Воспоминания

Папа Шульц (Райнгольд Шульц)

СЕНОСПЛАВ

Для лошадей и влюблённых сено пахнет по-особенному. Сенокос на Севере - особая пора, надо всё успеть за короткое лето. Участок был порядочным, взглядом не окинешь, все луга и полянки вдоль реки и тропинок, всё входило в государственный план сельскохозяйственных заготовок. Сорок третий год, время военное. Невыполнение задания влёчёт за собой суровое наказание военного трибунала. Поэтому привлечены были все, в том числе и ребятишки - дети военных лет. Работали от зари до зари. Спали на рабочем месте в маленьких шалашах из еловых веток. «Сено-то, какое - овса не нужно!» - радовались бывалые старики. С погодой пока везло, сено подсохло, а вот вывозить его на заготпункт, расположенный за много-много километров, было не на чем. Время затянулось. Когда сверху пришла грозная телеграмма, начальство решило сплавить сено по реке.

В таёжном леспромхозе на берегу было достаточно связанных из шестиметровых брёвен плотов-плиток. К реке подвозили сено, и на каждую плитку ставили хороший стог. Когда всё сено уже стояло на плотах, созвали детей. Взрослые нужны для выполнения плана лесозаготовок. А дети…?

Адалине было всего двенадцать, но с неё требовали, как со взрослой. Щупленькая девочка пугалась и боялась всё и всех ещё и потому, что была всегда в чём-то виновата и должна была молча сносить обвинения и упрёки, потому что была, как преступница, выслана с тёплой Украины в эти дикие медвежьи края, в эту беспросветную глушь, в комариный край за свою презираемую всеми национальность. Адалина была немкой. И таких детей, униженных и оскорблённых, в посёлке было большинство.

Родители и дети на берегу не хотели расставаться, но приказ был неумолим. На каждый плот посадили по подростку, дали в руки жердь и показали, как надо управляться. Задание простое: постараться не сесть на мель и пригнать плот с сеном вовремя на заготпункт, туда, где железнодорожный мост пересекает реку. Там их встретят, выловят, помогут разгрузиться и организовано вернут гужевым транспортом обратно в леспромхоз.

- Всё для фонта, всё для победы. А вам, немцам, надо стараться втройне, чтобы искупить свою вину! - строго сказал комендант.

Какую вину совершила Адалина в свои двенадцать лет - она не понимала и, стоя на плоту с длинной жердью в руках, громко плакала, размазывая слёзы по лицу. Берег стремительно удалялся, и мама, упав на колени, отчаянно колотила руками землю. Рядом причитали другие женщины, а матери уплывавших по реке детей бессильно оседали на землю. Подневольные мужчины отталкивали от берега один плот за другим, и целая флотилия со стогами сена на борту уходила по течению в далёкий и опасный рейд.

Многие дети не умели плавать, но это была их проблема. Утонет плот - утонешь и ты, а если утонет сено - будет ещё хуже. Пацаны, что постарше, смело выводили свои плоты на середину большой широкой реки, где течение было сильнее, и вскоре скрылись за поворотом. А малыши и девчонки старались держаться ближе к берегу, и скорость у них была не такой большой. Плот часто стукался о берег, его крутило в водоворотах, и удержать его длинной жердью было не так-то просто. К вечеру на реке стало ветрено, холодно и сыро. Других плотов нигде не было, всех раскидало по реке. Адалина изрядно замёрзла. Накинув на себя пиджак умершего зимой отца, она залезла на стог, зарылась в сено и от усталости и переживаний незаметно заснула.

Проснулась от страха, холода и воды. «Тону!» - была её первая мысль, но она лежала на сене. Было ещё темно, вокруг плота журчала и шипела чёрная вода. Шёл дождь, да такой сильный, что неба не видать. Дождь шёл и шёл, и не думал кончаться. Сено вобрало всю влагу с реки, быстро намокло и стало тяжелым, а тут ещё в тумане с громкими гудками прошлёпал колёсный пароход. Большие волны сильно раскачали плот, стог сорвало водой, он съехал с места, скособочился, и плот стал плыть как-то боком, став на дыбы.

Испуганная Адалина, промокнув до нитки, спустилась вниз, пыталась своей длинной жердью развернуть плот навстречу волнам, но оступилась, упала на скользкие бревна, сильно ударившись лицом, и выронила жердь. Когда она открыла глаза, жердь уже плавала далеко от плота, и достать её не было никакой возможности. Теперь плот был неуправляемый, и всё решала судьба.

Начало светать. Смирившись и наплакавшись, Адалина почувствовала зверский голод, но есть было нечего. Мать дала с собой только ведро сырой картошки, больше в доме ничего не было. В стране голод, всюду карточная система. Пристать к берегу без шеста и развести костёр в такой дождь было невозможно. Где голодно - там и холодно. Девчушка клацала зубами, и в животе от голода прошли болевые судороги. Адалина помыла свою картошку под дождём, стала её сырую грызть, добавляя в приправу свои горькие слёзы.

Прошло больше недели. Отчаянье, молитвы, слёзы, дни и ночи - всё слилось в памяти, и разделить их даже в мыслях было невозможно. По берегам реки был лес, лес и лес, и она - одна на всю округу. От дождей река разлилась. Прибрежные луга были под водой. Неуправляемый плот ночью снесло на заливной луг, он зацепился за какую-то корягу или за высокий пень и встал на вынужденную стоянку, опасно накренившись ещё больше.

Как Адалина ни пыталась отцепиться - ничего не получалось. Дождь кончился и, провозившись безуспешно до утра, она решила покинуть свой плот и добираться домой пешком. Будь что будет. Не умирать же тут из-за сена. Ночь прошла без сна. Утром вышло скромное северное солнце, и оказалось, что её плот стоит без движения посреди широкого моря, и берегов почти не видно. Все кусты, деревья в воде. Плот стоит почти под водой, угрожающе накренившись, и готов вот-вот перевернуться вместе с сеном и своим пассажиром.

Адалина стала реветь, громко молиться и кричать, но лишь эхо откликнулось. Больше вокруг не было ни души. Девчушка сунула руку в воду – вода холоднющая, как лёд, скоро река ляжет под стекло.

Делать нечего, она взяла своё ведро с оставшейся картошкой и сползла в воду. Было глубоко. Пришлось скинуть пиджак, и она поплыла к ближайшим деревьям, стараясь не отпустить ведро. Возле деревьев было помельче, и она стала пробираться к суше, цепляясь за соломинки и кусты, отдыхая на деревьях. Где шла, где плыла; в конце концов, добралась до берега, вышла на сухую землю и вдруг обнаружила, что она босиком, сандалики её остались где-то на дне залива, но главное - ведро с картошкой было при ней. Адалина сняла своё платьице и, стуча зубами, стала его выжимать. Солнышко хоть и северное, но светило и согревало душу.

Плот вдалеке под напором воды совсем накренился и стал медленно переворачиваться, и сено широкой лентой поплыло по реке. Вытащив очередную картошечку, Адалина принялась её есть. Подкрепившись, встала и пошла в сторону дома, вдоль берега, вверх по течению реки. Какой сегодня день, где она, где дом и сколько надо будет идти - она представления не имела.

Шла, шла по лугам, по лесу, снова по лугам; шла так, чтобы речку не терять из виду, к вечеру почуяла запах дыма и пошла на него. Вышла на лужок и наткнулась на пастухов. Пацаны пасли коров и грелись у костра. Исхудавшая, вся в синяках и в ссадинах, с красными от бессонницы и слёз глазами, подошла Адалина к костру и поздоровалась. Попросила разрешения погреться и испечь оставшуюся картошку. Пастушки подвинулись, разрешили всё, угостили горячим чаем, рассказали, что на той стороне реки недалеко их деревня, и посоветовали ей там заночевать, а ещё сообщили, что деревенские на днях выловили несколько утопленников, да проплыли мимо разбитые плоты с остатками сена.

Подкрепившись, Адалина встала и пошла к широкой полноводной реке. На другой стороне она увидела деда, который веслом вычерпывал из лодки воду. Адалина спустилась с берега к самой воде и, сложив руки рупором, стала громко кричать по-коми:

- Ву дже дей! Ву дже дей! Перевезите!!!

Но дед черпает себе воду, ничего не слышит. «Не дай Бог уйдёт»,- испугалась девочка и ещё громче закричала «Ву дже дей!!!!!»

Вдруг старик выпрямился, перестал черпать воду, прислушался и посмотрел в её сторону.

Адалина глазам своим не поверила. Старик сел в лодку и поплыл к ней. Когда лодка уткнулась носом в берег, старик, не вылезая, сказал ей по коми:

- Пукси! Садись!

Девочка оттолкнула лодку, шустро запрыгнула в неё и села на корме. Дед оказался совсем не старым, а довольно молодым, но у него не было одной ноги. «Наверное, только с фронта вернулся»,- подумала она.

- Кто ты? Рочь? Русская? - спросил он.

Адалина почувствовала не свою вину перед этим человеком и побоялась сказать правду, что она немка. Она только что сама избежала своей смерти и не виновна перед этим инвалидом, по её понятиям, ни в чём.

- Рочь! Рочь! - закивала она головой. - Русская!

Одноногий перевёз девочку на другой берег к самой деревне, но предупредил, что к себе на ночлег взять не может. Вечерело, стало темнеть, с реки повеяло холодом. Она зябко поёжилась.

- Иди! Стучи в избы, может, кто и пустит тебя ночевать, - посоветовал молодой дед.

Адалина несмело пошла по деревне. В один дом зашла - не повезло, в другой дом - не пускают.

- Сами с голоду помираем! Все на фронте, работать некому, - отвечала по-коми древняя полуживая старуха.

Из дома - в дом, из дома - в дом... Одна бабка всё-таки впустила. Постелила на тёплой печке, укрыла шубой.

Ещё не коснулась голова подушки, а Адалина уже провалилась в глубокий и крепкий сон.

- Кто спит - тот сыт! - сказала старушка и перекрестила гостью.

Утром без завтрака проводила бабушка гостью до калитки, указав направление, велела поторопиться. Осеннее ненастье - семь погод на дворе: крутит, мутит, сверху льёт и снизу метёт, ветер веет, белых мух сеет, - сказала она на прощанье. - Осень ныне ранняя и короткая.

Погода и впрямь испортилась. Стало пасмурно, холодно! Адалина пошла вдоль деревни. Босиком по холодной земле топать - удовольствия никакого. Даже быстрая ходьба не очень согревала. Иногда она садилась на корточки и мочилась прямо на озябшие ступни, пытаясь возвратить их к жизни, но ощущения тепла не было. Она шла дальше. Спала под деревьями, наломав под себя побольше веток. Ела рябину, ягоды, грибы, где деревня попадалась - шла с протянутой рукой.

Однажды на лугу увидела стог, огороженный забором из сухих жердей. На заборе висели старые мешки, трухлявые тряпки, верёвки, лохмотья какие-то. Обрадовалась путешественница и решила принарядиться. Из нескольких мешков, что покрепче, платье сделала, подпоясалась верёвкой, напихав вокруг себя сухого сена, стало теплее. Другими лохмотьями ноги обмотала, верёвочками все крепко скрепила, завязала так, что и самой не распутать, на голову какую-то тряпку повязала - и пошла.

Если бы кто повстречался ей в пути, испугался бы до смерти, но не это было важно. Важно было сохранить тепло и дойти живой до первых утренних морозов. Бабушка сказала, что дорога здесь одна, и идти ей надо самое малое - неделю…

- O mein Gott! O mein Gott! Wie siest du aus???- запричитала мама, увидав её на своём пороге…

- О, Боже мой! Боже мой! Как ти фиглядишь!!!

На стр. автора

<< Назад | Прочтено: 596 | Автор: Шульц Р. |

Мне понравилось?

(Проголосовало: 0)

Комментарии (0)

Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>