Китайский фактор. Продолжение темы

(Начало - в  № 4 / 2019)

               Неважно, черная кошка

               или белая кошка, если она 

               может ловить мышей –

               это хорошая кошка.  

Дэн Сяопин, 1961 г.

Многих интересует, даже волнует нынешний Китай – страна, еще относительно недавно такая вроде бы понятная, послушно идущая по нашим, советским стопам. Точкой разлома стала так называемая «Великая пролетарская культурная революция». Остались от нее в русском языке слова «хунвэйбин» и «дацзыбао»...

В 1969 году, через четыре года после того, как сия «революция» разразилась, я смотрел с пограничной заставы через стереотрубу на китайский город Хэйхэ, расположенный по другую сторону Амура напротив Благовещенска. Пять высоких заводских труб, лишь из одной – еле различимый дымок. По льду вдоль китайского берега тянулся целый караван старушек, запряженных в санки, нагруженные хворостом. Тяжелое было время и для отношений с Китаем, и, конечно же, для самого Китая. Некоторые исследователи утверждают, что число безвинных жертв в Китае в период «Культурной революции» (1966 – 1976 гг.) превысило... 100 миллионов человек.

В сентябре 1976 года в столице Бангладеш Дакке мы с первым советником советского посольства Юрием Виноградовым сидели в машине напротив китайского посольства и смотрели, как спускают флаг по случаю кончины Председателя Мао Цзэдуна – вдохновителя и организатора провального и кровопролитного «Большого скачка» и еще более катастрофической «Культурной революции». Флаг был спущен, революция кончилась. Выпили по этому поводу, всё-таки еще оставаясь в неуверенности.

Скоро стало ясно, что безумие, вдохновленное идеями марксизма-ленинизма в интерпретации Мао, не имеет продолжения, не нашло должной поддержки даже в предельно коммунистической элите китайского общества. Начались перемены. Многие думали, откуда бы такое, Китай вроде бы встал на путь кардинальных реформ, чтобы преодолеть твердолобость маоистской элиты и повести страну по другому пути. Какому?

Его выбрал Дэн Сяопин, ветеран китайского коммунистического движения, учившийся когда-то во Франции и в 1926 году перебравшийся в Советский Союз. Разгар НЭПа, одним из вдохновителей которого был Николай Бухарин, впоследствии казненный Сталиным. Дэн Сяопин, внимательно изучавший его труды, был впечатлен. Для преодоления трагических последствий «Культурной революции» он выбрал бухаринские принципы НЭПа, когда-то прерванного тем же Сталиным. И вот – помер Мао, а Дэн, сосланный за «правые взгляды» на какой-то завод простым рабочим, вновь вышел на поверхность общественной жизни Китая. Самый высокий пост – вице-премьер Госсовета КНР, но он стал вдохновителем и вождем «Пекинской весны», которая радикально изменила и жизнь китайцев, и место Китая в современном мире.

А всего-то – идеи Николая Бухарина полувековой давности, впрочем, вполне творчески воспринятые их китайским последователем. Коротко: реформы в пользу крестьян, составлявших и в России во времена Бухарина большинство, и в современном Китае являющихся подавляющим большинством населения, то есть отказ от «диктатуры пролетариата». Есть у меня подозрение, что ни в дореволюционной России, ни в дореформенном Китае не существовало слоя рабочего класса, который, согласно формулам Маркса, мог бы соответствовать понятию «пролетариат». Так или иначе, стимулирование китайского крестьянства путем отказа от гибельной коллективизации по сталинскому образцу и чуть покруче – «народных коммун», фактически – сельскохозяйственных концлагерей – привело к невероятному росту сельскохозяйственного производства.

Второй бухаринский принцип – развитие легкой промышленности. Даже не очень старые люди припоминают засилье китайского ширпотреба на советских еще, а потом на российских рынках. 

И наконец, на накопленном капитале – индустриализация, обошедшаяся без гигантских жертв, вроде тех, что были при сталинском режиме. Это была другая индустриализация, не ориентированная на максимальное производство «чугуна и стали на душу населения в стране», началась уже другая эпоха, позже названная «постиндустриальной». Китай сделал главную ставку на «высокие технологии», и весь мир увидел впечатляющий результат. Сначала была простая сборка из американских компонентов по американским же схемам, и, разумеется, основным потребителем стала Америка. И остается до сих пор, но, как водится между тесными партнерами, бывают и мелкие драчки, и серьезные разногласия.

Ни для кого не секрет, что Китай беззастенчиво ворует передовые технологии Запада – в первую очередь у Соединенных Штатов. Многие наблюдения, кстати, показывают, что китайцы в массе своей прекрасные, добросовестные исполнители, но никакие изобретатели. Вероятно, сильно повлияли маоистские «революционные» преобразования, которые даже в сильно «марксистко-ленинском» Советском Союзе называли «догматизмом». Впрочем, и в самой России по пролетарско-большевистским канонам подавлялось всякое не только инакомыслие, но и сама способность, потребность мыслить: и «Философский пароход», конечно, и Сергей Королев, основоположник прорыва в  космос, отсидевший в ГУЛАГе... Мы просто не знаем, сколько жертв подобного, но значительно более кровавого процесса было в Китае: сначала после воцарения Мао и потом, в 60-70 годы ХХ века, еще более жестокой «культурной революции». Воровать – на это «изобретений» всегда хватало, вспомним хотя бы супругов Розенбергов, и в ответ на это всегда стандартное возмущение: «настамнет».

И всё-таки, эффективно используя чужие технологии (украденные в том числе), Китай вырвался на первые места в мире по многим экономическим показателям, даже по производству автомобилей. Это безусловная заслуга «бухаринских» реформ на протяжении последних трех десятилетий, но не надо забывать, в какой бездне находилась страна до этого. Нынешнее эффективное производство экспортной продукции весьма опосредованно влияет на благосостояние граждан, но в большей степени требует поиска новых рынков сбыта, того, что принято называть «экономической экспансией». Для этого затеян гигантский инфраструктурный проект «Один пояс – один путь», то есть возрождение «Великого шелкового пути» времен Древности и Средневековья в современный тракт, вплоть до Скандинавских стран.

О китайской угрозе заговорили даже в авторитетной западноевропейской прессе. Что это такое, если китайцы покупают контрольные пакеты акций ведущих предприятий! Ужас! Правда, что выпускали предприятия, то и выпускают, да и зарплата работников не понизилась. Экспансия – да, почему бы и нет?! Какая разница потребителю, если продукция становится даже дешевле? Но возможны обвинения в недобросовестной конкуренции, даже в демпинге. Возможный результат – недостижимые требования с той или другой стороны, даже политические конфликты, наращивание военных бюджетов, размахивание саблями – кто кого? Становится вероятной «Ловушка Фукидида» – это когда Спарта напала на Афины, будучи перепуганной и уверенной в том, что Афины вот-вот на нее нападут. Афиняне, впрочем, об этом и не помышляли, но всё равно одержали победу. Это ловушка древнегреческого провидца не для Китая и, скажем, для США. Она – для всех. И для нас тоже.

Я бы представил массированное наступление пятимиллионной китайской армии на Сибирь. Уже во второй день – жрать нечего, рис не подвезли, магазины уже очистили, придется жевать ягель. Нет, не для Китая, который не привык по-настоящему воевать, тем более – завоевывать. Что-то, конечно, получается – типа вырубки лесов в российском Забайкалье или коррупция, которой пользуются все кому не лень.  

Сыграет ли «ловушка Фукидида» свою роль в противостоянии Китая с остальным миром? Проницательный журналист Павел Пряников, ведущий канал «Красный Сион» в Telegram (запрещенном в РФ), вполне здраво оценил ситуацию: «... В мировую гегемонию Китая сегодня не верит никто (речь, конечно же, идет об аналитиках, а не покупных пропагандистах). Во первых, ни одна страна мира не воспримет китайские культурные ценности ни добровольно, ни даже насильно». А без этого немыслима гегемония или  даже ее подобие. Не нравится мне сам термин «гегемония», но ведь сколько, скажем, внесла в ХХ веке культура Америки в культуру Европы, да и всего мира, Советского Союза в том числе. Во вторых, нет у Китая собственного внешнеполитического блока, нет серьезных союзников, которые разделяли бы его цели (если таковые имеются). А без этого тоже не получается гегемония.

И наконец, в социальном отношении Китай находится на том уровне, который был в развитых странах еще 50-60 лет назад. Ему предстоит еще пережить десятки болезненных реформ, реформ «буржуазных», реформ, приносящих свободу; гражданское общество, восстановление прав и законности, которые единственно могут вернуть Китай в содружество цивилизованных государств XXI-го века – государств, которые друг с другом не воюют. Пока этого  не произошло.      

(Окончание следует)

Читайте также:

1. Китайский фактор. Журнал «Партнёр», № 4 / 2019. Автор Е. Кочанов
2. Современный Китай. Транспортная инфраструктура. Журнал «Партнёр», № 6 / 2018. Автор Ю. Переверзев
3. Китайский дневник. Журнал «Партнёр», № 4 / 2008. Автор С. Шапкин
4. Современный Китай как антитеза западным ценностям. Журнал «Партнёр», № 9 / 2008. Автор Г. Калихман