Про имперскость или «о национальной гордости великороссов»

«Вот ведь, – подумают мои читатели. – Совсем автор совесть потерял. Утащил часть названия у Ильича и доволен».

Не то чтобы я очень довольна: просто ассоциации и воспоминания вызвать хотела. И опять же напомнить, что имперское мышление – тема далеко не новая. Глубокие исторические корни имеет. Общемировые. Но сегодня особенно громко звучат именно российские имперские претензии, подкрепленные, как пишет популярный Викисловарь, «державной националистической интерпретацией собственной истории». Да и само понятие ««имперскость» объясняется в этом словаре как «заносчивая <...> политика страны, подражающая поведению империи, великой державы».

Поневоле тут Ленина вспомнишь. С его лозунгом «великодержавному шовинизму – бой». Но никакого боя почитай сто лет не наблюдалось: история, как водится, ничему не научила; и взрос этот самый шовинизм на националистических дрожжах как миленький. Разбухал, поднимался, как тесто, а мы его в теплое место поставили, полотенчиком прикрыли – вроде и незаметно.

Еще недавно мне и самой казалось, что такого рода проблемы явно преувеличены. Непонятно мне было, почему это все (от политологов и социологов – до журналистов и историков) распричитались про великорусский шовинизм, про идею национального брендинга, якобы дающего возможность почувствовать стране, что она крутая, лучшая; с колен поднявшаяся?

Ерунда, – думала я. – Какой там шовинизм,какая имперскость, когда с юности вбивали в голову, что нет ни эллина, ни иудея; когда пели – «дети разных народов, мы мечтою о мире живем»; когда в кармане у государства 15 дружных республик и когда на экзамене в школе мне достается вопрос «единая общность людей – советский народ», и я там, отличница и медалистка, несу вот эту всю чушь и сама в нее верю. Теперь-то понимаю, что дрожжи проникли всюду, и я сама, того не замечая...

Вот, теперь пытаюсь разобраться. Тем более сейчас, когда все хоть чуть-чуть переживающие и думающие люди, пытаются понять: как это всё произошло. Что предшествовало и что предупреждало. Как допустили?

Даже не тех упырей, которые в правительстве сидят и бомбят прекрасную Украину; убивают всё на своем пути, не жалея ни ребенка, ни женщину, ни птицу… Не жалея красоты мира. Не жалея теплую добрую землю. Не жалея жизнь.

С первого дня в голове:

По выжженной равнине – за метром метр –

Идут по Украине солдаты группы «Центр».

А дальше у Высоцкого еще страшнее и точнее.

А перед нами всё цветёт,
За нами всё горит.
Не надо думать – с нами тот,
Кто всё за нас решит.

Про этих, которые решили превратить цветущую землю в пожарище, что говорить. Нелюди. Звери – не могу написать. Звери хорошие. Но я не про них. Не про нелюдей. А про обычных людей, про самих себя почти.

Ищу, где я виновата. Недавно вспомнила свою приятельницу юности, Ирочку Никулину. Ирочка была из Украины. Встретились мы с ней в городе Владивостоке, где украинцев было очень много. А с Ирочкой я вместе работала. Славная девочка, доброжелательная очень. Приходила к нам в гости, мы с ней готовили что-нибудь вкусное, хохотали, трепались; и все-то нам в Ирочке нравилось, кроме одного: она все время говорила о независимости Украины.

От кого независимость? – не понимали мы с мужем. Ведь Украина – это и есть мы. Ну, что это за отдельная Украина? Как это она может быть отдельной? Думали, что у нашей подружки просто какой-то пунктик. Все со странностями, а Ирочка вот на независимости чокнулась.

А еще мы смеялись, когда видели какие-то серии популярного в те годы фильма Санта-Барбара на украинском языке. Смешно нам, дуракам, было. И всем моим друзьям нравилась песня Тимура Шаова «Транзитный поезд через Украину». Хохотали, не задумываясь, над строчками

Вот наш поезд подходит к украинской границе.

Вот мелькают уже самостийные паны,

Самостийные хаты, самостийные лица,

Незалежный кабан спит в грязи иностранной.

Впрочем, вся эта песня Шаова полна иронии. Над нашим великодержавным идиотизмом он посмеялся как следует. Буквально через несколько строчек...

А помнится, была держава –
Шугались ляхи и тевтоны.
И всякая пся крев дрожала,
Завидя наши эскадроны.

И по российскими реалиям и привычкам он жестко прошелся.

Наш плацкартный вагончик полон граждан унылых.
Пахнет рыбой, носками, табаком, грязным полом.
Проводник неопрятный, с покосившимся рылом
Продаёт жидкий чай по цене «пепси-колы».

У него жизнь плохая, у него язва ноет,
И жена изменяет, и пусто в кармане.
Он весь мир ненавидит, и вагон он не моет,
И сортир закрывает, и плюёт нам в стаканы.

Впрочем, в общей тональности этой когда-то суперпопулярной песни не было ничего обидного. Но почему-то уверена, что сейчас Тимур Шаов переживает из-за этой песни. Хотя сам не страдал имперской спесью, которой страдало большинство россиян. Но от коннотаций никуда же не денешься.

Хотя казалось, что нормальные люди всё понимали. Да и Шаов тот же, конечно, давно всё понимал и, конечно же, всё отрефлексировал. Ведь пел же, иронизируя над своими шансами стать президентом: «И к тому же вряд ли выберут чучмека, так что спи спокойно, родная страна». И Ургант, неудачно пошутивший про украинцев, наверное, тоже понимал. И Олег Табаков, позволявший себе… И многие другие.

Я понимаю, что вступаю, на болезненную почву. Нет ничего опаснее, чем писать о национальном вопросе. Обязательно кого-то обидишь. А бабушка моя говорила, что национальностей в мире всего две: хорошие люди и плохие люди. И вообще-то я и старалась так жить. По бабушкиному завету. Может, она и права была. Для будущего.

А в этом не лучшем из миров жить не очень просто. И так будет до тех пор, пока одни люди будут считать, что они лучше других исключительно по своей национальной принадлежности. Что и произошло со страной Россия. Хотя и тут есть свои нюансы и парадоксы. Поразительно, что именно россияне, которые совершенно не обязательно являются русскими, заболели этой болезнью.

Как эта статья Ильича-то называлась? «О национальной гордости великороссов»? Он там удачно Маркса с Энгельсом процитировал: «Не может быть свободен народ, который угнетает чужие народы». Может, эту фразу и надо бы на скрижалях… Угнетает, унижает, оскорбляет, обижает. Теперь и убивает.

Что-то в этом подловатое было: говорить об общности советских людей (ведь мои одноклассники, как и я, вполне искренне повторяли заученные мантры), а потом смеяться над анекдотами про чукчей и не взрываться при мерзком слове «армяшка» или слове «хохлы». Даже сейчас пишу – и щеки начинают гореть от стыда.

А ведь мой папа был из Херсона. А мама из Харькова. Папа знал украинский язык. И всегда говорил: самый красивый язык в мире. И пел украинские песни. А сколько стихов Тараса Шевченко и Леси Украинки он знал наизусть... А бабушка, папина мама, возила нас на море в Скадовск – туда, где сейчас горе и кровь. А иногда летом мы жили у нее в Херсоне, ездили на другой берег Днепра на городской пляж, покупали сказочные херсонские семечки у бабушек, которые сидели в арках домов. Вкуснейшие в мире семечки. Черные. Серые. И белые – такие толстенькие, каких дома никогда не ела.

А самое любимое было, когда бабушка с моей старшей сестренкой рано утром уходили на базар (меня жалели, пусть маленькая поспит), и будили меня стуком в окно – оттуда удобнее было передавать огромные кавуны, синенькие, авоську с бульбой, дыни. Какое это было счастье: босиком в ночной рубашке бежать к окошку и принимать всё это богатство.

А потом бабушка готовила синенькие и говорила: «Надо Щиточку угостить». Была у нее подружка, актриса херсонского драмтеатра, по фамилии Щитка. Веселая, талантливая, смешливая, как девчонка. Щиточка, дорогая, Вас уже нет на свете, как нет и моей бабушки; и боже мой, девочки, как вам там горько всё это видеть…

Я сама, надеюсь, почти излечилась. Непросто это было. Недавно мне довольно любопытная статья об этом имперском комплексе попалась. И точную формулировку я там нашла: «Отождествление государственного величия и имперскости делает адаптацию к утрате статуса великой державы непростой задачей для национального сознания бывшей метрополии.»

Видимо, вот это национальное сознание бывшей метрополии нам всем покоя не давало. Считали, что Россия – несмотря на… – страна невиданных возможностей. И люди-то у нас – самые талантливые, и женщины – самые красивые, и балет. Ну, вы помните...

А уж невероятная гордость по поводу масштабов необъятной земли Россия – «наши нивы взглядом не обшаришь, не упомнишь наших городов» – несомненно, тоже из этих имперских комплексов проистекает. Эдакий никому не нужный геополитический гигантизм, абсолютно не опеределяющий качество жизни обычного человека...

Кстати, про нивы, которые не обшарить. Из песни (сейчас бы сказали саундтрека) к фильму Цирк. Помните какие слова – «нет для нас ни черных, ни цветных»? В них, собственно, и есть главный месседж фильма Александрова. Метафора этого интернационального торжества – черный ребенок, которому поют колыбельную (каждый на своем языке) и русский, и татарин, и грузин, и даже еврей – нежный, прекрасный Соломон Михоэлс. Безжалостно потом убитый сталинскими сатрапами.

А как это искренне и трогательно звучало! Особенно фраза – рожайте кого хотите: хоть беленьких, хоть черненьких, хоть сереньких в яблочко... Ну, те, кто попробовал, знают, сколько проблем потом было. И уж, конечно, были для нас и черные, и цветные.

Протрезвела я после следующей истории. Мы только приехали в Германию, я еще в полном ошеломлении от ее красот, но при этом – в страшной тоске по друзьям, да и вообще по России. И вот плюхнулись в метро на лавочку рядом с большой, кудрявой, черной женщиной. Прямо с картинки из наших детских книжек про афроамериканцев. И я мужу говорю: «Вот барышня, поди, ничего в жизни кроме пальм не видела, а теперь живет в Мюнхене, наслаждается этой красотой, этой архитектурой, этими концертами. А мои подружки, умницы да красавицы, все как на подбор с консерваториями и учеными степенями, наверное, никогда такого и не увидят».

Не успела я сию тираду произнести, как женщина ко мне поворачивается и спрашивает так дружелюбно: «Ой, а вы по-русски говорите?» Самое ужасное, что она сказала это по-русски. Я чуть с лавки не свалилась. И цвет поменяла: бордовая стала. И разговорились мы, две женщины: одна черная и кудрявая, а другая красная и кудрявая. И оказалось, что барышня – врач, и муж у нее врач. Она с ним познакомилась, когда училась в Ленинграде в мединституте. Сейчас они живут в Лондоне, приехали Баварию посмотреть. Малиновой я была уже вся; и думала только о том, громко ли мой натурально расистский монолог прозвучал.

А окончательно излечил меня такой случай. Надеюсь, что навсегда. Была в отпуске в России, и там меня дико бесило, что в паспортном столе до черта людей с гортанными голосами, и вообще, что они делают в таком количестве в моем родном городе. И в поезде из Нижнего в Москву тоже раздражалась, слыша громкие разговоры на непонятном мне языке.

Забыла об этом, а потом, уже в мюнхенском метро, едучи с мужем из аэропорта, совершенно растерялась, когда какой-то дядька, прервав мой увлеченный рассказ о нижегородских новостях, поинтересовался, умею ли я читать и говорить по-немецки. Хотя вопрос был задан с интонацией явно неприязненной, я, идиотка, всё равно радостно закивала: мол, еще не очень хорошо, но кое-как умею. На что дядька холодным тоном произнес: «Вот и говорите, раз уж вы сюда понаехали, по-немецки. А то невыносимо: сплошная русская и турецкая речь». Вагон затих, и я в растерянной надежде поглядывала на пассажиров. Все слышали, но делали вид... Дядьке я зачем-то сказала, что сейчас позвоню в полицию и расскажу о его расизме. Тот только ухмыльнулся, да я и сама вспомнила про свое подлое недавнее раздражение. И приутихла.

Да, а что сказать-то я хочу? Ирочка Никулина, прости меня. Пожалуйста, прости.

Майя Беленькая (Мюнхен)

Читайте также:

1. День победы. Как он стал от нас далек. Журнал «Партнёр», № 5 / 2023. Автор М. Беленькая
2. «Встанем с колен» или все-таки «дадим заднюю»? Журнал «Партнёр», № 4 / 2023. Автор М. Беленькая
3. «Дорогие» россияне, кто виноват? Журнал «Партнёр», № 3 / 2023. Автор М. Беленькая
4. Как петь их теперь – старые песни о главном? Журнал «Партнёр», № 9 / 2022. Автор М. Беленькая