Вот уж действительно полиция работает шустро! Из ниоткуда вынырнул полицейский и на чешском языке вежливо попросил стоять без движения. Ничего не понимаю, стою. Подходит человек в штатском, представился, удостоверение показал. Этому в штатском очень важно было, чтобы я понял, к какому роду служб он относится. Только тогда, когда я подтвердил понимание того, что он сотрудник службы безопасности, он облегченно вздохнул и попросил меня в сопровождении полицейского пройти в участок при базаре. Вот тогда-то я и понял, что по закону полицейский не может сам задерживать иностранца и доставлять в участок. Это прорегатива службы безопасности. И что приятно, сама служба безопасности работает очень вежливо, добиваясь взаимопонимания с людьми. И правильно делают, на кой им шум и крик на международном курорте!

А как меня сопровождали до участка – красота! Полисмен шел рядышком, придерживая слегка мой локоть. Араба вели параллельно, так же вежливо, но как только мы свернули за угол, арабу заломили руки и погнали пинками. «Приехали, пришла моя очередь», – думаю. Нет, спокойно довели до участка, заходим внутрь.

Длинный коридор, двери по обе стороны, идем в самый конец. Из одной двери доносится звук воды из шланга и чьи-то вопли. Весело. Входим в самую последнюю комнату. Четверо в штатском – и араб уже в одних белых трусах, лицом к стене, ноги в растопырку. Похоже, он постоянный клиент.

Перешли ко мне. Никаких раздеваний, обыкновенный разговор. Очень расстроились, увидев санаторную карту санатория «Империал» – заведение считалось весьма престижным. Очень сожалели, что вынуждены депортировать меня в течение суток за незаконный оборот иностранной валюты. В ответной речи я взаимно сожалел о том, что мне придётся покидать прекрасный курорт международного уровня из-за недосмотра и неподготовленности городскими властями. Добавил, что постараюсь использовать оставшееся время для встречи с любым работником магистрата и поделиться соображениями, которые в дальнейшем предотвратят подобный случай с другими гостями. Товарищи в штатском откровенно заинтересовались моими соображениями. Что ж тут не понятного? Тысячи гостей, тем более иностранцев, с удовольствием посещают международный базарчик. Никто заранее не может предугадать, на какую сумму он потратится. И если случается так, что на глаза попадается вещь, которую дого искали, то и купить её невозможно по причине отсутствия обменного пункта валюты. А это приводит к снижению денежного оборота, что никак нельзя назвать позитивным моментом. Страна лишается ручейка иностранной валюты в свою казну.  Всё предельно просто.

После минутного совещания было объявлено, что произошло досадное недоразумение и я могу продолжить курс лечения. Будут ли у меня претензии или протесты? И в мыслях не держал. После этого я был свободен. В ста метрах от участка стояла группа в полном составе и ждала меня. Помахал руками:

 - Братцы, как хорошо на свободе! Ура!

Дядя Ваня, как всегда, поднял волну с криком «Шухер, менты Семена повязали!» Вот все и собрались возле участка. Вообще дядя Ваня вносил в спокойную размеренную курортную жизнь некоторое оживление. Как-то вечерком прогуливались мы группой по вечернему городу. Дядя Ваня остановился у витрины продуктового магазина, а на фасаде в больших количествах возлежали ананас, кокос, киви, манго и другие заморские продукты. Вот тут его прорвало, с ним случилась самая настоящая истерика. Мы не сразу поняли причину такого поведения. А всё умещалось в один вопрос: почему мы, страна-победитель, не можем позволить себе подобные лакомства на столе? Объяснить-то, конечно, можно, но разве за державу не обидно?

В другой раз как-то во время обеда он резво откликнулся на чей-то чих громким пожеланием здоровья. И что вы думаете? Подходит иностранец и на ломаном русском благодарит дядю Ваню. А после обеда он исчезает и появляется на следующий день к вечеру. Мы как раз всей группой сидели в его номере и решали, как быть с пропажей, подавать ли в розыск. Он ввалился в номер барской походкой:

- Курите, нищета, я сегодня щедрый! – На стол плюхнулся блок сигарет.

- Дядя Ваня, ты где пропадал?

- А шо? Я у друга в Германии гостил.

Все опешили.

 

- Познакомился с немцем без ноги. Он её под Сталинградом потерял. Вечерком пошли в «Pupp» (гранд-отель), посмотрели финал конкурса красоты, а потом к нему укатили в Германию. Аккуратненько погудели и вот, приехали. Кстати, он мне бумажку подарил, там какой-то мужик в парике. Это кто?

- Это, дядя Ваня, Бенджамен Франклин, очень талантливый журналист и политик США.

- Так это не марки, а доллары?

- Совершенно верно.

- Тогда гудим, я угощаю!

- Дядя Ваня, ты бы домой их доставил и жене что-нибудь купил, а погудеть никуда не денется!

 

Вот так потихоньку и отдыхали. Взобрались на «тропу Петра I», где распили бутылочку в память о его подвиге. Тогда, в XVIII веке, он на спор въехал на расседланном коне на вершину горы.

 

                             Бюст Петра Первого у смотровой площадки

Я произнес небольшой спич о том, что великий царь российский не только окно в Европу пробил, но и тропу проложил.

Лично себя порадовал покупкой пластинки «ABRAXAS» Карлоса Сантана и кучей подарков для близких. К концу второй недели мы остались без денег. Собственно, мы всё привезенное на продажу уже продали, не выходя из номера. Уборщица пани Мария сама предложила нам оставлять товар на столе в номере, а после обеда брать с того же места деньги. Система была отлажена великолепно. Но деньги, как всегда, непонятным образом быстро расходились. Остались мы без денег. Гурам вхдохнул и отчаянно стянул с себя турецкий свитер. Пани Мария продала его за двенадцать долларов.

Расписание экскурсий плотное, через день – поездки по стране. Очень хотел побывать в Праге, и мечта моя сбылась. Какая потрясающая архитектура, а мосты! Незабываемые впечатления... И наша сопровождающая гид – Владка – очень приятная девушка, да и сестра её – вкусняшка.

 

Прага 16 марта 1992 год

 Ну, а если кто сомневается, что всё это происходило в действительности, то уж позвольте вспомнить слова бессмертного киногероя: «У меня все ходы записаны!»

  

 

Медицинские учетные карты с 1972 по 2001 год

 

 

               P.S.  Мариенгоспиталь, 2019 год. Дортмунд

В госпиталь я загремел после трех неудачных попыток амбулатории этого же госпиталя вычистить нагноение в ноге. Самым весёлым было  первое посещение. Осмотрев ногу, дежурная врач сообшила, что в ноге полно гноя. Срочно измерили температуру – 36,6. Поменяли термометр, измерили еще раз – 36,6. Врач смотрела на меня с удивлением. Когда без анастезии вскрыла нарыв и принялась чистить, я откровенно от боли заматерился во весь голос. Она повернулась ко мне:

- Постарайся без мата. – На чистом русском языке.

Почистила, повернулась ко мне лицом:

- Заливаю антисептик, будет больно, постарайся сильно не кричать.

Залила. Тишина. Опять повернулась.

- Почему молчишь?

- А что говорить?

- Тебе не больно? Ты что-нибудь чувствуешь?

- Ничего.

- Вообще ничего?

- Вообще.

 

Что я мог ей обьяснить, что у меня организм непонятный?

Она еще некоторое время молча размышляла, потом махнула головой и занялась перевязкой. Через неделю конрольный визит – и опять чистили, а через неделю опять. И уже другая женщина врач категорически заявила, что необходимо ложиться в стационар, если я не хочу потерять ногу.

 А я не хотел. Вечером положили, а утречком – прямиком в операционную. Залили наркоз. Врач (очень симпатичная женщина, из третьего захода в амбулатории) пожелала мне спокойной ночи. В ответ я развеселился и предложил танцы. Время шло. Сон упорно не шел. Выдал  ей комплимент, как красивой женщине. Она засмеялась и вспомнила, что это он – с неправильным организмом. Добавили наркоз. Уснул.

    

  

Что и говорить, больничка мне понравилась по полной. Сразу после операции – в палату (одноместную!), и завтрак моментально. Медсестры, как на подбор, молодые, смотреть приятно. Чтобы не бездельничал и не томился от скуки, дочь принесла книжку -  раскраску для детей.

Мне было комфортно, как на курорте. Даже каталку - туалет в палате установили по моей просьбе. Единственное, что удивляло, так это то, что все русскоговорящие работники персонала скрывали своё происхождение.

Почему? Ума не приложу. Но это их дела, наше дело – лечиться.

 

ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ, ИЛИ МОЙ ДЕД САМСОН

ФИЛАТЕЛИЯ

БАБУШКА, КОТОРУЮ Я НЕ ЗНАЛ

О САМЫХ БЛИЗКИХ И РОДНЫХ. Часть 1

О САМЫХ БЛИЗКИХ И РОДНЫХ. Часть 2

О САМЫХ БЛИЗКИХ И РОДНЫХ. Часть 3

ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ

МОЙ ОТВЕТ Д.КОЦЮБИНСКОМУ

КРЫМ

РАССТАВЛЯЯ ВСЕ ТОЧКИ НАД I...

КОРНИ, ДЕРЕВО, ПЛОДЫ

ПОЛВЕКА СПУСТЯ

ВРАГ МОЙ ЗБИГНЕВ

МОШЕННИКИ И НЕГОДЯИ. Рассказ 1.

МОШЕННИКИ И НЕГОДЯИ. Рассказ 2.

БРЕХУНЫ

БОЛЬНИЧНАЯ САГА

Комментарии (0)

• Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
  Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

  
  Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

  Войти >>