Воспитание подростков. Нестандартная ситуация

Записки практикующего психолога

Катерина Мурашова (Санкт-Петербург)

Лесная сказка

Есть польза от описания типичных случаев – кто-то, его прочитав, может увидеть нечто аналогичное своей собственной ситуации, что-то в ней понять или даже исправить. Но и случаи исключительные представляют определенный интерес – они повышают нашу готовность к чудесам мира.

* * *

Женщина пришла одна и противно хрустела суставами пальцев. У нее было такое трагическое лицо, что я не решалась попросить ее перестать.

На все лето она брала отпуск за свой счет и вместе с сыном жила на даче. Сын Кирюша рос спокойным и вдумчивым мальчиком – хорошо учился, любил рассматривать муравейники и жучков под камнями, держал в банке головастиков, читал книжки фэнтези и про динозавров.

С дачными мальчишками, которые бегали крикливой стайкой и размахивали палками или гоняли на велосипедах, Кирюша был знаком, никогда не воевал, но и не общался особо.

И никого не удивило, когда на даче он подружился с соседской девочкой Зоей, на полтора года старше его. Зоя много читала, гуляла в лесу, часто ходила на пруд и сидела на берегу, рассматривая что-то в воде или прислушиваясь к шелесту листьев над головой, и ни с кем, кроме Кирюши, не общалась. Зоина мама была очень рада этой дружбе и всегда Кирюшу привечала.

Взрослые из обеих семей видели, как дети подолгу, часами сидят на скамейке в кустах сирени и о чем-то заинтересованно беседуют, размахивая руками и иногда смеясь. Кирилл рассказывал, что Зоя придумывает «здоровские истории, не хуже чем в книжках».

В начале нынешнего лета одна из дачных соседок сказала матери Кирилла (ее звали Региной): а вас не беспокоит, что ваш все время с этой девочкой возится? «Да они давно дружат, – удивилась Регина. – А в чем дело-то?» – «Дело, конечно, ваше, – сказала соседка. – Но я бы на вашем месте остереглась. Странная она какая-то. И в школе на дому учится».

Против своей воли обеспокоенная Регина начала приглядываться к Зое и вскоре уже не понимала, что видит сама, а что ей мерещится. Почти тринадцатилетняя Зоя контактов со взрослыми избегала, смотрела в землю, на прямые вопросы отвечала односложно. Зоина мать о семье и дочери тоже практически ничего не говорила, хотя охотно общалась на другие темы и вовсю хвалила Кирилла и их с Зоей детскую дружбу. Остальные дачники, как оказалось, вполне разделяют настороженность первой соседки – что-то там нечисто.

В конце концов, Регина извелась, не выдержала и сказала сыну: Кирюша, а почему ты с другими детьми не играешь? Что тебе эта Зоя, она же бука совсем, пошел бы с мальчиками на костер или на велосипеде покатался.

– Мне с Зоей интереснее, – спокойно возразил мальчик.

После нескольких бесплодных разговоров был поставлен ультиматум: нужно общаться с другими детьми или хотя бы еще что-то делать, кроме сидения в кустах или на пруду с Зоей. Иначе мы вообще отсюда уедем и больше не приедем никогда.

Через две недели Кирюша исчез. Без всякого протеста, объявления или прощальной записки – просто вышел утром после завтрака из дома и не вернулся. К обеду его искали уже по всему поселку. Тогда же выяснилось, что пропала и Зоя.

Прочесывали окрестный лес. На пруду работали водолазы. Регина билась в истерике, обвиняла Зоину мать: ваша старше, это она его увела! Зоина мать молчала, глядя в землю. Уже в милиции, когда заполняли бесчисленные бумаги, выяснилось страшное: у Зои шизофрения, она лечилась в психиатрической больнице, принимает таблетки. Что в этот момент кричала Регина, она не помнит, но ей до сих пор немного стыдно.

Потом главный милиционер сказал: будем, конечно, еще искать в округе, но вы же понимаете – месяц прошел, нигде ничего, так что, скорее всего, ищем трупы. Есть крошечный шанс, что уехали зайцами в другие регионы, ориентировки везде разосланы, но они же не профессиональные побегушники-беспризорники, к тому же девочка больная, были бы оба живы, где-нибудь засветились бы. Увы.

Еще почти через месяц, в конце сентября, мужчина в одежде грибника вылез из машины у поста ГАИ и сказал: там, три километра назад, у ларька на шоссе мальчонка клянчит объедки, я там себе кофе после грибной охоты покупаю, и уже второй раз его вижу. Купил ему две шоколадки. Что-то с ним сильно не так, по-моему, худой он очень и дикий какой-то, на сельских детей не похож. На вид лет десять-одиннадцать, одет так-то. Непорядок, я чувствую, здесь…

Гаишники оказались отзывчивыми.

Кирилла отловили прямо на шоссе. Он дико сопротивлялся, бил ногами и руками, кидался со всего размаху на асфальт и кричал, что никуда не поедет, пока не заберут Зою. В лес с ним шли добровольцы из поселка, боялись, что найдут полуразложившийся труп. Прошли около пяти километров. Зоя была жива, безразлично сидела на лавочке в старой, наполовину ушедшей в землю охотничьей избушке. Увидев людей, повела себя много спокойнее, чем Кирилл. Встала и пошла. Мать как будто не узнала. На прощание обняла мальчика и поблагодарила его.

– Как же они жили все это время? – спросила я. – Кирилл рассказывал?

– Нет. Он ничего не рассказывает.

– Ну, вероятно, это травматическая амнезия.

– Я не знаю, что это! – Регина заплакала. – Но моего мальчика будто подменили, навели порчу! Прошло уже полгода, но он… он…

– Что – он?

– Он почти не разговаривает с нами. Не может учиться. Сидит, смотрит телевизор. Если телевизор выключить или убрать, он продолжает смотреть в пустой экран или в стенку. Чтобы он поел, я должна его уговаривать или заставлять.

– Лекарства?

– Да, конечно. Никакого действия, только еще больше тормозит. Психиатр сказал: на таких препаратах уже должно было пройти. И не случайно все-таки она его выбрала. Скорее всего, эта трагедия запустила какой-то его собственный процесс… Но у меня был совершенно здоровый мальчик, никакой не психопат, я-то знаю! И то, что у нее, оно же не может быть заразным?!

– Напрямую, конечно, не может, – согласилась я. – А где сейчас Зоя?

– В психушке, конечно, где же еще! А может, уже и выпустили ее, я не знаю.

– Кирилл виделся с ней после?..

– Да вы что, с ума сошли?!! – завизжала Регина. – Да чтобы я… да чтобы она…

– Понятно. Я бы хотела увидеть Кирюшу.

* * *

Со слов Регины я представляла себе мальчика чуть ли не в коме. Но как только мать вышла из кабинета, он стал разговаривать. Не то чтобы уж совсем свободно, но на вопросы через один отвечал. Однако быстро уставал, пятнадцать-двадцать минут – и все. Я решила, что это от препаратов. Никакой психиатрии не почувствовала, так матери и сказала. Она сразу ко мне прониклась, стала его водить.

Через некоторое время я уже много знала. Зоя была развита и наблюдательна. Она подробно видела подводный и лесной миры и рассказывала о них другу, добавляя фантастики из своих видений. Дети уже давно общались с духами леса, воды и облаков. Те передавали им приветы и послания, играли с ними, подшучивали. Дачный мир для Зои был живым, городской – мертвым. Когда стало ясно, что их скоро разлучат, Кирилл сам предложил сбежать. Они взяли вещи, спички, свечи, компас, крупу и консервы. Зоя украла у матери немного денег. Первые дни сидели на островке в болоте и питались хлебом и морошкой. В болоте их не искали. Потом, когда активная поисковая операция закончилась, заселились в избушку. У Зои еще были таблетки, она их аккуратно принимала. В избушке была буржуйка, но чаще готовили на костре. Собирали грибы. Ходили в два поселка воровать картошку и всякое другое с огородов, еще украли два одеяла и покрывало с веревок. Было весело. Потом у Зои кончились таблетки, и она стала «залипать», по выражению Кирилла. Иногда ее мучили страшные галлюцинации, и тогда Кирилл прижимал к себе и рассказывал все, что в голову придет. Она успокаивалась, но уже не могла ходить за едой и прочим.

Кирилл взял все это на себя. Зоя, когда ей становилось получше, бродила по округе, собирала хворост и дрова, приносила воду с ручья, разводила огонь. Когда ситуация ухудшалась, просто сидела на лавке и раскачивалась. Однажды Кирилл увидел, как человек у ларька на шоссе выбрасывает в ящик почти нетронутый гамбургер. Это навело его на новую, продуктивную мысль. Зоя мысль одобрила, но сказала, чтобы у женщин он не просил никогда – они подозрительные и приставучие. Мужчины действительно никогда ничего у мальчика не спрашивали, один даже купил для Кирилла в ларьке две пачки чаю, пачку сахара и два кило риса – интересно, что он при этом подумал?

Да, он понимал и понимает, что Зоя больна. И что? Да, он знает, что духов облаков по правде не бывает. И что? Да, конечно, в школе нужно учиться. А зачем? Мама, разумеется, за него переживает. И что?

Я вроде бы установила с мальчишкой такой хороший, качественный контакт, но оказалась в абсолютном, глухом тупике. Дело никуда не двигалось. Но я уже догадывалась и однажды спросила напрямую:

– Как ты относишься к Зое сейчас?

– Я ее люблю, – просто ответил он. – И она, я знаю, любит меня.

Вот так. И ничего нельзя сделать.

Я не могла сказать его матери: позвольте им видеться. Потому что она сразу начинала визжать.

Я не могла сказать ему: время лечит. Потому что я знаю, что это не всегда так.

Я не могла сказать ему: полгода назад ты ушел в ее мир, это было неправильно и едва не привело к страшной трагедии, теперь тебе надо попробовать вывести ее в наш мир, у тебя есть шанс – ему двенадцать, ей тринадцать и у нее шизофрения.

Я не знаю, что сейчас с ними стало. В любом случае, они выросли. Но вот, жили и любили такие дети. И я вам о них рассказала.