Игорю Губерману – восемьдесят

Ирина Парасюк (Дортмунд)

Меня родители в капусте

нашли, мне кажется, в соленой…

Человек мира, он родился в Харькове, учился в Москве, отбывал срок за «уголовное преступление» в Сибири, с 1988 года живет в Иерусалиме. Являясь автором замечательной прозы, он известен более всего своими «гариками». Эти четверостишия не только остроумны, за каждым из них стоит кусок нашей прошлой и нынешней жизни.

Никто не расскажет об Игоре Губермане лучше, нежели он сам.

В борьбе за народное дело я был инородное тело

«Мама моя окончила консерваторию и юридический факультет университета. Отец... был прекрасным человеком, только на всю жизнь очень испуганным 1937-м, 1948-м и 1952-м годами. И часто повторял мне свою коронную фразу: «Гаринька, тебя посадят быстрее, чем ты этого захочешь».

Как странно, что родители прочили ему невеселое будущее. Благополучный мальчик, вежливый, воспитанный, способный. Драться не любил, научился только к десятому классу. Окончил школу с медалью. Поступил в институт. Казалось бы, именно такие дети – достойное будущее страны.

Хватать совсем не надо с неба звёзд,

с умишком даже очень небольшим,

имея волчью пасть и лисий хвост,

легко достичь сияющих вершин.

Не было у него ни лисьего хвоста, ни волчьей пасти. А было другое...

Бессмысленно идти на танк с ножом,

но если очень хочется, то стоит.

Пройдут десятилетия, и он скажет горькую фразу: «...очень жалко наше поколение, потому что оно обречено. Это, конечно, справедливо, потому что мы в этом лагере мира и социализма сами всё и строили – и стены, и забор, и вышки...»

Разумеется, не все «строили вышки», не у всех был волчий оскал...  Он напишет и о них, тex, которые и понимали, и сочувствовали, только говорили об этом... под сурдинку.

Сколь пылки разговоры о Голгофе

за рюмкой коньяка и чашкой кофе.

Впрочем, и их тоже нельзя упрекать. Все люди – это только люди. Ну, или почти все.

Свобода – это страх и выбор,

ломает плечи груз свободы.

Не все к этому готовы. Такова жизнь...

Я сам готовил себе тюремное меню…

В один прекрасный день соответствующие органы решили, что легкомысленный Губерман – подходящая кандидатура, чтобы с его помощью посадить математика и диссидента Виктора Браиловского.

«Двое молодых людей приятной наружности мягко объяснили, что я человек уязвимый, в связи с чем посадить меня очень легко, но они готовы этого не делать, если я напишу то, что требуется, про Браиловского. На протяжении двух часов я как-то уворачивался, отнекивался, говорил, что ничего не знаю. Прощаясь, они пообещали: «Мы еще повидаемся и обязательно договорим, а сейчас напишите, пожалуйста, подписку о неразглашении». И я ответил: «Ну, вот это точно не смогу — я болтун, каких мало. А потому, как выйду от вас, сейчас же всё расскажу». Тогда мне было сказано: «Игорь Миронович, вы же понимаете: теперь мы вас совершенно точно посадим, поскольку ваше пребывание на свободе будет означать, что нас легко можно послать на три буквы и продолжать жить как ни в чем не бывало". И посадили. Просто и изящно. Вызвали в город Дмитров свидетелем, а на месте переквалифицировали в обвиняемого, надели наручники, и… домой я уже не вернулся».

И я сказал себе: держись,

Господь суров, но прав,

нельзя прожить в России жизнь,

тюрьмы не повидав.

Получив пять лет по уголовной статье за сбыт краденого(!), Губерман много раз говорил, что тюрьма была для него университетом, и он ни о чем не жалеет. Но иногда прорывается в его стихах что-то такое, вроде бы и обыденное, вроде бы и нестрашное. Ho начинаешь понимать, что делает с человеком тюрьма.

В тюрьме вечерами сидишь молчаливо

и очень на нары не хочется лезть,

а хочется мяса, свободы и пива

а изредка – славы, но чаще – поесть.

Губерман не спас Браиловского, тoго всё равно посадили. Пройдут годы, они будут изредка встречаться, вспоминать...

С годами жизнь пойдет налаженней,

и все забудется, конечно,

но хрип ключа в замочной скважине

во мне останется навечно.

Такие разные люди

Когда рассказывают о виновниках развала Союза (и внешних, и т.н. пятой колонны), я вспоминаю рассказ Губермана о гебешнике, который имел задание – определить, куда Губермана сажать: в тюрьму или в психушку... С этой целью он год(!) прослушивал телефон будущего «уголовника».

Недавно они встретились, Игорь Губерман и бывший человек из ГБ, ныне – крупный бизнесмен (впрочем, как и многие будущие бизнесмены). Вы думаете, он о чем-то сожалел? В чем-то раскаивался? Да нет же! Сказал только умопомрачительную фразу: «Вы… стихи друзьям читали, и анекдоты по телефону рассказывали – так я с тех пор и стал вашим поклонником...»

Ну как после этого утверждать о высокой преданности делу рыцарей меча и кинжала?! А еще о том, что СССР развалил Горбачев.

Но и в этой системе были совершенно другие люди... ЛЮДИ.

«Я бы с удовольствием обнялся с заместителем начальника по режиму Волоколамской тюрьмы, который вынес мои стихи на волю. Он умер от инфаркта.

Меня там один врач опекал, Кондратенко – хирург, вольнонаемный. По вечерам, с десяти до часу ночи, запускал меня в санчасть, и я писал там книжку «Прогулки вокруг барака» – про тамошнюю жизнь. Когда она была готова, Кондратенко вынес ее из зоны. Много лет я потом искал этого невероятного человека. Не нашел. Боюсь, спился».

«...вы больше не будете преступлять свое преступление…»

Как только Игоря Губермана отпустили из лагеря на поселение, к нему приехали жена с сыном. Они втроем прожили положенный срок. А потом была Москва, в которой... Губерману жить не разрешили. Был 1984 год. Не было Сталина... не было "минуса"… A был «матерый уголовник» Губерман, жить которому надлежало за 101-м километром.

К счастью, кроме верной жены, была у Губермана замечательная теща – писательница Лидия Либединская. Она дружила с поэтом Давидом Самойловым. Тот жил в Пярну и не побоялся прописать у себя опального поэта. Там же, в Эстонии, Губерману удалось снять судимость. Он вспоминал: «До сих пор мелодией звучит в моих ушах фраза, сказанная с эстонским акцентом председателем суда: «Товарищ Губерман, подтвердите нам, пожалуйста, что вы больше не будете преступлять свое преступление…»

С 1988 года семья Игоря Губермана живет в Иерусалиме.

Не могу эту жизнь продолжать,

а порвать с ней мучительно сложно,

тяжелее всего уезжать

нам оттуда, где жить невозможно.

…Oстаюсь русским

«Я обожаю Израиль. Это фантастическая страна! ...огромное количество людей кричат, жалуются и в голос ругают Израиль, и действительно жить трудно, потому что климат и опасность, которая просто висит в воздухе... А страна всё равно прекрасна, камни на самом деле пахнут историей, опыт абсолютно уникальный – опыт создания такой страны... Словом, мне там хорошо... Хотя я там остаюсь русским».

Похоже, я немного раздвоился,

при этом не во сне, а наяву:

я тот люблю дурдом, где я родился,

и тот люблю дурдом, где я живу.

А что касается висящей в воздухе опасности... со времен Войны за независимость 2538 человека погибли в Израиле в терактах. Еще в 2003 году Игорь Губерман в одном из интервью произнес пророческие слова.

"...эта чума захлестнет весь мир.

– Выхода нет?

– Нет. Никакого. Потому что даже если наглухо отгородиться от них стеной, если мы будем их кормить и поить, то теракты все равно будут продолжаться. Человек ведь духовное создание, а духовность для этих людей неразрывно связана с убийством евреев. Там младенцы едва ли не в яслях одеваются в пояса смертников. Пока муллы не перестанут призывать к убийствам в мечетях, а учителя – в школах, это не прекратится».

Как жаль, что он оказался прав…

Я не люблю слово «патриотизм»

Накануне гастролей в Риге Губерман дал интервью порталу Delfi:

– Наши официальные лица утверждают, что настоящий патриот обязан знать латышский, иначе он не любит Латвию. Насколько уютно при своем знании иврита вы себя чувствуете в Израиле?

– Несмотря на мое крайне слабое знание иврита, мне очень уютно жить в Израиле. Я не люблю слово «патриотизм», уж очень оно замызгано ханжами, демагогами и приспособленцами всех мастей, включая множество мерзавцев. Но я очень люблю страну, где много лет уже живу, очень горжусь ею и не променял бы ни на какую другую. А знание языка, на мой взгляд, дело вполне вторичное.

Наверное, именно потому, что Игорь Губерман в душе остается русским, он неравнодушен к тому, что происходит в России.

«В нашем кнессете можно учиться русскому мату, все орут и ругаются друг на друга... Но одно существенное отличие от вашей Думы все-таки есть: почти любой член кнессета при этом заботится об Израиле, а не о себе».

Текут рекой за ратью рать,

чтобы уткнуться в землю лицами;

как это глупо – умирать

за чей-то гонор и амбиции.

Я не знаю, когда был написан этот «гарик», впрочем, он – вне времени... Как и еще один, который как нельзя лучше характеризует, в том числе, и нынешние события.

Уже слетелись к полю вороны,

чтоб завтра павших рвать подряд,

и «С нами Бог!» по обе стороны

в обоих станах говорят.

Mне кажется, стихотворным автопортретом Игоря Губермана можно считать еще одно его четверостишие.

Когда, глотая кровь и зубы,

мне доведется покачнуться,

я вас прошу, глаза и губы,

не подвести и улыбнуться.

С днем рождения, Игорь Миронович! Долгих лет жизни!