Темы
Оксана Козак
Дувр
Как всегда ограниченная в деньгах, я старательно экономила с момента прилета в Лондон, чтобы увидеть как можно больше городов Англии. Я пила в гостинице только чай, который мне оставляли заботливые горничные. Я представляла себе хорошенькую Мэри, нежную подружку Сэма Уэллера, которая, убирая у меня в номере, оставляет пакетики с чаем и сахаром. Я отворачивалась от всех кафе и ларьков на улицах города, но новые впечатления и не давали мне думать о еде. Моя гостиница была построена во времена Диккенса, и бесконечные запутанные коридоры напоминали о том, как Мистер Пиквик блуждал со свечой в руке, ошибаясь номером и оказываясь в постели «леди неопределенного возраста».
Дом находился недалеко от Триумфальной Арки, и я думала о нищем проповеднике, который именно здесь цитировал слова Библии о потерянной душе, и под проливным ливнем его слушали нищие, прикрывшись дырявыми зонтиками – чудесный отрывок из Оскара Уайльда. Там же, рядом с Аркой, когда-то вешали приговоренных, и огромная толпа, открыв рты, жадно смотрела на последние судороги умирающих, чтобы вечером за кружкой эля неспешно обсуждать каждую деталь события.
Шофер, везший меня к гостинице из аэропорта, рассказывал о смоге, когда он, будучи еще маленьким мальчиком, вынужден был идти перед машиной своего отца, указывая дорогу – ничего не было видно далее одного метра. Но потом посадили спасительные платаны, которые поглощали дым и копоть, и город начал дышать, а водители прозрели.
Конечно же, первым в списке экскурсий стоял Стоунхендж. Наш маленький и озабоченный экскурсовод, несущийся впереди толпы экскурсантов, всё время смотрел на часы, чем походил на кролика из «Алисы в стране чудес», а в автобусе во время долгих переездов читал гигантскую книгу о Стоунхендже. Вид при этом он имел важный и далекий. Он вынимал книгу из портфеля, где она занимала всё пространство. Когда мы выходили из автобуса, он громко объявлял безапелляционным тоном Герцогини из «Алисы»: «У нас нет времени!», и мы неслись за ним с невероятной скоростью (согласно теории относительности, при этой скорости время уже существенно замедлялось). Затем он резко останавливался и сразу же начинал говорить, подняв над головой зеленый зонтик, который не выпускал из рук. Кажется, точно такие же зонтики раздавали пожилым леди в знаменитых «Записках», чтобы собрать их голоса на выборах. Зонтик, вероятно, бережно сохранялся с тех пор. Но мне нравился экскурсовод. Чувствовалось, что он дышал временем сестер Бронте и Диккенса, и так и не смог перенестись в наше время, прочно застряв в прошлом.
В Бате он почему-то настаивал, чтобы мы обязательно посмотрели Танцевальный зал, в котором танцевала Джейн Остен и где она собирала по кусочкам своих героев. Я спросила: «У нас есть время для танцев?», и все рассмеялись, что немного облегчило нашу необходимость изображать стадо бегущих антилоп.
Особенно я наслаждалась Батом. Я с трепетом смотрела на гостиницу, в которой Диккенс писал «Записки», на римские постройки и чистенькие улицы. Просто блуждая по улицам, скоро начинаешь понимать – нравишься ты городу или нет. Его душа становится твоим проводником. Она идет рядом, приноравливаясь к твоему шагу и нашептывая старые истории. Именно Город открывает тебе самые неожиданные и самые красивые места, когда ты ошибочно убежден, что только твоя счастливая судьба привела именно к этому дому, к этому мосту, реке.
К Стоунхенджу не разрешили подойти близко, но я различила призрак Мерлина между нагромождениями камней и успокоилась. ...Великий волшебник, которого смогла победить только любовь, любовь оказалась сильнее могущества! И сильнее смерти. Согласно легенде, Мерлин стонет, замурованный в пещере заклятиями, тайну которых он открыл прекрасной нимфе в обмен на призрачные ласки.
В городе Стратфорд - он - Эйвон родился Шекспир. Сюда он вернулся после десятилетнего отсутствия и занялся ростовщичеством. Я ужасно расстроилась, когда впервые узнала об этом. Для меня символом того, что касается банков и денежных ссуд под проценты, даже загадочного Швейцарского банка, всегда является старушка-процентщица, выглядывающая в щель двери, и глуповатая Лизавета.
Странно, что Шекспир позволил судачить о себе, не оставив даже клочка бумаги после своей смерти. Ну хотя бы набросок так и не сыгранной пьесы, ну хотя бы строчку письма – ничего..! Только его подписи под векселями, как будто написанные разными людьми, только что научившимися писать. Может быть, вся эта суматоха вокруг его имени – это его очередная пьеса, которую играют после его смерти? Теперь он – главный герой, а увлеченные загадкой исследователи творчества великого писателя издают бесконечные книги, ломая голову, кто же стоит за именем Шекспира. В этой пьесе он не написал ни строчки, а столько актеров появляется на сцене!
Символично, что Шекспир родился в семье перчаточника. Перчатки ведь – символ отстраненности, замкнутости, чего-то, что необходимо скрыть. Надевая перчатки, человек уходит, не оборачиваясь...
В небольшом старом здании города ним обещали отрывок из «Макбета». Экскурсанты стояли кругом с бокалами шампанского. Я недоверчиво посмотрела на очень молоденьких актеров в костюмах времени Генриха V. Но когда актеры начали говорить, я замерла. По спине побежал холодок. Они стояли совсем рядом, в их словах было столько страсти, игра была настолько естественной, что мы все незаметно стали частью пьесы. Я была необычайно благодарна им за это сильное чувство. Очарование сохранялось еще долго. А потом – возвращение в Лондон и опять чай в гостинице...
Утром я решила подняться на самый верх Собора Святого Павла. Там стоит саркофаг с телом Адмирала Нельсона, которого моряки после гибели привезли в бочке с его любимым хересом. Он находится в достойной компании – Лоуренс Аравийский, Флеминг... Им есть, о чем поговорить вечерами.
Я зашла в небольшой магазин сувениров внутри Собора и увидела разные наборы шахмат. Фигуры – в одеждах участников мировых битв. Мой сын увлекается шахматами и обыгрывает компьютеры, что доставляет ему необычайное удовольствие. Я выбрала странные шахматы с неизвестными фигурками. Как оказалось позже, эти шахматы были копией личных шахмат Генриха Второго, моего любимого короля в мировой истории. Говорят, что, выбирая нового Ламу на Тибете, перед мальчиком, на которого указали звезды, кладут разные вещи, среди которых и личные вещи покойного Ламы. Если мальчик потянется к ним, то это действительно реинкарнация святого...
Среди более чем десятка разных шахматных наборов я неосознанно выбрала шахматы Генриха.
Осталось письмо, написанное Элеонорой Аквитанской Генриху, который обвинял ее в постоянно затеваемых против него войнах с целью отобрать Аквитанию: «Земли – это пыль, мне нужен был ты!».
В Вестминстерском Аббатстве я ходила как завороженная. Кривая моих блужданий напоминала запутанный клубок ниток: я шла, возвращалась, поворачивала, искала знакомые имена…
Елизавета и Мария Стюарт, две соперницы, лежали почти рядом. Я вспомнила трагическую историю Арабеллы Стюарт, первых Английских королей…
Там, где похоронены писатели, мне захотелось увидеть могилу Диккенса, чтобы поприветствовать его. Я долго искала, сверяя план захоронений с моим положением, но найти не могла. Наконец я обратилась к проходившему мимо служителю: «Простите, не подскажите ли Вы, где находится могила Диккенса?». «Вы на ней стоите, мадам», – ответил он.
Ночные автобусные экскурсии по Лондону имеют свое очарование. Но пользуясь тем, что экскурсанты приехали из разных стран и довольно смутно ориентируются в истории Англии, экскурсовод, чтобы произвести впечатление на слушателей, страшным голосом прорычал, что Генрих Восьмой обезглавил четырех из своих жен. Все ахали и охали. Чтобы не смущать его во время поездки, после экскурсии я подошла к гиду и сказала, что, насколько я знаю английскую историю, он отрубил голову только двоим из них. Экскурсовод прекрасно знал это, но необходимость произвести впечатление требовала переписать историю. Хотя разницы – никакой. Две или четыре – для обезглавленных это точно не имело значения.
Забавно, что за всю человеческую историю самая большая государственная зарплата выдавалась человеку, который помогал Генриху Восьмому...опорожняться. В замке Хэмптон Корт находится знаменитый стульчак, благодаря которому подручный Генриха разбогател. Воображение сразу рисует подробности, как это происходило в действительности. Интересно, знают ли это его потомки, если таковые имеются?
Запомнилось, как в Тауэре посетители (особенно японцы) фотографируют личные доспехи Генриха Восьмого, отдельными снимками – та часть, которая прикрывала королевские прелести. Их размеры действительно впечатляют. Можно представить, как Генрих инспектировал выкованные доспехи. «Вот эти размеры, пожалуйста, сделайте больше. Да, да, еще больше, этого недостаточно». Хотя мужская сила короля – это легенда. Очень быстро он стал толстым больным импотентом, не способным перемещаться самостоятельно.
Вечером я спустилась в холл, чтобы заказать очередную экскурсию. Портье был очень худым, очень высоким, очень шустрым и всё время кому-то что-то вдалбливал с показным вниманием и не очень хорошо скрытым раздражением. Я дождалась своей очереди и подошла к нему с вопросом, можно ли заказать на завтра экскурсию таким образом, чтобы попасть в Дувр. Крепость строил Генрих Второй. Там начиналась его битва с сыновьями. Великий монарх и великий воин, как оказалось, имел нежное сердце. Когда он узнал, что все трое его сыновей после долгих ссор между собой объединились, чтобы напасть на него, он заболел и так и не поднялся. Ему было чуть больше пятидесяти.
Портье уставился на меня с таким выражением лица, будто я спросила, в каком году умерла его бабушка. Потом позвонил и радостно сообщил, что на завтра все экскурсии, где появляется Дувр, уже куплены. И, может быть, я хочу попасть в замок Генриха Восьмого? Я отказалась. Он явно удивился, потому что приезжие из всех Генрихов обычно знакомы только с мужем Анны Болейн, обвинившим ее в любовной связи сразу с восемью мужчинами (сакральное число!) и отрубившим ей голову (как помнится, дождавшись звона колокола и услышав, что дело сделано и голова его жены находится на дне корзины, он уехал веселиться с новой подружкой). Я ответила, что люблю Генриха Второго и хочу именно в Дувр. Он опять позвонил и громко сообщил трубке, что мадам любит Генриха Второго, и нет ли чего подходящего. Подходящего не нашлось, и я решила ехать одна, самостоятельно. Он указал мне самый сложный и самый дорогой маршрут, поэтому на следующее утро я ехала в Дувр одна на весь вагон, а может быть, и на весь поезд.
Дувр поразил меня пустынностью, тишиной и красотой. Пешком я прошлась к замку. Майское солнце было мягким и радостным. Так как все дни стояла очень теплая погода, я взяла с собой только широкий шелковый шарф. Я поднялась к замку. Всё было пустынным. Быстро прошла экскурсия школьников и исчезла. Я осталась одна, бродила по комнатам замка, наслаждаясь красотой, древностью камней и одиночеством. Там же я увидела шахматы, копию которых купила в Соборе Святого Павла. Было написано, что это личные шахматы Генриха Второго. Интересно, что, проходя по комнатам, задеваешь фотоэлементы, и включается голографическое изображение женщин в старинных одеждах, которые переговариваются между собой: «Смотри, смотри, он упал!» – это о Беккете. Или слышишь, как в подвале торгуются купец и служитель замка при покупке бочонка вина. В комнате королевы горел камин, служители пытались быть незаметными – короче, мы вернулись в XII век...
Но выйдя из замка, я поняла, что слишком понадеялась на хорошую погоду. Сильный ветер сбивал с ног, моросил дождь, стало очень холодно. Я обмоталась шелковым шарфом и попыталась спрятаться за дерево от усиливавшегося ветра, однако почувствовала, что медленно, но верно превращаюсь в кусок льда. Я вернулась в замок и немного согрелась у камина в покоях королевы. Затем вышла во двор и увидела маленький магазинчик сувениров. Очень хорошенькая девушка помогала мне выбрать копии старинных предметов, и вдруг я заметила батарею бутылок явно со спиртным, которое мне в тот час было необходимо, чтобы согреться. В Англии спиртное варят даже из гвоздей за неимением ничего более подходящего. Все названия содержимого я не могла перевести. Я купила наугад, девочка долго объясняла мне, что внутри, но я так и не поняла. Это оказалась медовуха. Я выпила полбутылки, сидя на древних мраморных ступеньках, и согрелась. И тут облака рассеялись, ветер прекратился, и выглянуло солнышко. Я была одна на лужайке, усеянной прелестными маргаритками. Ужасно захотелось спать. Я положила под голову сумку и сразу заснула. Проснулась я неожиданно и обнаружила, что не помню, как сюда попала, как меня зовут и что я здесь делаю. Внизу было море, вокруг – цветы, лужайка со свежей травой. Светило солнце, рядом был замок, но память решила сама пойти прогуляться по окрестностям: я не сразу вспомнила, кто я такая. Но этот короткий провал помог мне ощутить себя во времена Генриха.
Я вернулась в Лондон опять одна в вагоне (позже оказалось, что этим маршрутом никто не ездит из-за дороговизны билетов) к чаю, к Пиквикским коридорам, к Сэму Уэллеру.
Интересная деталь. Я покупала английские фунты в Киеве в ларьке по обмену валюты. Они были настоящими, но старыми, купить на них я ничего не могла. Оказывается, их меняют один к одному только в Центральном банке Англии в Сити. Это квадратное очень мрачное сооружение. На вопрос, откуда у меня эта редкость, изъятая из обращения до второй мировой войны, я ответила, что мне их вручил лично Оливер Кромвель. Меня поразила женщина, менявшая в окошке банкноты. Маленькая, серенькая, без возраста, в коротенькой юбчонке и в коричневых толстых чулках, которые мы носили еще в детском саду зимой, она совсем не походила на банковскую служащую. Я обратила внимание на узкий рот и острые глаза. Она улыбнулась, когда я протянула банкноты...
Мне понравилось?
(Проголосовало: 10)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>