Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

Анна Шаф

Горькие судьбы.

Часть 4


 

- Х О Ф   А Л Ь В И Н А

 

Родилась я в Поволжской республике немцев в поселке Добринка в 1936 году. Память у меня хорошая, помню многое.   

Отец, Граф Давыд Христианович, работал плотником, мама, Реп Эмилия Егоровна, была колхозницей, убирала табак в поле. Была определенная норма для каждого работника, надо было табак в поле вырастить, обработать и собрать. Мои бабушка и дедушка с весны до поздней осени жили в колхозном саду, ухаживали за яблонями и виноградником, я часто у них бывала. В годы коллективизации пострадала мамина сестра. У них с мужем было небольшое хозяйство: две лошади, два быка и две коровы, семья была многодетная. Когда пришла коллективизация и стали раскулачивать хозяев, у них все забрали, семью выслали в голую степь и бросили там, мол, живите как хотите. Они вырыли себе землянку и как-то перебивались.

22 июня 1941 года началась война.  Вскоре пришел указ о депортации немцев в глубь страны. Помню, к нам домой пришли и объявили этот указ. Сроку на сборы дали три дня. Мы закололи поросенка, приготовили еду в дорогу, собрали самые необходимые вещи. Взяли добротные пальто, пуховые платки, которые тогда очень ценились. Вещи сложили в сундук, обитый железными скобами. Повезли нас на станцию на лошадях мимо полей. Урожай был хороший. Мужчины бегали в поля и приносили арбузы и дыни, складывали в телеги на дорогу.

Два дня мы ждали на станции пока подадут вагоны. Пришли вагоны, в которых возят уголь. От Саратова до Омска ехали целый месяц. У многих болел желудок, по эшелону шла эпидемия дезинтерии. Несколько человек умерло, трупы оставляли на станциях. Нашей семье повезло, мы сидели на нарах на втором этаже согнувшись, зато был свой горшок, взятый из дома. Я тоже болела дизентерией. На какой-то станции пришел врач и раздал больным таблетки, это очень помогло людям. Трижды объявляли бомбежку, но все обходилось, ни разу на нас не упала ни одна бомба.       

Вечером приехали на станцию Колония Омской области. Вокруг лежал снег. Наша семья: дедушка, бабушка, мама, папа и я, держались вместе, кроме того, с нами было много родственников. За нами приехали на санях с тулупами и повезли в деревню за восемнадцать километров. Я сразу заснула в санях. Проснулась уже в комнате. Посередине стояла большая печка и широкие полати, по краям избы – лавки, с краю - маленький стол. Мы спали на полу. Я открыла глаза и увидела в углу иконку, она мне очень понравилась. Я сказала: «Как тут красиво!». Мама заплакала и ответила: «Спать невозможно, столько клопов!». Это была однокомнатная изба, хозяевами были дед-сапожник и его внучка.

Немцы не умели варить в русских печках, поэтому нам выдали железные плитки. В комнате было очень тесно, мы весной нашли другой дом, там жила семья с пятью детьми, зато было две комнаты, вернее - горница и кухня. По вечерам мы жгли свечку - бутылочка с маслом и фитилек. Родители сразу вышли на работу: мама веяла зерно в колхозе, а отец плотничал. Отец сбил нам кровати. Пока он был с нами, успели посадить в поле картошку, а убирали уже без него - в 1942 году его забрали в трудовую армию в Ивдель Свердловской области.

Бабушка постоянно пряла шерсть на платки, красивые с кистями. Она выменивала их на продукты, поэтому мы не голодали. В доме, где мы жили, ползало множество тараканов. От брезгливости, наверное, бабушка заболела желтухой. А в 1943 году маму забрали в Омск на военный завод, но маме было там тяжело и она через месяц сбежала оттуда. Вечером она пришла, а ночью в дом уже постучали, ее забрали. В это время всех женщин, у кого не было младенцев, забирали в трудовую армию. Не щадили даже тех женщин, у кого было пятеро детей. Мою маму тоже посадили на бричку и повезли на станцию. Многие женщины плакали, кричали и не давались конвойным. Таких призязывали к бричкам веревками и силой везли к вагонам. Дети долго бежали за лошадьми, кричали: «Мама, мама!», падали обессиленные на дорогу.

От нашей родни осталось пятеро детей, их пришлось кормить бабушке и дедушке. А дедушка очень скучал по дому, все время спрашивал у всех: «Когда же поедем домой?» Он работал конюхом в колхозной конюшне. Бабушка была очень экономной, в картошку добавляла траву. Все лето мы, дети, собирали ягоды и грибы. Бабушка их сушила, мы ели их зимой. Кроме того в колхозе выращивали сахарную свеклу. Ее давали тоже людям. Мы недоедали, а работали много. Осенью надо было копать картошку, а тут как раз дед заболел и умер. Пришлось нам самим копать картошку с бабушкой. Младшей девочке было пять лет. Хранить картошку было негде, мы выкопали яму у соседей, они разрешили, но через некоторое время картошку  своровали. Это были, конечно, нечестные соседи. Делать нечего, остались мы без еды. Но бабушка очень много пряла по темному, ночью тоже. Она продала все вещи, пальто и платки, на эти деньги купила телку. У нас было молоко. Вскоре мы перешли жить в другой дом. Там выкопали яму  для картошки рядом с амбаром, где  стояла телка.

Мама прислала письмо с Севера, из города Воркуты. Она писала, что работает в шахте. Работа была тяжелая, холод, питание плохое, вокруг одни заключенные, в основном мужчины. А был такой приказ там, если женщина рожала ребенка, ее отпускали домой. Многие женщины рожали детей, родила и моя мама. С маленькой дочкой Элей на руках, сама невысокая, худенькая,  она появилась в нашей деревне с сумкой, полной удивительных продуков. Я, например, никогда не видела сухого молока и сухих яиц - эти продукты ей выдали в трудармии в дорогу. Дали и детские вещи. Дело было в марте 1946 года. К этому времени тетя, мать остальных детей, тоже вернулась домой. Мы с мамой и сестренкой стали жить на берегу реки в холодной землянке. На земляном полу лежала пара досок, эти доски закрывали две ямы для картошки. Один раз председатель зашел к нам и провалился в яму.

Мама работала с раннего утра и до поздней ночи, а я должна была нянчиться с сестренкой. Дети играют, мне тоже хочется, мне ведь было девять лет, но нельзя - надо смотреть за девочкой. Бабушка нянчилась тоже, и я смогла пойти в школу. Летом собирала сучья в лесу, ягоды и грибы, конский щавель на борщ, а зимой ходила в школу. Была у нас и радость: появились в хозяйстве две курочки, так что иногда ели яйца.

В 1947 году осенью жена маминого брата, тетя Амалия, получила вызов к мужу в Казахстан, у них было двое детей, все очень обрадовались. А мой папа был там вместе с братом Давыдом. Мама взяла разрешение в гости к папе. Мы все вместе поехали в Казахстан. Мы  узнали, что папа живет с другой женщиной. Мама уехала назад, стала ждать вызов на переезд. Я осталась с семьей папы. У женщины была своя дочка, я была падчерицей. Женщина обижала меня, она кормила свою дочку, а мне давала совсем немножко еды, я все время была голодной, хлеб выдавали по карточкам. Папа заступался за меня, они постоянно ссорились. Я пошла в школу в третий класс.

Пятнадцатого августа 1948 года меня отправили с чужим человеком назад к маме. Он был попутчиком и согласился взять меня с собой. Кое-как доехали мы до Бредов Челябинской области, там на станции просидели полмесяца, так как не было билетов на поезд. Однажды ночью мы сели в угольный вагон и доехали до станции Карталы. У этого мужчины украли деньги, а я везла ткань, пришлось ее продать, мы купили билеты и все-таки доехали до Колонии Омской области. За это время мама получила вызов и уехала в Казахстан к отцу. Я жила у бабушки. Одна из моих теток засобиралась в гости в Казахстан. Бабушка сложила вещи мне в чемоданчик и отправила меня с тетей к родителям. Мне тогда было двенадцать лет. По дороге у нас украли все продукты, случилось это ночью, когда мы спали. Но наконец-то, мы доехали до места назначения, и я встретилась со своей дорогой мамой.

Папа оставил другую женщину, несмотря на то, что у них родилась дочь. Мои родители стали опять жить вместе. Мама работала телятницей, папа плотничал, я ходила в школу, младшая сестренка  - в деткий сад. Я закончила семь классов, была переростком – мне исполнилось семнадцать лет. Но все-таки я пошла в восьмой класс. В начале осени надо было работать на уборке урожая в колхозе. Мы грузили картошку и я надорвалась. Больше в школу я не ходила. Сначала пошла работать свинаркой на местный свинарник, а потом нашла работу полегче – санитаркой в больнице.

С шестнадцати лет я стояла самостоятельно под комендатурой: один раз в месяц ходила отмечаться к коменданту. Это было мне унизительно, я доказывала, что я такая же, как другие ребята, я тоже была пионеркой и комсомолкой, почему же я должна отличаться от других? Этот вопрос я задала коменданту, он очень грубо крикнул мне: «Заткнись!». Я и замолчала. Тогда за такие вопросы можно было попасть в тюрьму. Если я с подружками говорила какую-нибудь фразу на немецком языке на улице, то люди на нас говорили: «Вот фрицы явились!». По-немецки мы старались разговаривать шепотом.

Вскоре я стала работать завхозом в больнице. Потом мне повезло, я пошла на шестимесячные медицинские курсы. Училась по вечерам, успешно сдала экзамены. Тридцать три года проработала я медсестрой в больнице.

Я вышла замуж, родилось два сына, один умер маленьким, а другой, Володя, женат, имеет семью. Мы с мужем постоили дом, завели большое хозяйство, купили машину и мотоцикл «Урал». Жили дружно и хорошо в деревне Забеловке в зерносовхозе Пригородный Кустанайской области. Потом муж заболел и умер. Мы с семьей сына сдали документы на выезд в Германию.

С 1998 года мы живем в Германии. У меня пять внуков и две правнучки. Я живу в хорошей квартире, меня окружают приятные люди. Пенсия у меня хоть и маленькая, но мне на жизнь вполне хватает. Занимаюсь спортом, хожу в народный хор, читаю разную литературу, делаю длительные прогулки на воздухе, приглашаю в гости своих подруг, на праздниках люблю плясать. Так живу. Всем людям я желаю добра и здоровья.   

 

 

- Ц В Е Т Ц И Г   Р А Й Н Г О Л Ь Д

 

Сам я родом из Эрленбаха Саратовской области Поволжской республики, с 1924 года рождения. В семье кроме меня было еще шестеро детей. Помнить жизнь свою начал с пяти лет, но особенно хорошо запомнился мне страшный 1933 год. Мы жили тогда недалеко от Эрленбаха в деревне Обердорф. Стали ползти слухи, что все крепкие хозяйства заберут в колхозы, а хозяев вышлют в Сибирь. У нас было большое хозяйство, у родственников тоже. Сговорившись с родней, наша семья выехала в поселок Ямск Сталинградской области, бросив все хозяйство. Отец стал работать кузнецом в кузне, а мать в колхозе. Мы, дети, тоже работали: пасли телят, ухаживали за поросятами. Много нашей родни было вместе с нами. Вскоре начался голод. Ели что только не попадется: в поле ловили сусликов, из гнезд доставали птенцов, собирали колоски, кошек тоже ели, ходили побираться. Моим младшим братьям люди подавали, а я был постарше - мне никто не давал, но я ходил с братьями, охранял полученную еду. Часто бывало так, что старшие ребята нападали на нас и отнимали все. Они были сильнее меня. Умерли от голода отец, сестра и братья. Остались живыми одна сестра, брат, мама и я. Мама, Сюзанна Кербель заболела астмой.

Мы вернулись назад в свою деревню Обендорф, в свой дом на Волге. Но дом был занят, кое-как мать добилась, чтоб нам отдали сто рублей за него. В это время нам помог брат отца. Когда у меня спрашивали, есть ли родственники за границей, я не говорил правды, но я знал про родного дядю из Америки, просто про это лучше было молчать. Дядя узнал, что мы сильно бедствуем, перевел нам деньги. Доллары поменяли на русские рубли, было немного, но хватило, чтобы купить небольшую землянку с огородом. Эту саманную землянку мы перестроили, завели одного поросенка, козу и куриц, и этим хозяйством жили. Мать болела, но работала нянечкой в больнице. Платили ей в основном пшеницей, арбузы давали, просо, и денег немного получала. Мы ходили в школу, весной и осенью помогали взрослым работать в поле. Я закончил четыре класса немецкой школы, по тем временам это было нормальное образование. Потом я пошел учиться на тракториста. Выучился на немецком языке, но вскоре пришел приказ, чтоб мы переучивались на русском. Я хорошо сдал все экзамены, добросовестно работал на всех работах в колхозе.

В 1941 году пришел приказ о выселении немцев со своей родины в немецкой автономии в разные края страны.  Мать заколола куриц и сделала котлеты в дорогу. Мы взяли столько вещей, сколько могли унести. На станции нас погрузили в вагоны и привезли в Омскую область в Одесский район. В совхозе нас разгрузили, помню, сразу дали покушать и распределили по квартирам. Русские люди собирались толпами смотреть на нас: они думали, что мы не люди, а черти, все удивлялись на наш нормальный вид.

Зимой мать, сестру и меня забрали в трудовую армию, и всех  по разным местам. Старший брат Андрей находился тогда в советской армии. Но был приказ: на фронт немцев не посылать, из всех частей немцев выслать в трудовую армию. Случилась удивительная встреча, я увидел в соседнем вагоне поезда своего брата,  его направляли в трудовую армию в Пермскую область, а я ехал в Свердловскую область. Мы очень просили наших командиров, чтобы разрешили нам вместе поехать в одно место, но этого не позволили. В трудармии я работал на шахте и в лесном хозяйстве - грузил лес. Держали нас как заключенных в зоне. Когда война кончилась, стало немного полегче.

В 1951 году я женился, родилось четверо детей. Я работал пилорамщиком в колхозе, пилил круглые бревна на доски. Жена моя умерла в 1983 году.

В 1996 году сначала я переехал в Германию, постепенно еще трое детей переехали, а одна дочь осталась в России, она не смогла сдать языковой тест. Брат Андрей после сталинского времени выучился на стрителя, работал прорабом на стройках, воспитал с женой двух дочерей.Одна дочь тоже не сдала тест и не смогла въехать в Германию. С дядей из Америки связь мы потеряли. Мама долго болела и умерла в шестьдесят три года. Сестра умерла, а дети ее приехали в Германию.

Теперь, когда я оглядываюсь назад, я могу сказать, что переделал много работы, я видел горе, испытал всякие трудности. Тяжелым было мое детство, не много радостей принесла молодость.  На старости лет живу обеспеченно, дети навещают меня часто, но пришли болезни и не дают покоя. Я хожу в церковь и много молюсь, надеюсь на Господа и радуюсь предстоящей встрече с ним.  

 

 

- Ш Е Р Е Р  О Л Ь Г А

  

Семья у нас большая была: одиннадцать детей. Отца я не помню, я ведь младшая была, последыш, родилась в 1938 году.  Отца моего расстреляли по доносу в 1941. Мать, в девичестве Кайслер, сама детей поднимала. Да, тяжело пришлось ей, после всех скитаний в живых осталось четыре брата и я.

Начну по порядку. Раньше жили мы в Крыму, потом переехали на Кавказ, в Дагестан.Там, в деревне  Новая  надежда, дом был большой, отец его сам поставил, хозяйство с лошадьми, коровами, овцами. Лошади серые всегда были, гнедые не держались. Из ранней моей жизни помнится случай с моим братишкой. Он вышел с собакой на дорогу и пошел сам до околицы, и дальше в поле, залез в стог и уснул там, а дорогу назад не знал, маленький еще был. Родители со старшими детьми его искали-искали, не нашли. А возница из чужой деревни услышал, что ребенок плачет в стогу и забрал его к себе. Как-то приехал мужик из нашей деревни в соседскую в гости, а собака наша вокруг него прыгает-вьется, мужик и спрашивает: «Что это у вас шереровская собака делает?».  «Да у нас не только собака есть, а еще приблудный пацаненок». Так нашелся брат, привезли его домой.

Мать с отцом в колхозе работали. Отец был председателем колхоза, но никакой работы не гнушался. Хорошо знал кузнечное дело, умел на тракторе любую работу выполнять, технику ремонтировал. Люди его любили, он был простым и веселым человеком. Когда отца арестовали, семье ничего не сообщили о его судьбе. Уже в семидесятых годах однажды брат в грузовике ехал, а с ним попутчик. Разговорились. Попутчик, как оказалось, знал Иогана Шерера, вместе с ним сидел в тюрьме, но по воле случая остался живым,  он и рассказал, что отца расстреляли.

В конце августа 1941 года вышел приказ о выселении немцев из родных мест в Казахстан, в Сибирь, на Урал. Собрали кое-какие пожитки – и в дорогу. Ехали морем. Есть нечего было, люди пухли с голоду. Братья рассказывают, я тоже пухла, думали – умру, но выжила. Потом поездом доехали до Казахстана, там попали в Лесной хутор. В хуторе хозяйка русская была, а мы-то дома только по-немецки говорили, мама моя так до конца жизни толком не могла по-русски говорить. Стали жить там, и землянку себе сами сложили из верхних слоев земли, маленькую, зато свою.

Зимой забрали двух  братьев в трудармию, а больной туберкулезом Данилка остался, и Фридрих по возрасту не подошел. Зимой мы ели картофельные очистки, собирали по соседям, да кто что подаст. А весной очистки от картошки посадили, это было наша радость. Воровать с колхозного поля морковь и капусту посылала мать меня. Взрослых сажали за любую мелочь на большие сроки в тюрьму, ссылали на лесоповалы, а мне, ребенку, не так опасно было. Зато и принести много я не могла. Мать обвязывала меня мешочком и я, добытчица, шла на поле. Помню, овес собирала: вылезу из полыни и деру овес, а он не поддается, все руки мне изрежет, а принесу совсем немножко.

Фридриху исполнилось шестнадцать лет, его сразу забрали в трудармию. Брат Данилка на поле работал, пшеницу косил, тоже понемножку таскал, так и выжили. В лесу щавель, ягоды, грибы собирали – лес наш помощник был. Однажды Данилке за какую-то работу дали поросенка. А кормить его нечем было. Поросенок одно сено ел, как корова. Я его пасла летом и осенью, а зимой он с нами в доме жил.

Потом нас перевели из Лесного в Серединовку. Там только сосланные немцы жили, в основном это менониты были. В деревне выращивали баранов. Мама лечила людей народными стредствами от сглаза, от испуга, от рожи. К ней привозили людей издалека. Конечно, кое-что платили за это, так мы и перебивались. Дом стоял рядом с лесом, по ночам волки выли. Голод, вой волков... А днем ходили в лес – хворост, сучья собирали, печку топили. Мама регулярно ездила в комендатуру, отмечалась. Война кончилась, а голод не отступал.

В 1946 году зимой на машине приехал брат Фридрих из трудармии, посмотрел, какая у нас бедность и заплакал. Он забрал нас себе в деревню Веденовку, и там так же голодно жили, как и раньше. Помню, ранней весной вышли собирать на поле оставшиеся с осени колоски. А ведь нельзя было! Верховых увидели, в соломе спрятались. А колосков в поле много было. Нарвали, дома на маленькой деревянной мельнице обмолотили, напекли лепешки и съели. Так весну и пережили с колосками. Летом Данилка украл ведро пшеницы и его поймали. Он от штрафа сбежал на Кавказ, но его и там нашли, посадили в тюрьму. Вернулся Данилка только в 1954 году. В этом же году вернулся из Германии брат Яков. В первые месяцы войны он был в армии и попал в плен. Там держали его долгие годы.

В 1948 году я пошла в первый класс местной школы. К этому времени мама сумела сшить мне из шкуры телочки костюм, шкуру покрасила зеленкой – неровно, где-как, но все-таки можно было носить. Юбку и кофту мама сшила мне из портянок, а сарафан из юбки, которую я нашла возле речки по счастливой случайности. Сарафан этот был моей гордостью, на нем даже  была пришита пуговица. Однажды зимой я шла из школы, и так замерзла, что идти уже не могла. Учительница как раз возвращалась после занятий домой, она это заметила, схватила меня, завела в ближайший дом и там обогрела. А во втором классе был у меня случай: мальчишка русский, Шевцов, сын директора школы обозвал меня фашисткой, Гитлером. С ним я подралась, все лицо ему расцарапала. Повели меня к директору, а он не ругался, не злой был. Второй класс я закончила и работать пошла, стала убирщицей в школе. Тяжело было мне двенадцатилетней девчонке парты передвигать, один дедушка посоветовал мне: «Иди коров доить, что при больнице числятся». Я и пошла. Тут полегче мне было.

Брат Фридрих женился, родилась дочка. Мама нянчилась с ней.

Я подрастала, в семнадцать лет уехала в Кокчетав работать на стекольком заводе. В цеху у нас вентиляторов не было, а воздух тяжелый был: загружали сеяный песок, мел, сульфат, опилки. Я должна была взвешивать песок, вот легкие и забились. Я заболела. Сделали мне операцию на легких. Лежала я там четыре месяца, потом вернулась к маме. Мама в это время жила в городе Щучьинске, работала на стеклозаводе, перебивалась кое-как, торговала семечками на базаре. Дали мне вторую группу инвалидности, работать я не могла, больная, худая была, как скелет. Ну потом поправилась, хоть и болела хроническим туберкулезом, заразилась еще в детстве от брата Данилки, он долго не прожил. Я работала на стройке маляром, на заводе сварщицей, одно время в пошивочной мастерской одеяла стегала, а уж потом десять лет на гальванике на заводе проработала. Вышла замуж, прожила десять лет и развелась, детей не было.

В Германию приехала в 1994 году. Здесь у меня родня – пятнадцать племянников и племянниц, дети братьев. Есть у меня любимое занятие – вяжу и вышиваю, кое-что люди покупают, но обычно раздариваю желающим, пусть людям приятно будет меня добрым словом вспомнить. Жизнь идет спокойная, такую бы мне в детстве да в молодости иметь! Если бы в детстве была возможность учиться, получить хорошую профессию, совсем другой была бы моя жизнь!

 

 

-  Э К К Е Р М А Н Н     Л И Д И Я

 

Фамилия моего деда по отцу, а значит, и моя девичья – Вайс. Дед был очень грамотным человеком, он изучал науки в Соединенных Штатах Америки. Там он выучился делать отличную колбасу. По приезду в город Зельман Саратовской области Поволжской республики немцев  открыл свою колбасную фабрику, разбогател и стал извесным колбасником на весь район. Из жира делали мыло, тоже продавали. К деду приезжали издалека, чтобы купить именно его сорт колбасы. Когда пришла коллективизация, деда раскулачили, цех и фабрику растащили, самого сослали. И он, и бабушка сгинули навсегда. Его судьбу мы не смогли узнать, где и как он погиб - не знаем.

Деда сослали, а мой отец, Иосиф Вайс, остался в Зельмане. Там отец женился, взял замуж Вебер Каролину, мою мать, из очень бедной семьи. Мама была работящая, энергичная и волевая женщина, отец в отличие от нее имел характер мягкий, непробивной. Мать всю жизнь была безграмотной: ни читать, ни писать не умела, расписывалась с трудом. Жили мы всегда бедно, даже можно сказать, очень бедно.

В 1929 году родилась девочка, назвали ее Миной, вторым ребенком родилась я, потом в 1938 году Вера, в 1940 году Эльвира, а через год - брат Иосиф.

До войны помню праздники - в нашей семье они соблюдались неукоснительно, родители хранили традиции предков, они были очень верующими. На праздники мама старалась принести что-нибудь вкусное.  Мы радовались Новому году. Елки вблизи не росли, родители приносили из леса срубленную березку, и мы украшали ее бумажными цепочками и самодельными игрушками. Приходил дед Мороз, его наряжали из жителей деревни, и он шел по всем домам. А на Пасху мы бросали на земляной пол траву и березовые ветки – такой дух шел! Тут и песни мама немецкие запевала. Голос у нее был сильный и красивый. Дружно мы жили, хоть и бедно. Осталось ощущение единства и радости от предвоенной жизни. Перед войной отец работал скотником в колхозе «Спартак», а мама на ферме дояркой. За отработанный день учетчица ставила в табеле одну палочку. Так работали все люди – не за деньги, а за трудодни. Когда приходило время сбора урожая, колхоз расплачивался с работниками пшеницей и овсом. Часто рабочие еще оставались должными колхозу. Денег люди вообще не видели, разве что продавали овощи с огорода на базаре.

Перед войной отца арестовали как врага народа. Но он как-то смог сбежать из тюрьмы и пришел домой. Вскоре его опять забрали, мама осталась беременной и родила сына Иосифа.

Пришел август страшного 1941 года. По Указу о депортации осенью нас выселили из Поволжья в Сибирь. Мне исполнилось тогда пять лет, но я хорошо помню, как нас грузили в скотные вагоны. Голодные и холодные, мы ехали очень долго. В дороге многие умирали. Эту дорогу хорошо помнит сестра Мина.

Приехали мы в колхоз «Прогресс» в район Довольное Новосибирской области. Жить было негде. Посадили нас в большую яму, на землю бросили солому, и мы просидели так несколько дней. Один из мужчин в этом селе пожалел нас, пошел к председателю и стал просить за нас. Тогда нам выделили комнатку, она была пустой, только ходили сквозняки из щелей.Стали мы эту комнату обживать. Мама сама сложила печку с полатями, там мы и сидели все зимы. Есть было нечего. Один раз мы сидели голодными три дня. Пришла одна соседка, сказала матери: «Каролина, возьми ведро, я дам обрат». Соседка на работе налепила нам лепешки из сыра, залила их  обратом и дала маме. Мама вынесла ведро тайно, фактически украла. Так повторялось несколько раз. Этим мы спаслись от голодной смерти. Потом мама пошла работать на свиноферму, она стала приносить немного еды.

Отца отправили в трудовую армию в город Кривощеково Новосибирской области. Отец сбежал из трудармии и пришел к нам. Отчетливо помню этот день. Я болела: чихала и кашляла, но я так радовалась отцу! Я чесала его мягкие, редкие, светлые волосы расческой. Это одно из самых добрых моих воспоминаний. Мы тогда жили так бедно! С сестрой почти голые мы искали по деревне картофельные очистки,  так нам хотелось есть! Отец был совершенно истощен. Он не мог бросить курить, а хлеба выдавали в трудармии так мало, что он был худой-худой. Сбежал он с другом. Друг тоже жил с семьей рядом с нами. Оба очень боялись и через месяц вернулись назад в трудармию. Там его посадили за побег в тюрьму, пытали, издевались, и он погиб. Это случилось  в марте 1943 года.

Война закончилась, а жить легче не стало. Мама с утра до ночи работала, чтобы как-то прокормить детей. Нас поднимала старшая сестра Мина. С сестрой Верой мы ходили по деревне побирались. Одежды не было, чтобы ходить в школу, а я так хотела учиться!  Однажды я даже соврала маме: сказала, приходили из школы и велели мне идти учиться. Наконец, в одиннадцать с половиной лет я пошла в первый класс. Обуви не было. Мама связала мне шерстяные тапочки, зимой я ходила в них. Как мне стыдно было приходить в таких тапочках в класс! На каникулах мы не отдыхали - у всех школьников была работа. Я носила обед трактористам в поле. Приходилось работать и прицепщицей, выбирала солому из прицепа. Когда убирали пшеницу было полегче: она сухая. А когда созревал овес, было очень тяжело выбирать его, ведь он влажный. За такую работу я могла кушать в поле. Переростком я закончила четыре класса, в пятнадцать лет пошла работать в колхоз. В школе нас учили на русском языке. Моя сестра Мина училась в Поволжье на немецком языке.

В нашем селе работало много семей немцев, но они нигде не собирались и песен не пели, все боялись. Моя мама держала песни при себе. По характеру мама была бережливая, она никогда не ходила занимать у соседей соль или лавровый лист, старалась обойтись сама. В работе она была огонь. Только благодаря ее стойкому характеру она смогла сохранить всех детей живыми в такое тяжелое время. По-русски маму называли Полиной. В 1952 году мы переехали за пятнадцать километров в село Безногое. Жить нам было негде, мы сами сложили из нарезанных лопатой пластов земли избушку-землянку...

В 1954 году я вышла замуж за Эккерманна Константина. Он был веселым, бойким, с черными кудрями, как цыган. Всем женщинам всегда он нравился. Муж работал скотником на ферме, потом выучился на тракториста. С ним я родила четверых детей. В колхозе женщинам давали месяц декретного отпуска на рождение ребенка и потом снова надо было идти работать. Я работала на ферме дояркой, первая дойка была уже в четыре часа утра.

В 1956 году появилась возможность выезда из мест поселения, русским немцам выдали паспорта. Мы поехали в Караганду, ближе к солнцу, ведь у мамы очень болели колени, она плохо ходила. Но не все уехали: старшая сестра Мина до сих пор живет в Новосибирске, а сестра Эльвира живет  недалеко - в Безногово, Вера живет в Германии, брат умер.

Где только мне не пришлось работать! Сначала я устроилась санитаркой в туберкулезную больницу, потом при ЖЭКе - жилищном кооперативе - котельщицей в кочегарке, отапливали мы двенадцать домов, это была очень тяжелая работа. Уголь нам, котельщикам, подавали из цеха, и мы бросали его лопатами в печную топку.  Работала я и сезонной рабочей на сборе овощей и фруктов. Потом сумела сдать экзамены на продавца и стала работать буфетчицей на птицефабрике, в кулинарии, в магазине, в кафе. Работала до последнего дня, пока не выехали в 1992 году в Германию на постоянное место жительства всей семьей.

Первой в Германию уехала моя свекровь. Она стала жить в Меттманне и сделала вызов мне, мужу и маме. Дети приехали в 1993 году. Вспоминаю, как мы ехали. Спасибо,  Германия дала нам бесплатные билеты на переезд. Вызов надо было получить в Москве в посольстве. Ночевали мы в столице в плохой гостинице, целый день на холоде стояли в очереди у немецкого посольства. В комнате я варила суп из сырокопченой колбасы, которую мы захватили из дома. Кусочками складывала я ее в трехлитровую банку, наверх насыпала сырую картошку, солила и заливала водой. Туда опускала кипятильник и так варила суп. Одежда легкая у нас была, пальто изношенные, старые, а стоял конец октября, на улице очень холодно. Так и мерзли. Привезли мы с собой в Германию одеяло, три подушки, немного фотографий и больше ничего.

Германия просто раем нам показалась! Мама так радовалась, только здоровья не было. Мама стала вспоминать песни немецкие, которые слышала в детстве и в молодости, а я записывала их. Мама дожила до 93 лет. Сейчас песни, которые я записала от мамы, поются хором интеграцонно-культурного центра нашего Меттманна, они вошли в немецкий вариант этой книги.

Через пару лет решили мы с мужем лететь в Сибирь в Безногово к родне. Слетали раз, посмотрели. Конечно, гостить хорошо! Решили слетать еще раз. Поехали опять. Там, в гостях у сестры Эльвиры, у моего мужа Константина отказало сердце, и он умер. Видно, такая у него была судьба - лежать рядом с дедом. Дедушка с бабушкой вырастили его, так как родителей забрали в трудовую армию. В Германию вернулась я без мужа, а прожила я с ним сорок восемь лет.

Сейчас у меня 12 внуков и 8 правнуков. Я живу в хорошем доме, рядом русский магазин, в доме со мной живет мой сын с женой и детьми. Внуки часто навещают меня. Я хожу в церковь. Здесь есть немецкое общество, где мы играем в кегли, занимаемся спортом, смотрим фильмы, устраиваем чаепития. Еще я хожу в русский интеграционно-культурный центр, где пою в хоре. Дома я с удовольствием вяжу, хожу гулять. У меня много подруг, они приходят ко мне, я люблю угощать их чем-то вкусным и сама хожу к ним в гости. Я получаю от государства пенсию, живу в покое и достатке, чему очень рада.

 

 

-  Э Р К Е   М А Р И Я

 

Родилась я  24 апреля 1931 года в Краснодарском крае в русском селе Гулькевич. Кубань - одно из красивейших мест на земле, там много солнца, много фруктовых садов, прекрасная река Кубань. Отец мой, Штеле Абрам Яковлевич, работал в колхозе заготовителем фруктов. Люди в соседних селах сдавали зрелые здоровые плоды, и отец с другими рабочими отвозил их на машине на заготовительную базу. В последние годы перед войной отец работал заготовителем скота, у него была лошадь с бричкой, он ездил по селам. Мама работала на колхозном поле, знала и выполняла все полевые работы.  В семье нас было четверо детей: две сестры, я и братишка. Мы жили в хорошем доме, который построил отец, родных рядом не было, мамина родня жила в дальних поселках. Мы жили хорошо, разговаривали на немецком языке дома, а в школе на русском. Я проучилась два класса, мне исполнилось десять лет, когда началась война. Как раз летом мы переехали в поселок Сальский к материной сестре. Отец начал строить дом, но достроить уже не привелось – пришли тяжелые времена.

Как только началась война, всех жителей поселка послали в поле рыть окопы. Особенно хорошо и быстро рыла окопы молодежь. Потом объявили, чтобы русские  немцы собирались в дорогу, мы быстро собрались и приехали на станцию Сальк. Погрузили нас в вагоны для скота, и повезли неизвестно куда. Ехали мы не через Москву, а через Алма-Ату, дорогой много стояли, поэтому доехали до места только через месяц. Новый, 1942 год, мы встречали в вагоне. У нас был с собой хлеб и кое-какие продукты, на больших станциях давали горячую еду, обычно суп с хлебом. Кроме наших сальских немцев с нами ехали еще другие люди, которых подсадили к нам на какой-то станции. Их поезд разбомбило, оставшиеся в живых не имели никаких продуктов и вещей. Приехали мы в Казахстан на станцию Тайнча. Оттуда нас развезли на жительство по близлежашим поселкам.

В маленький поселок, куда мы попали по приезду, никакой работы не было, жить было нечем, кормились тем, что выменивали на вещи. Отца через месяц забрали в трудовую армию в город Челябинск. В школу мы не ходили: во-первых, ближайшая школа была  в соседнем поселке, что лежал за восемь километров от нашего, а во-вторых, надеть было нечего. Всю зиму мы почти не выходили из дома, ведь мы приехали из теплого края в легких ботиночках, климат же в Казахстане суровый, зимы снежные. Кое-как пережили зиму, а летом переехали на станцию, там находился лесопитомник и была работа. Зимой 1943 года маму тоже забрали в трудовую армию на Урал. Старшей сестре было шестнадцать лет, другой - тринадцать лет, мне – одиннадцать, а братишке восемь. Старшие работали на живзащите, это означало, что     они проводили снегозадержание и занимались посадками. Чтобы как-то прокормиться, я стала работать у людей нянькой, меня в семьях кормили, давали с собой молоко. Страшное это дело – война, никому и никогда не пожелаю я пережить войну. У меня было тяжелое детство.

 Мы вчетвером переехали в Боровое, в город Щучинск. Жили в казенном доме так: в одной комнате конюх с семьей, а в другой мы. Ничего у нас не было, никакой мебели, никаких вещей. Стелили на пол свои пальтишки и спали. Девчата получали рабочие книжки, мы с братом – иждивенческие. На эту книжку выдавали продуктовые карточки, на день им по 800 грамм черного хлеба, нам - по 400 грамм. Карточки отоваривать мы ходили из питомника в город Щучинск. На следующий год в живзащите построили бараки, и нам дали свою комнатку. В ней находился большой топчан, вот на нем мы и спали все вчетвером. В комнате стояла печка. Помню. как мы топили ее. Потом старшая сестра заболела столбняком и умерла.

В 1946 году. в октябре, к нам вернулась из трудармии мама.. Она сразу пошла работать на железную дорогу, а летом работала в питомнике. Отец вернулся из Челябинска только в 1951 году. Из трудармии сделали будто тюрьму: война закончилась, а рабочих с производства и строек не отпускали по домам, отец пробыл в трудармии почти десять лет!  Росли мы бедно: голые, босые, голодные, но у нас всегда находился повод пошутить и посмеяться, жили дружно и весело.

В 1957 году  я вышла замуж за вдовца, у него было две дочери: пять лет и три года. Я сама родила сначала двух детей, а через четырнадцать лет еще одного сына. Воспитала пятерых детей. Сорок лет я проработала: на живзащите в питомнике, на железнодорожных путях, на мельнице в охране, там проверяла пропуска. В пятьдесят пять лет пошла на заслуженную пенсию.

В 1993 году умер муж. В 1994 году нам пришли документы на выезд в Германию, мы собрались всей нашей большой семьей и выехали на бывшую Родину. Приехали мы в город Меттманн, потому что нас вызвал к себе брат мужа. В Меттманне жила также и сестра мужа, моя золовка с семьей.

Сейчас у меня есть девять внуков и четыре правнука. У меня хорошая квартира, государство дало мне пенсию на меня и на мужа, немецкие доктора меня лечат, дети ко мне ходят – чего еще можно пожелать?  На старости лет жизнь у меня благополучная, сколько хватает здоровья, помогаю растить внуков. Невзирая на трудности, я всю жизнь старалась смотреть на жизнь оптимистично, чего желаю и всем.




 





<< Назад | Прочтено: 681 | Автор: Шаф А. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы