ВСТРЕЧА С МАРБУРГОМ

Маршруты Германии

Марина Баст (Франкфурт-на-Майне)

Улочки, домики, карабкающиеся по склону горы к замку, венчающему всё это торжество фахверка, черепичных крыш и старинных кирх. Город опрокидывается на путника своим великолепием и ошеломляет его. «Я стоял, заломя голову и задыхаясь. Надо мной высился головокружительный откос, на котором тремя ярусами стояли каменные макеты университета, ратуши и восьмисотлетнего замка. С десятого шага я перестал понимать, где нахожусь». И еще: «Улицы готическими карлицами лепились по крутизнам. Они располагались друг под другом и своими подвалами смотрели на чердаки соседних. Их теснины были заставлены чудесами коробчатого зодчества. Расширяющиеся кверху этажи лежали на выпущенных бревнах и, почти соприкасаясь кровлями, протягивали друг другу руки над мостовой. На них не было тротуаров. Не на всех можно было разойтись». Таким увидел Борис Пастернак Марбург, сойдя с поезда в 1912 году. Сюда он приехал учиться философии у всемирно известного главы неокантианской школы профессора Германа Когена.

Ожившая декорация

А спустя некоторое время сделал открытие. Ведь так же смотрел на этот город и Михаил Ломоносов, приехавший в Марбург почти за 200 лет до поэта в 1736 году. «Вдруг я понял, что пятилетнему шарканью Ломоносова по этим мостовым должен был предшествовать день, когда он входил в этот город впервые, с письмом к Лейбницеву ученику Христиану Вольфу, и никого еще тут не знал. Мало сказать, что с того дня город не изменился. Надо знать, что таким же нежданно маленьким и древним мог он быть уже и для тех дней. И, повернув голову, можно было потрястись, повторяя в точности одно, страшно далекое, телодвиженье. Как и тогда, при Ломоносове, рассыпавшись у ног всем сизым кишением шиферных крыш, город походил на голубиную стаю, завороженную на живом слете к смененной кормушке. Я трепетал, справляя двухсотлетие чужих шейных мышц. Придя в себя, я заметил, что декорация стала реальностью».

Непрерывность связи поколений, непрерывность культуры и истории. Здесь это видишь воочию. Идя по Марбургу, цепляясь взглядом за фахверковые чудеса, просто кожей ощущаешь некую нереальность, двойственность. Как сейчас бы сказали, виртуальность этого города, когда, существуя в сегодняшнем дне, ты поворачиваешь голову и вдруг оказываешься на 300-500 или больше лет назад. Это же чувствовал и Пастернак. Оглядываясь, ты замечаешь, как спешат сквозь толпу братья Гримм, Якоб и Вильгельм. А вот рядом с книжным развалом у букиниста — Денис Папин, изобретатель паровой машины. Тебя отвлекает на минуту смех и шумный спор группы студентов, и тут же — как наваждение — ведь вот так же точно спорили здесь в 1529 году Мартин Лютер и Ульрих Цвингли о теологии. (Знаменитый «марбургский спор» о значении причастия.) Вдруг среди многочисленных лесенок, ведущих к замку, мелькает силуэт женщины. Уж не сама ли это Елизавета Тюрингская, спешащая к своему госпиталю утешить страждущих и помочь обездоленным? Запутываясь в круговерти переулков, лесенок и расщелин между домами, вдруг оказываешься у старинного колодца. А рядом под ногами шестисотлетние камни разрушенной еще в Средневековье синагоги — отзвуки трагедии.

Город мемориальных досок

Первое упоминание о Марбурге относится к рубежу IX-X столетия. Но только к XIII веку приобретает город широкую известность, благодаря Елизавете Венгерской (или Тюрингской), графине, канонизированной за благочестивые деяния. Являясь страстной поклонницей Франциска Азисского, Елизавета Тюрингская основала в Марбурге госпиталь для больных и немощных, в котором сама ухаживала за ними. Здесь же, в Марбурге, и была погребена в 1231 году, умерев 24-х лет от роду. Госпиталь существует и по сегодняшний день. Немецким орденом на месте захоронения праведницы была воздвигнута одна из самых прекрасных церквей раннего Средневековья Elisabethkirche.

Основанный же в 1527 году ландграфом Филиппом Великодушным Марбургский университет вывел город на уровень крупнейших научных центров Европы.

Блуждая по улицам Марбурга, то и дело натыкаешься на мемориальные доски. Вот здесь жили братья Гримм, а здесь — Михаил Ломоносов, здесь — замечательный живописец Вильгельм Риттер, а там — писатель Хосе Ортега-и-Гассет, нобелевский лауреат по химии Карл Циглер и театральный режиссер Эрвин Пискатор. А в этом кафе любил бывать Булат Окуджава.

Когда петух над Марбургским собором
Пророчит ночь и предрекает тьму,
Его усердье не считайте вздором,
Но счеты предъявляйте не ему.

Он это так заигрывает с нами,
И самоутверждается при том.
А подлинную ночь несем мы сами
Себе самим, не ведая о том.

Он воспевает лишь рассвет прекрасный
Или закат и праведную ночь.
А это мы, что над добром не властны,
Стараемся и совесть превозмочь.

Кричи, петух, над Марбургским собором,
Насмешничай, пугай, грози поджечь.
Пока мы живы и пока мы в горе,
Но есть надежда нас предостеречь.

Это одно из последних своих стихотворений Булат Шалвович посвятил замечательному переводчику и преподавателю Марбургского университета Барбаре Кархофф, много сделавшей для сохранения отметин русской культуры в Марбурге.

Марбург — это город сказка, город-история. Для Пастернака слишком многое было связано с этим городом. Это был город мечты, куда он так стремился в пору своего увлечения философией. Город утраченной любви, отзвуки которой слышны в стихотворении «Марбург».

Я вздрагивал. Я загорался и гас. 
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье, — 
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне — отказ. 
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

В тот момент, когда профессор Коген предложил талантливому юноше всерьез заняться философией, выбор был уже сделан, произошла перемена жизненного пути, и литература становится основным занятием Пастернака.

«Прощай, Германия, прощай, философия!» Эти слова поэта написаны на мемориальной доске дома, где квартировал Борис Пастернак в свою марбургскую бытность.