Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Журнал «ПАРТНЕР»

Журнал «ПАРТНЕР»
Иммиграция >> Интеграция
«Партнер» №8 (143) 2009г.

Билет в один конец

Адель Калиниченко (Аугсбург)

 

Петербургская журналистка о первых годах иммиграции


Когда я объявила в редакции питерского «Невского времени», где тогда работала, что уезжаю, коллеги дружно сказали, что я сошла с ума. А главный аргумент, подтверждающий этот «психиатрический диагноз», сформулировали так:

– Ты навсегда потеряешь свой социальный статус…

– Ну и черт с ним, со статусом, – уверенно возразила я и купила билеты на самолет в один конец, не предполагая по неопытности, что в два конца, во-первых, дешевле, а во-вторых, осмотрительнее.

На дворе стоял год 1994-й.

Я часто, не в риторическом смысле, а в буквальном, спрашиваю себя – почему я уехала. Самой интересно. Конечно, не за «колбасой», как принято сейчас называть волну эмиграции постперестроечного времени, и не «за воздухом», как можно мотивировать сегодняшние отъезды, – мною двигало что-то другое. Может быть, очень условно, это можно назвать «за адреналином», «за еще одной жизнью». Или «за туманом», если под «туманом» понимать абсолютно туманное будущее…

 

Приемник «Грюндик»

Про этот нюрнбергский лагерь, приемник-распределитель всех иммигрантов, направленных на ПМЖ в Баварию, кто-то даже предупреждал: «Там ужасно, но это всего неделька. Главное, не испугаться».

Испугаться было чего. Не только само название «лагерь» вызывало не лучшие, хотя естественные ассоциации, их вызывал весь уклад этого заведения. Не проходило и пяти минут, начиная, буквально, с пяти утра, чтобы каждый уголок этого 14-этажного здания не оглашался по динамику зычным мужским голосом: «Achtung! Achtung! Kommen Sie sofort ins Zimmer…» Дальше следовало перечисление нескольких имен и фамилий вызываемых для интервью соотечественников.

Ни «Битте» тебе, ни «Гутен Морген». Как-то это не ласкало слух, но лагерь замирал и вслушивался в коверканные транскрипции имен и фамилий, боясь не разобрать свою, а услышав, стремглав мчался в упомянутый «циммер».

Понятно было, что расстрела от неявки или опоздания не будет, но начинать свое пребывание в законопослушной стране пусть с невольного, но ослушания, никому не хотелось. Подсознательно все как-то даже связывали свое примерное поведение с шансами на удачное распределение уже на постоянное местожительства в города и веси Германии.

Распределение вершилось в другом корпусе – административном. Там в узком коридоре сидела очередь на интервью. Переводчиков штатным расписанием предусмотрено, видимо, не было, а посему понять смысл вопросов можно было лишь по глазам строгой девушки по ту сторону стола.

Смысл ответов она постигала тоже каким-то весьма таинственным образом или, скорее всего, не постигала вовсе. Я как могла (а могла лишь по-английски) объяснила ей, что я – журналистка, работала в основном в центральной прессе и поэтому очень бы хотела попасть жить в большой город, где легче, как мне кажется, найти хоть какое-то применение своим способностям.

Мне в ответ утвердительно кивнули, и я ушла к себе, счастливая и уверенная в завтрашнем дне. Здание, в котором располагался лагерь, в народе за большую светящуюся на его крыше рекламу именовали «Грюндиком». «Грюндик» был заселен преимущественно российскими немцами, вернувшимися на свою историческую родину. Обычные наши люди, в большинстве своем из глуши, из казахстанской глубинки; с руками, привычными к тяжелой работе; с лицами, на которых крупным шрифтом была написана вся их прошлая изнурительная и безрадостная жизнь.

Екатерина Вторая, пригласив их предков на российские просторы, вряд ли могла предположить, какую медвежью услугу оказывает нескольким поколениям своих соотечественников, сколько горя и лишений придется им пережить в последующем, пока им не представится счастливый шанс отправиться в обратную дорогу «домой».

Однако возвращение к себе, к своей национальной природе, к неведомому укладу жизни возможно, если понятие исторической родины – не абстракция, а нечто сохранившееся хотя бы в генной памяти, хотя бы на уровне подсознания. А если нужно заново родиться, сначала к тому же разрушив до основания весь свой старый миропорядок, то это уже задача, которая под силу лишь единицам.

 

У черта на куличиках

 

Восемь часов мы ехали автобусом на самый германский юг. И чем дальше ехали, тем тревожнее становилось у меня на сердце. Даже маленьких городов встречалось всё меньше. Зато всё больше – хоть и живописных, но затерянных в полях и лесах игрушечных деревень, не похожих на наши ввиду полного отсутствия огородов и изгородей, колодцев и бабулек – всего того, что в российском сознании ассоциируется с сельским укладом жизни.

«Или девушка, вершительница наших судеб, поняла меня с точностью до наоборот, или в глухих медвежьих углах Германии ощущается острая нужда в российских журналистах, что маловероятно», – размышляла я.

А тем временем наш автобус полз, напоминая сонную улитку, всё выше и выше. Мы взбирались на Альпы к пункту нашей приписки деревне Музбах, расположенной на высоте 1200 метров над уровнем моря и насчитывающей едва ли более ста жителей. Сюда можно в принципе изредка приезжать на уикенд, но прожить здесь всю оставшуюся жизнь как-то не очень хотелось. Хотя для младшей моей девочки, которой только исполнилось десять месяцев, свежий горный воздух мог бы быть и полезен, но этим гипотетические прелести Музбаха однозначно исчерпывались.

Старшая дочь, как раз накануне нашего отъезда из России успешно прошедшая конкурс в Петербургский театральный институт на Моховой, увидев эту тьмутаракань, сказала, что никуда из автобуса не пойдет, а поедет назад в «Грюндик». Но водитель молча вынес наши чемоданы и, пожелав «Аллес гуте», скрылся вместе с автобусом из виду.

Отель назывался «Ангел» и представлял собой маленький симпатичный домик, под крышей которого проживало несколько семей из России и других бывших республик бывшего Советского Союза.

Коммунальная кухня встретила меня набычившись. Мне показали мой стол, и хозяйка отеля, пожилая фрау Хипп, отвела нас в нашу комнатку с форточкой на скошенном потолке, которая заменяла окно. В комнате было более чем прохладно и довольно темно. Мы сели на кровати и стали плакать. Как сказали бы французы, «небо плакало» вместе с нами, стуча в форточку ледяным ноябрьским дождем.

Утром просыпаться не хотелось, но деваться было некуда. Надо было жить здесь и сейчас. Мои соседи, друзья по несчастью, пребывание в Музбахе несчастьем не считали. Некто Вайсбекер, хваткий сметливый мужичок, работавший у себя дома, в Донецке, в колонии строгого режима, изъяснялся исключительно на языке ненормативной лексики. Его жена, украинка, приземистая плотная бабенка, взахлеб и с упоением ругала всё немецкое, начиная с медицины, кончая продуктами питания, но, должно быть, назло и этой медицине, и этому питанию использовавшая и то и другое на всю катушку во благо своего и семьи здоровья.

Кстати, этот тип людей, упивающийся своим стойким неприятием всех и вся в стране, которая их пригласила, и, тем не менее, ни секунды не помышляющий о возвращении в Россию, довольно часто встречается среди иммигрантов. Как-то очень быстро люди забывают все тяготы и невзгоды прошлого и преподнесенные судьбой и Германией на блюдечке с голубой каемочкой блага расценивают с придирчивостью старухи из сказки Пушкина «О рыбаке и рыбке».

Старух в нашем «ангельском» отеле было целых три и все под стать пушкинской. Самая молодая из них, вечно пьяная «тетя Лена», работавшая дома, в Коми АССР, укладчицей асфальта, ночью зачем-то открывала все досягаемые окна и форточки так, что к утру наш отель становился похож на морозильную камеру. Здесь же жили ее глухонемая сестра и престарелая мать. Жили уже не один год и никуда переезжать не стремились, так как в России переболели туберкулезом, в Германии вылечились, и горный воздух был им весьма полезен.

Для комплекта наш иммигрантский мирок имел в своих рядах и бывшего директора медеплавильного завода, весьма надменного человека, лишенного чувства юмора и ощущающего себя и здесь в ранге директора. В общем, я чувствовала себя «как дома».

И куда меня занесло, и зачем? Эти вопросы не давали покоя ни днем, ни ночью. Но окружавший меня в отеле российский мини-социум, в каком-то его даже гротесковом исполнении, в то же самое время как мог препятствовал мыслям о возвращении туда, откуда все эти типажи и персонажи явились.

Но это всё же была пока не Германия, а как бы карантинная зона. Германия была впереди…

(Продолжение в следующем номере.)


<< Назад | №8 (143) 2009г. | Прочтено: 1365 | Автор: Калиниченко А. |

Поделиться:




Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Топ 20

СОВЕТЫ НЕДАВНО ПРИБЫВШИМ ИММИГРАНТАМ

Прочтено: 10521
Автор: Одессер Ю.

О родстве немецкого и русского языков

Прочтено: 8637
Автор: Локштанова Л.

ФИНАНСИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ

Прочтено: 3199
Автор: Квиндт В.

КТО И КАК МОЖЕТ СТАТЬ ПЕРЕВОДЧИКОМ В ГЕРМАНИИ?

Прочтено: 2082
Автор: де Гильде О.

Полусерьезные советы изучающим язык

Прочтено: 1869
Автор: Калихман Г.

Как организовать Verein — союз, клуб, общество

Прочтено: 1797
Автор: Приходько А.

Преодолеть барьеры общения

Прочтено: 1420
Автор: Левицкий В.

Билет в один конец

Прочтено: 1365
Автор: Калиниченко А.

Билет в один конец

Прочтено: 1330
Автор: Калиниченко А.

«Kinderatelier» идет в детский сад

Прочтено: 1312
Автор: Светин А.

Об интеграции и профанации

Прочтено: 1310
Автор: Кротов А.

Об интеграции и профанации

Прочтено: 1293
Автор: Кротов А.

Аршин успеха

Прочтено: 1265
Автор: Шлегель Е.