С Борисом Стругацким беседует известный российский публицист, автор книги о братьях Стругацких Борис Вишневский

Уважаемый Борис Натанович, следите ли Вы за процессом по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева? Как Вы думаете, есть ли шанс, что по второму, явно абсурдному обвинению суд вынесет оправдательный приговор?

За процессом по мере возможностей слежу. Благоприятный исход дела представляется мне хотя и возможным, но крайне маловероятным. В любом случае исход этот будет определяться не сутью предъявленных обвинений, а событиями совсем к делу вроде бы не относящимися: общей политической ситуацией, внутри- или внешнеполитическими целями высшего начальства и даже его (начальства) настроением.>

Полтора года назад большое внимание привлекла Ваша переписка с Михаилом Ходорковским, опубликованная «Новой газетой». Хотели бы Вы, чтобы этот диалог продолжился? Что бы Вы хотели обсудить с Михаилом Борисовичем, если бы это сейчас было возможно?

Михаил Борисович – замечательный собеседник, эрудированный и тонко понимающий все детали обсуждаемого. Беседовать с ним – одно удовольствие. Боюсь только, что сейчас ему не до философских разговоров.

Президент Дмитрий Медведев хочет переименовать милицию в полицию и изменить ее функции. Что Вы думаете об этом законопроекте (если Вы с ним знакомы)? И как, на Ваш взгляд, надо реформировать российскую милицию, ставшую для общества источником опасности? Возможно ли это??

  Я не изучал законопроект детально. Общее же впечатление от него сложилось у меня самое неблагоприятное. Закон явно рассчитан не на ослабление, а, наоборот, на усиление давления государственной машины на граждан страны. Полиция по этому закону получает еще больше возможностей прессинговать население по своему усмотрению (и по указаниям начальства), что, в конечном счете, приведет отнюдь не к торжеству права, а лишь к новому витку всеобщей коррумпированности. И никакие, по моему убеждению, реформы не способны сейчас превратить нашу полицию из источника опасности и коррупции в защитницу правопорядка. Во всяком случае, в сколько-нибудь короткое время сделать это невозможно – предстоит длительный процесс постепенной смены кадров, замены поднаторевших в дедовщине вчерашних унтеров на честных, не растративших еще заряда юношеского романтизма и благородства ребят – выпускников школ «новой» полиции. Эти школы еще предстоит создать, и найти где-то преподавателей для этих школ, опытных служак, прошедших огонь и воду, но не утративших понимания высокого назначения правоохранителя. К сожалению, совершенно не видно политических сил, заинтересованных в реализации этой благостной программы. Начальство – и высшее, и среднее, да и самое низко расположенное тоже, – заинтересовано совсем в другом: в обеспечении так называемого «порядка», понимаемого – это повелось у нас исстари – как беспрекословное подчинение населения установленным правилам при немедленном и жестоком наказании за любую попытку выйти за пределы этих правил. И самое грустное состоит в том, что такое понимание порядка вполне соответствует нашему менталитету: «с нами по-другому нельзя», «нас только распусти – тут же на голову сядем» и т.д.

Кому оказался не нужен Юрий Лужков, который все годы, что он правил Москвой, был олицетворением существующего режима? И не себя ли дискредитирует власть, которая стала обвинять Лужкова в том, что давно всем известно, но оставалось безнаказанным?

Идет смена «среднего звена». Лужков – последний из мастодонтов девяностых – нулевых годов, еще избранный, можно сказать, никем не назначенный, никому как бы не обязанный, кроме своих избирателей. «Властная вертикаль» такого не допускает по определению. И никогда не допустит. Лужков был обречен. И в его кресло сядет проверенный, вполне управляемый, назначенный свыше чиновник без собственной позиции и собственной программы.

Глава «медведевского» института современного развития ИНСОР Игорь Юргенс заявил, что главным препятствием для российской модернизации является российский народ, который к этой модернизации не готов. Как Вы думаете, что на самом деле мешает модернизации? И возможна ли она?

По-моему, любой народ любой страны к модернизации не готов никогда. Народ мудр, но – инертен. Народ не любит новшеств, народ предпочитает все «старое-доброе». Так было, так будет всегда. Модернизация успешна, если возник класс предприимчивых предпринимателей («кому опостылели страны отцов»), которым тесно в устаканившейся реальности, которые готовы рискнуть и которые видят перспективу. Тогда, если идеей модернизации проникнутся власть имущие, они дадут этим предпринимателям волю (либеральные законы, льготы, налоговые преимущества), и процесс пойдет. И главное препятствие модернизации – не «косный народ», а всемогущая бюрократия, которая уж точно не хочет никаких перемен, потому что не видит в них никакого для себя проку, а одни лишь опасности потерять привычную кормушку. Поэтому модернизация у нас пойдет только в том случае, если ею удастся заинтересовать сколько-нибудь значительную и, главное, влиятельную часть бюрократического аппарата. Представления не имею, как это можно сделать.

Медведев продвигает проект инновационного центра «Сколково». Как Вы думаете, реально ли построить «островок свободы и успешного бизнеса» в несвободной стране, где бизнес находится под давлением властей?

Реально, по-моему. Удалось же Лаврентию Берии создавать такие «островки» в полузадушенной и нищей стране. Правда, главным стимулом работы в тех «шарашках» было стремление сохранить жизнь – сильнейший, между прочим, стимул! Сможет ли подобным стимулом стать стремление сохранить ДОСТОЙНУЮ жизнь (в окружении страны бедной и полусвободной), не знаю. На Западе, даже в богатых, процветающих странах, это получается. Не вижу существенных препятствий и для нас. Тут главное – укротить всё ту же бюрократию, которой никакие Сколковы ни к чему, если не дадут они возможности получить какой-то откат (пока совершенно не ясно, какой именно).

Вы верите в «модернизацию», о которой говорит президент?

Боюсь, это только слова. Модернизировать надо политическую жизнь, без этого никакая модернизация экономики и науки невозможна (разве что милитаризация, которая не есть выход их тупика, а как раз углубление в него). Модернизация же политической жизни означает схватку между элитами («державниками» и «либералами», «аскетами» и «гедонистами», «антизападниками» и «прозападниками»). К этой схватке ни одна из элит не готова, риск слишком велик, можно разрушить страну и потерять всё. Поэтому и модернизации никакой не произойдет, а наступит одно лишь «одержание и слияние», медленное гниение без резких движений вплоть до очередного кризиса. А практически – до появления нового Горбачева или Сталина.

  Российских ученых, работающих за границей, становится всё больше и больше – самые способные студенты стараются уехать, едва получив образование. Не грозит ли это катастрофой для российской науки в ближайшем будущем? И что делать, чтобы ее предотвратить?

Способ один: бросить на науку средства, сравнимые с военными расходами. И – не мешать. Управлять наукой должны ученые. Именно они должны решать, что сейчас важно, а что – не очень; кто достоин грантов, а кто – нет; вообще – кто ученый, а кто – очередной петрик. И – обязательно – неограниченная свобода контактов с мировой наукой. У нас разрушена «среда обитания» для ученых. Надо ее восстанавливать и не жалеть на это денег. Не знаю, окупаются ли средства, вложенные в культуру, но средства, вложенные в науку, окупаются всегда. История с «просталинским» и ксенофобским учебником истории Вдовина и Барсенкова разделила правозащитников и демократических публицистов: одни требуют защитить Николая Сванидзе, который выступил против этого учебника и потребовал его запрета, другие заявляют, что никого нельзя преследовать за выражение мнений, и свобода слова – это святое. Ваше мнение?

Свобода слова – безусловно, святое. «Преследовать за выражение мнений» (изгонять, исключать, упаси бог – сажать) нельзя ни в коем случае. Со словом надлежит бороться словом же, а не административно-командными средствами. Но называть черное – черным, лживое –лживым, гнусное – гнусным следует обязательно, и во всеуслышание! Не уверен, что лживую книгу надо запрещать (изымать, упаси бог – сжигать). Дьявол не в книгах – дьявол в головах. Но защищать лживую книгу, изощряться в попытках доказать, что ложное истинно, проповедовать ложь – аморально и отвратительно. Такого рода действия не могут не быть осуждены.

Сейчас со страхом говорят о 2012 годе как годе мощного энергетического кризиса и чуть ли не о конце света, последующем вслед за ним. Какие перспективы для человечества в этом плане видите Вы?

Разговоры о «катастрофе двенадцатого года» – на мой взгляд, не более чем досужая болтовня, безответственный трёп с целью приятно пощекотать задремавшее от повседневности воображение. Болтовня такого рода возникает, можно заметить, регулярно и регулярно сходит на нет без каких-либо вредных, слава богу, последствий. Я вообще не верю во всемирные катастрофы. Да, всё это теоретически возможно: и падение гигантского метеорита размером с Австралию; и внезапная пандемия, вызванная новым (новейшим!) вирусом с вирулентностью гриппа и смертоносностью средневековой чумы; и самая обыкновенная (никакой фантастики!) Последняя Ядерная... Но все это – события хотя и возможные, но чертовски маловероятные, я бы сказал – редкостные. А мир наш, похоже, устроен так, что редкостные события случаются редко. Десятки и сотни веков проходят между очередными потопами и нашествиями ледников. И если бы это было не так, то не только никакая цивилизация на Земле не была бы возможна, но, может быть, и сама жизнь. «Малые» же катастрофы (читай: кризисы) возможны вполне и даже вполне предсказуемы. Так, к середине XXI века можно ожидать решительного истощения запасов углеводородов (нефти и газа), и тогда, если не успеем мы к этому времени открыть какие-то достаточно мощные альтернативные источники энергии, разразится энергетический кризис. Практически в одночасье человечество отброшено будет в XIX век, в «век пара и электричества», причем пара будет достаточно, а электричества – нет. При этом не будет ни жертв особенных, ни разрушений, железная саранча Апокалипсиса не обрушится на наши головы, «семь чаш гнева» не вскипят, – просто жить станет холодно и голодно, всего хорошего станет мало, а повседневных забот прибавится. С обществом Потребления «сытому миллиарду» придется распроститься, и всему миру придется распроститься с демократическими свободами , – авторитаризм восторжествует, и это будет длиться долго, – пока не найдут способ добывать энергию из вакуума или, хотя бы, не запустят пресловутый «термояд». Скучный, тусклый, несвободный мир, – вполне, впрочем, стабильный, – стабильный до полной бесперспективности. И никаких эксцессов. Типичная «катастрофа XXI века»: внезапное возвращение в прошлое.

Видели ли Вы фильм Алексея Германа по «Трудно быть Богом»? Если видели, то каковы Ваши впечатления? И что из экранизаций произведений братьев Стругацких Вы считаете удачным, а что – нет?

Из фильма Германа видел только отдельные кадры. Впечатление – ожидаемое. По-моему, это будет Великое Кино. Что касается экранизаций произведений Стругацких, то из категории «фильма по мотивам» всех превосходит, конечно, «Сталкер» Андрея Тарковского. Если же говорить о собственно экранизациях, то лучшей мне кажется первая серия «Обитаемого острова» Федора Бондарчука (вторая серия удалась ему меньше: слишком много Голливуда в единицу времени). А как Вы, в свое время, вдвоем работали с братом? Говорили, что братья Стругацкие, живущие соответственно в Ленинграде (Вы) и в Москве (Аркадий Натанович), встречались в буфете станции Бологое, напивались чаю и садились писать…

Легенду о буфете в Бологом я и комментировать не буду – тем более, что есть значительно более сочная: Стругацкие съезжаются на подмосковной правительственной даче, накачиваются наркотиками до одури – и за машинку ... А что касается нашего творческого метода, то работали мы всегда именно так, как всем честно рассказывали, – хотя в это никто почему-то не верит: слово за словом, фраза за фразой, страница за страницей. Один сидит за машинкой, другой рядом. Каждая предлагаемая фраза обсуждается, критикуется, шлифуется и либо отбрасывается совсем, либо заносится на бумагу. Другого разумного способа нет! А этот, между прочим, вовсе не так сложен, как некоторым кажется.

«Разделение труда» у вас было?

В основном, последние лет двадцать пять, оно было таким: Аркадий Натанович сидел за пишущей машинкой, а я – рядом, сидел или лежал на диване. Иногда ходил. Аркадий Натанович утверждал, что я печатаю плохо и неаккуратно. Ну, и я с удовольствием соглашался с такой оценкой моих способностей. Рукописи у меня, и вправду, всегда получаются довольно неряшливыми, с кучей поправок, опечаток и ляпов. Аркадий Натанович, который много лет проработал редактором, всего этого разгильдяйства совершенно не терпел и стремился к тому, чтобы рукопись представлялась в издательство в идеальном виде – отсюда его желание сидеть за машинкой лично. У нас было правило: окончательный вариант перепечатывался начисто в двух, а то и в трех экземплярах, первый – в издательство, остальные – в архив.

  Часто ли у Вас с братом возникали споры?

Вся наша работа была сплошным спором. Если одному из нас удавалось убедить другого в своей правоте – прекрасно. Если нет – бросался жребий, хотя это случалось довольно редко. У нас существовало простое правило: кому-то из соавторов не нравится фраза? Что же, это его право, но тогда его обязанность – предложить другую. После второго варианта может быть предложен третий и так далее до тех пор, пока не возникает вариант, в ответ на который предлагать уже нечего. Или незачем.

Кому чаще удавалось убедить другого?

В литературной работе я бы не взялся устанавливать какую-то статистику. Другое дело – обычные споры за рюмкой чая. Там чаще побеждал я, потому что был всегда более логичен, а Аркадий Натанович – более эмоционален.

Верите ли Вы в то, что существует разумная жизнь в других мирах и что нам удастся встретиться с их представителями?

Я это допускаю. Никаким законам мироздания эта идея не противоречит, а значит, вполне может быть реализована где-то во Вселенной. Правда, простое соображение основательно портит картину. Если разумная жизнь способна возникать и эволюционировать во Вселенной, то весьма вероятна ситуация, когда разум возник где-то за многие тысячи (и даже миллионы) лет до нас. Этот разум к нашему времени должен был бы достигнуть состояния Сверхцивилизации, управляющей энергиями галактического порядка и способной давным-давно уже освоить Метагалактику. Следы деятельности такой Сверхцивилизации мы могли бы обнаружить самым естественным образом, но мы не обнаруживаем НИЧЕГО! Это – так называемый парадокс Ферми или Загадка Великого Молчания Вселенной. Простейшее решение этого парадокса – предположение, что человечество просто одиноко во Вселенной (гипотеза Шкловского). Однако существует целый букет и других объяснений, не столь пессимистических: например, предположение, что мы просто не умеем отличать последствий деятельности Сверхцивилизации от естественных космических процессов, просто в силу грандиозности этих последствий, ничем не напоминающих нам «деяния рук человеческих».

Что из прочитанного в последнее время Вам понравилось, а что – нет?

Я, как член нескольких литературных жюри, читаю (обязан читать) практически всё лучшее из фантастики, что выходит ежегодно. Как правило, это хорошие тексты (номинационные комиссии работают вполне добросовестно), барахло мне в руки просто не попадает. То, что показалось мне лучшим, вы можете узнать, посмотрев список лауреатов и призеров «Бронзовой улитки» и АБС-премии (литературная премия имени Аркадия и Бориса Стругацких – прим. ред.) за 2009 год.