Интервью с врачом-добровольцем, работавшим в Украине

Диана Подольская: «Я искала возможность принести пользу на фронте»

Искала и нашла ... Моя собеседница – Диана Подольская, Oberärztin Клиники анестезиологии, реаниматологии, и противоболевой терапии дортмундского Knappschaftskrankenhaus. Диана родилась и выросла в Киеве, с отличием окончила Киевский медицинский университет имени академика А. Богомольца. В 1995 году вместе с родителями переехала в Германию. Непросто в чужой стране начинать новую жизнь, а тем более – жизнь профессиональную. Но она прошла этот путь: подтвердила диплом, сдала непростой экзамен на знание немецкого, получила разрешение работать врачом. Потом были разные немецкие клиники и, наконец, получение квалификации специалиста, врача-анестезиолога. Диана вернулась в Дортмунд. Кроме основной работы в качестве анестезиолога, последние двадцать лет она – врач скорой помощи, имеющий дополнительную специализацию по медицине катастроф и неотложных состояний. В этом году два раза ездила врачом-добровольцем на восток Украины.

–Почему Вы решили поехать врачом в Украину?

– До начала полномасштабного вторжения я не могла себе представить, что в XXI веке в Европе может быть война такого масштаба. Буквально за месяц до этого, в январе 2022-го, я была в Киеве. Когда мои киевские друзья собирали тревожные чемоданчики, готовили подвалы под бомбоубежища и делали запас продуктов, я над ними даже посмеивалась. Но, к сожалению, это произошло.

С начала вторжения у меня было желание чем-то помочь. С моими коллегами и друзьями мы собирали деньги на турникеты, отправили от нашей больницы очень много медикаментов и расходников в больницы Киева и Харькова. Совместно с фирмой Med Care Professional и фондом Ein Herz für Kinder организовали переправку детей, пострадавших в результате военных действий в Украине. Детей из Мариуполя и других городов доставляли в польский города Жешув (Rzeszów), а оттуда самолетами санавиации их отправляли в клиники Германии и Европы. Я сопровождала этих детей как врач.

Но этого всего, на мой взгляд, было недостаточно. Я как специалист по медицине катастроф и неотложных состояний понимала, что могу принести больше пользы. Но как это сделать, если ты живёшь и работаешь в Германии и до востока Украины почти 3 тысячи километров? Около года я искала возможность принести пользу на фронте. Однажды в Фейсбуке наткнулась на информацию о Первом добровольном мобильном госпитале (ПДМШ), прочитала в сети всё, что могла найти про эту организацию, и поняла, что это то, что мне нужно.

 Я написала руководителям ПДМШ, зная уже, что они из-за языкового барьера без особого восторга берут иностранных врачей, большинство из которых владеют английским, но украинским – вряд ли. Дело в том, что в экстренных ситуациях, когда на кону жизнь человека, к каждому раненому переводчика не приставишь. У меня же языкового барьера нет: я свободно говорю по-украински. Поэтому мы договорились, что я вышлю все мои квалификационные документы с переводом. Где-то через неделю после того, как я выслала документы, мне позвонили и подтвердили мое участие как врача-добровольца в февральской ротации.

– Среди волонтеров ПДМШ были граждане других государств?

– Во время моей первой ротации в феврале там была девушка из Канады. Она родилась в Подмосковье, в начале двухтысячных уехала в США, потом в Канаду, где работает врачом. После полномасштабного вторжения она стала учить украинский язык и уже три раза приезжала работать врачом-добровольцем. Других иностранных волонтеров я не встречала. Думаю, что основная причина – языковой барьер. Одно дело – работа в клинике в обычном режиме с переводчиком, другое – в экстремальных условиях на стабилизационном пункте, где дорога каждая минута.

–Как Ваша семья отреагировала на решение отправиться добровольцем?

– Мои близкие, конечно, были не в восторге от этого решения. Сестра, муж и дети очень волновались, но с пониманием отнеслись и поддержали меня. Родителям подробности не рассказывала. О том, что я находилась в зоне боевых действий, они узнали после моего возвращения.

– Как к вашим поездкам отнеслись в клиники?

– Не секрет, что ситуация с врачами сейчас в Германии сложная, и у нас в клинике лишних врачей нет. Во время моего отсутствия, а это оба раза почти по полтора месяца, все мои обязанности и дежурства легли на плечи коллег. Несмотря на это, они с большим уважением отнеслись к моему решению. Как я уже говорила, наша больница помогала медицинскими приборами и материалами для Украины. Когда я была на востоке Украины, то часто получала на электронную почту слова поддержки от коллег, которые за меня очень волновались. Большое им спасибо! Я чувствовала это каждый день там, совсем рядом с линией фронта. Руководство моей больницы меня поддержало, за что я им очень благодарна!

– А почему Вы отсутствовали по полтора месяца?

– Сама ротация на месте длится ровно месяц, но ведь до этого места на востоке Украины нужно еще добираться, а дорога занимает довольно много времени. Кроме того, перед каждой ротацией все добровольцы, участвующие в очередной ротации, собираются на тыловой базе ПДМШ под Киевом.  Там в течение недели волонтеры проходят инструктаж, беседуют с психологом, знакомятся с коллегами. Выясняется, кто в каких направлениях работает, кто будет заниматься кейсэваком, кто медэваком, кто работать на стабилизационных пунктах, после чего комплектуют команды и отправляют к месту дислокации.

– Поясните, пожалуйста, что такое кейсэвак, медэвак и стабилизационный пункт.

– Первую медицинскую помощь раненым оказывают боевые медики ВСУ в зоне ведения огня. Потом бойцов эвакуируют из опасной зоны на так называемой машине подскока. Любая машина, которая может добраться непосредственно до позиции, и называется кейсэвак. На нем раненых доставляют в ближайший стабилизационный пункт, где бойцы получают первую квалифицированную медицинскую помощь. Медики оценивают характер и степень ранения, обезболивают раненых, проводят противошоковые и реанимационные мероприятия, оказывают неотложную хирургическую помощь и т. д. Задача медиков – стабилизировать раненых до состояния, при котором их можно эвакуировать в прифронтовой госпиталь для оказания дальнейшей медицинской помощи. Медэвак – это специально оснащённый реанимационный автомобиль, в экипаж которого, кроме водителя, входят парамедик и врач-анестезиолог. Эти экипажи и доставляют тяжелораненых в прифронтовые больницы. 

Во время первой и второй ротаций я работала в стабпункте врачом анестезиологом-реаниматологом.

– Наверное, тяжело было работать и жить целый месяц с незнакомыми людьми?

– Те, с кем пришлось жить и работать в зоне боевых действий, очень быстро стали близкими людьми, даже друзьями, несмотря на то что все они были разного возраста: от ровесников моих сыновей до людей старше меня. После окончания срока ротации мы разъехались по домам, но до сих пор поддерживаем теплые отношения.

Вот одна история, в качестве иллюстрации того, как мы жили.  День моего рождения пришелся на начало первой ротации. Ни о каком праздновании не могло быть речи, но мне в полевых условиях, на сковородке испекли тортик и даже украсили его откуда-то добытыми свечками. Это было очень трогательно, учитывая, что в команде были люди, которых я тогда практически не знала.

– Бригады волонтеров ПДМШ работали автономно или совместно с медиками ВСУ?

– Всегда плечом к плечу с военными медиками. Бригады медиков ВСУ информировали руководство ПДМШ о том, на каких направлениях необходимо подкрепление, будь то кейсэвак, стабпункт или медэвак. Туда и отправляли команды волонтеров ПДМШ. В нашей команде волонтеров ПДМШ, кроме меня, были врач-хирург, медсестра и еще одна коллега, которая занималась статистикой и регистрацией раненых. Никакого разделения на «свои – чужие» не было. На стабпукте работал ограниченный персонал, поэтому, когда поступало много раненых, то и мы, и наши коллеги из медроты делали все. Если у военных медиков заканчивались расходники или медикаменты, то мы их выручали, а при необходимости они помогали нам. Ведь всё было ясно: там – враг, тут – наши раненые. Взаимозаменяемость была полная, за исключением тех случаев, когда требовалась специальная медицинская квалификация, например, в области анестезии, реанимации или хирургии. Мы отличались от служащих медроты только шевронами: на нашей одежде это были шевроны ПДМШ, у военных медиков – шевроны соответствующего подразделения ВСУ.

– Как обстояло дело со снабжением медикаментами?

– Все, что было нужно, мы получали от ПДМШ. Благодаря спонсорской поддержке отдельных людей и различных фирм, в ПДМШ есть всё необходимое: медикаменты, расходники, современное оборудование. У нас в команде был совершенно потрясающий прибор искусственной вентиляции легких, с которым работают врачи Канадской армии. В этом портативном приборе было всё, что есть в стационарном. Ценность его еще и в том, что он позволяет проводить необходимые манипуляции без подключения к электрической сети, что в полевых условиях имеет большое значение.

Проблем с медикаментами у нас тоже не было. На фронтовых и тыловых базах ПДМШ работали замечательные люди. Стоило нам написать кроткое сообщение по WhatsApp, как уже на следующий день у нас были необходимые медикаменты и расходники. Чего катастрофически не хватало, так это крови и продуктов крови. В стабпункте на видном месте висел список всех сотрудников с данными, у кого какая группа, и при большом наплыве раненых приходилось прибегать к прямому переливанию, что в мирное время не разрешено, а в боевых условиях – другого выхода просто нет.

Надо отметить готовность помочь обычных людей. На стабпункт постоянно приходили совершенно незнакомые люди и спрашивали: «Что вам нужно?». Спустя какое-то время они это приносили или привозили. А бывало, что просто приезжают волонтеры и привозят ящики с медикаментами. Говорят: «Посмотрите, что вам из этого нужно, заберите, остальное повезем дальше». И это касалось не только медикаментов, но и продуктов питания и одежды. Ведь когда к нам привозят раненых, чтобы оказать медицинскую помощь, надо разрезать одежду, а потом – во что-то их одеть. Это не такая большая проблема летом, а зимой, конечно, было сложнее. Бывало, что из-за сложной обстановки раненые дожидались эвакуации с поля бое по несколько часов, поэтому поступали на стабпункт с переохлаждением. И в таких случаях очень выручали различные волонтерские организации, которые привозили одежду для раненых. Причем вещи были новые: специально сшитые куртки и штаны на липучках, чтобы легче их одевать на раненых, вязанные носки. Часто приходили простые жители, приносили какие-то пирожки с записками – пожеланиями скорейшего выздоровления. Всё это было очень трогательно. Вообще, на востоке Украины очень чувствуется, что все работают на победу.

– В основе оказания медицинской помощи большому числу пострадавших лежит правильная медицинская сортировка. А как это происходило на стабпункте в условиях военного времени?

– В нашем пункте было четыре операционных. В одной работала наша команда ПДМШ, в остальных – медики ВСУ. При небольшом количестве раненых в координации не было необходимости, но были случаи, когда за сутки к нам поступало до двухсот раненых. В таких экстренных ситуациях один из врачей занимался сортировкой бойцов по степени тяжести ранения. Он же координировал отправку стабилизированных раненых для дальнейшего лечения в госпитали. Наша задача была быстро стабилизировать их до этого состояния. Иногда приходилось работать круглые сутки, но другого выхода не было.

Когда я прибыла на стабпункт, то хотела предложить коллегам: давайте 12 часов будем работать мы, и 12 – вы. Но при большом наплыве раненых эта система не работает. К такому темпу надо привыкнуть. Это в Германии после нескольких часов работы в операционной спрашивают: «А когда у на будет перерыв на обед?» Здесь нас выручал растворимый кофе в большой концентрации и волонтерские пирожки и печеньки, недостатка в которых не было.

Однажды был такой поток раненых, что мы работали совсем без пауз 30 часов. Ни о каком отдыхе речь даже не шла. Весь состав стабпунтка работал в таком режиме, и все понимали, что никто не придет и не подменит тебя. Но и к такому темпу привыкаешь, тем более что медики ВСУ так работают уже полтора года, а волонтеры ПДМШ приезжают только на месяц.

– Какие были бытовые условия и как обеспечивалась безопасность?

– Во время февральской ротации мы жили в небольшом доме, пострадавшем от бомбёжек. Не мёрзли и не голодали, был твердотопливный котёл и генератор. В комнатах спали на раскладушках, по 8-10 человек.

График работы у всех был разный: кто-то отдыхал, кто-то работал, включая ночные дежурства. Но несмотря на такое постоянное движение, мы не жаловались.

В июне мы жили непосредственно на стабпункте, который был расположен в уцелевшем крыле разрушенной больницы.

В медицинской роте был повар, который на полевой кухне варил еду два раза в день. Чаще всего это был суп с тушенкой и каша с той же тушёнкой.  Я – вегетарианка, и вначале для меня это была проблема. Думала, что уж что-нибудь вегетарианское найду, а через пару дней поняла, что либо ем, что все, либо умру с голоду. Ничего страшного – ведь это всего лишь на месяц.

Проблемы были с водой. В феврале её вообще не было. Выручал дезинфекционный раствор, но так хотелось просто встать под душ! В июньскую ротацию пожарные машины привозили воду, и ее закачивали в специальные емкости, поэтому иногда можно было принять душ. Но при этом всегда нужно быть начеку: либо обстрел, либо вода кончилась, либо электрогенератор отключили, и тогда насос, подающий воду, не работает. Но мы не мерзли и не голодали.

Безопасность обеспечивали подразделения ВСУ. Так как стабпункт находился практически в зоне активных боевых действий, то за пределы территории пункта всем сотрудникам можно было выходить только по двое и только в бронежилетах и касках.

В июне артиллерия просто не умолкала, линия фронта несколько раз перемещалась в нашу сторону, и мы оказывались в 6-8 км от неё. Однажды нам сообщили, что, по разведданным, в ближайшие 24 часа возможен ракетный удар по нашему стабилизационному пункту. А так как мы добровольцы, то нам предложили эвакуироваться. При этом весь состав медроты ВСУ оставался работать. Но так как врачей и среднего медперсонала было мало, наша маленькая команда из четырёх человек решила остаться и продолжать работать. Ну, а ракетного удара, слава Богу, тогда не было.

– А чем занимались в свободное от работы время?

– Это сильно сказано – свободное время! Но когда оно появлялось, мы пополняли расходные материалы, приводили в порядок аппаратуру – готовились к поступлению раненых.  К нам на стабпункт поступало большое количество гуманитарной помощи, в том числе и медицинского характера. Мы ее сортировали, оставляли то, что нам не нужно, а остальное отправляли в военные госпитали и гражданские больницы.

Ну, и если выпадало хоть несколько минут, то – спали. Там все научились спать при любых условиях: во время затишья и во время обстрела.

Однажды, во время второй ротации, у нас выдалось два очень спокойных дня. И в один из них мы устроили вечер украинской поэзии. Причем читать надо было только на украинском, и только наизусть. Желающих оказалось человек 15, причем это были и военные, и добровольцы. Прозвучали стихи Лины Костенко, Павло Вышебабы и других поэтов. Этот вечер всем нам надолго запомнился.

– Чем отличалась первая ротация от второй?

– Ротации отличались видом травм. Если во время первой ротации преобладали минно-взрывные и осколочные ранения, то во время второй участились пулевые ранения как результат ведения ближнего боя и действий снайперов.

– Насколько опыт, приобретенный в боевых условиях, пригодился Вам в Германии?

– Здесь медики теоретически знают, что такое боевая травма, как останавливать критические кровотечения и т.п. И хорошо, что на практике эти знания не применяются, здесь огнестрельные ранения – большая редкость. Но мы же видели, что происходило в Берлине в 2016 году, Ханау в 2019 году, в других городах Европы. Поэтому медики должны быть готовы ко всему, в том числе – и к террористическим актам.

Безусловно, военный опыт пригодился, так как я специализируюсь в области медицины катастроф и неотложных состояний. Кроме того, мы с мужем, анестезиологом и главным врачом скорой помощи Дортмунда, периодически проводим симуляционные тренинги по медицине неотложных состояний для медиков Бундесвера, где я этим опытом поделилась.

– Большое спасибо за беседу, будем надеться, что врачам Германии придется использовать эти знания только в экстренных случаях.

Беседовал Г. Яковлев

Вставка

Читайтетакже:

1. Украинский психолог во время войны: работа или призвание? Журнал «Партнёр», № 8 / 2023. Автор М. Кужель
2. Мама, я так соскучилась. Я так хочу домой! Журнал «Партнёр», № 6 / 2023. Автор Г. Цесарская