Больше работать за меньшие деньги

Такова в этом году одна из основных тенденций в немецкой экономике

Нынешнего канцлера Германии великим реформатором никак не назовёшь. Однако именно Герхарду Шрёдеру предстоит войти в историю своей страны как тому главе правительства, при котором начали менять (а по сути дела — демонтировать) сложившуюся в ФРГ за четыре послевоенных десятилетия немецкую модель социальной рыночной экономики. Канцлер начал этот процесс не по убеждению, а под давлением внешних обстоятельств, о чём свидетельствует, в частности, одна из его фраз, которая вполне могла бы стать крылатой. Разъясняя избирателям и своим товарищам по социал-демократической партии необходимость болезненных, но далеко не радикальных преобразований, которые предусмотрены правительственной программой реформ «Agenda 2010», Герхард Шрёдер как-то воскликнул: «Либо мы будем реформироваться, либо нас будут реформировать». Иными словами: либо немцы по собственной инициативе начнут менять свой уклад жизни, либо им придётся делать это под давлением извне.

Только что закончившийся 2004 год стал как раз тем годом, когда большинство жителей Германии вдруг воочию убедилось в том, что мировой глобализированный рынок, действительно, начал весьма безжалостно реформировать их страну, не дожидаясь, пока правительство согласует с оппозицией бесчисленные детали давно назревших законодательных изменений. Наиболее яркими символами этого стали острейшие кризисы, поразившие две фирмы, которые на протяжении многих десятилетий считались чуть ли не столпами немецкой экономики — автомобилестроительную компанию Opel и торговый концерн KarstadtQuelle. Предстоящий 2005 год, вне всякого сомнения, пополнит этот список новыми звучными именами. Процесс, что называется, пошёл, и теперь Германии, утратившей инициативу по части реформ, придётся по ходу дела, причём в ускоренном темпе, приспосабливаться к тем условиям, которые всё более настойчиво и всё более безаппеляционно будет диктовать ей мировая экономика. В этом и состоит ключевая особенность наступившего года.

Ведь в чём суть той ситуации, в которой оказалась компания Opel? У крупнейшей в мире автомобилестроительной корпорации General Motors, которой принадлежит Opel, в Европе плохо идут дела — в том числе потому, что немецкая дочерняя фирма вот уже ряд лет работает с убытками. Поэтому американцы, на которых, в свою очередь, всё более настойчиво наступают японцы и корейцы, решили реформировать свои европейские подразделения и, в частности, уволить часть персонала или даже закрыть один из автозаводов, поскольку у General Motors в Европе возникли избыточные производственные мощности. Так что британским, немецким и шведским профсоюзам практически был поставлен ультиматум: то дочернее предприятие, которое в наименьшей мере пойдёт на уступки в вопросах условий труда и уровня зарплат, будет либо частично, либо полностью сокращено.

Тут можно, конечно, в марксистско-ленинских традициях возмутиться бесчеловечной сущностью капитализма. Но не надо быть экономистом, чтобы понять: если продолжать поддерживать убыточное предприятие за счёт прибыльных, то вполне может случиться, что со временем закрывать придётся уже не один, а сразу несколько заводов, и тогда работу потеряют куда больше людей. Что же касается компании Opel, то одна из главных причин её убыточности — это высокая стоимость рабочей силы в Германии. Дело тут даже не столько в самих зарплатах рабочих и служащих, хотя они весьма высоки, сколько в тех дополнительных расходах, которые несёт работодатель, платя за каждого сотрудника взносы в различные социальные фонды. Если прибавить к этому влияние немецких профсоюзов, которые нередко противятся модернизации и рационализации производства, чрезвычайно короткую рабочую неделю (тоже детище профсоюзов), а также общую зарегулированность трудовых отношений в ФРГ, то можно понять, почему руководство General Motors в какой-то момент, образно говоря, сказало заводам Opel и косвенно — немецким властям: «Давайте, реформируйтесь, а то мы закроем лавочку».

Событие знаковое, но отнюдь не единичное. Практически точно так же поступил уже не американский, а исконно немецкий концерн — Siemens. Он тоже поставил двум заводам в Германии, выпускающим сотовые телефоны, ультиматум: либо вы принимаете предложенные изменения в тарифных соглашениях, либо мы переносим производство в Восточную Европу. И трудовые коллективы пошли на серьёзные уступки, потому что осознали, что у их работодателя нет другого выбора. Действительно, на мировом рынке мобильников Siemens продолжают теснить мощные конкуренты, прежде всего из Южной Кореи: компания Samsung Electronics уже обогнала немцев по количеству проданных «трубок», теперь доли рынка у них отвоёвывает ещё и LG Electronics. В этой ситуации производство сотовых телефонов на заводах Siemens оказалось в 2004 году убыточным. Чтобы сохранить конкурентоспособность, немецкому электротехническому гиганту пришлось реформироваться.

История с концерном Siemens высветила ещё одну кардинальную тенденцию в сегодняшней немецкой экономике — перенос производства в страны с более дешёвой рабочей силой и, особо подчеркнём, с более низким уровнем предписанных государством отчислений в социальные фонды. Тот факт, что в данном конкретном случае производственные мощности всё-таки остались в Германии, общей картины не меняет. Заявление руководства концерна о намерении перебазировать заводы в Восточную Европу было отнюдь не пустой угрозой: так поступают в последние годы очень многие немецкие фирмы. А приём в Европейский Союз 1 мая 2004 года десяти новых членов, восемь из которых являются бывшими соцстранами и республиками СССР, дал этому процессу сильнейший импульс.

Можно не сомневаться в том, что и в 2005, и в последующие годы всё больше и больше немецких фирм будут перемещать свои станки и конвейеры на восток. Об этом свидетельствуют многочисленные опросы среди предпринимателей и менеджеров, в частности, нашумевшее в деловых кругах ФРГ исследование, проведённое среди немецких поставщиков автомобильной промышленности. Выяснилось, что пугающе большая часть из них либо уже разрабатывает конкретные планы переноса производственных мощностей, либо активно изучает такую возможность. Сенсационность данного исследования состояла в том, что автомобильная промышленность является краеугольным камнем немецкой экономики, поскольку состоит не только из всем известных заводов крупных концернов (например, DaimlerChrysler, Volkswagen, BMW или производитель грузовиков MAN), но и из бесчисленного количества небольших фирм, которые поставляют им комплектующие детали и узлы. Концерны давно уже построили заводы за пределами Германии, и вот теперь, как оказалось, за ними потянулся средний и малый бизнес, составляющий костяк немецкой экономики и являющийся главным работодателем в стране.

Так буквально на наших глазах складывается своеобразное «разделение труда» в деле деиндустриализации Германии. Гиганты могут позволить себе идти в далёкий Китай, как это делают и Volkswagen, и DaimlerChrysler, и, скажем, мировой лидер химической промышленности BASF, или строить заводы в экзотической Бразилии, как это собирается сделать сталелитейный и машиностроительный концерн ThyssenKrupp. А средние и малые предприятия уходят в близлежащие страны на востоке Европы, благо многие из них теперь являются членами Европейского Союза и живут по принятым в ЕС законам и нормам, да и на общую валюту евро вскоре собираются перейти.

Вот и получается, что расширение ЕС на восток, решительным сторонником которого всегда было правительство ФРГ (в том числе из-за привлекательности этих стран как рынков сбыта для немецкой продукции), стало одним из тех внешних факторов, которые теперь начали реформировать саму Германию. Результатом этого «реформирования» неминуемо станет постепенное выравнивание стоимости рабочей силы в ФРГ и в восточноевропейских странах. Там эта стоимость будет расти, в Германии её придётся снижать. Минувший 2004 год чётко показал, какими путями это будет происходить.

Во-первых, непосредственным снижением зарплат. Ради того, чтобы предотвратить перенос производства в другие страны или возможное банкротство фирмы, трудовые коллективы будут добровольно отказываться от, скажем, 10 или 15 процентов положенного им вознаграждения. А чтобы им было не так обидно, точно так же будут демонстративно поступать и топ-менеджеры.

Во-вторых, будет замораживаться или сводиться к минимуму повышение зарплат. Времена, когда профсоюзы на тарифных переговорах требовали повышения зарплат на 4-5 процентов, прошли или проходят. Об этом свидетельствует, например, судьба тарифных переговоров на заводах концерна Volkswagen, который долгие годы баловал своих сотрудников весьма высокими даже для немецких условий зарплатами, однако в 2004 году вынужден был ударить по тормозам.

В-третьих, массовым явлением станет сокращение или даже полная отмена выплаты денег на отпуск и Рождество. Такие выплаты всегда считались добровольным делом работодателя, и вот теперь всё больше не только частных фирм, но даже государственных учреждений объявляют своим сотрудникам, что уже не в состоянии платить им эти, по сути дела, премиальные деньги.

В-четвёртых, процесс сокращения стоимости рабочей силы пойдёт по пути увеличения продолжительности рабочего времени при сохранении прежней зарплаты. Это — тоже новая для Германии тенденция, ведь в предыдущие годы под давлением профсоюзов продолжительность рабочей недели постоянно уменьшалась: с 40 часов перешли к 38,5, затем был выдвинут лозунг всеобщей 35-часовой рабочей недели. Теперь на повестке дня — противоположный лозунг: возвращение к 40-часовой неделе. Причем, одними лозунгами дело не ограничивается. Яркий пример — второй по величине в Европе туристический концерн Thomas Cook. Ему принадлежат такие известные любителям путешествий марки как Neckermann и Condor. И тем не менее, ради сохранения рабочих мест сотрудники концерна в ФРГ добровольно согласились работать больше, не получая при этом дополнительного вознаграждения. Увеличения продолжительности рабочего времени можно будет добиться и путём сокращения числа отпускных и праздничных дней. Такие дискуссии уже ведутся. Ведь по продолжительности отпуска немцы давно обогнали почти все страны мира. По статистике, житель ФРГ имеет 29 отпускных дней в году, тогда как средний американец — лишь 12!

Стоит ли удивляться, что по темпам роста экономики среди развитых стран ФРГ и США занимают в списке прямо противоположные места: Америка лидирует, оставив Германию далеко позади. Кстати, нынешней осенью немецкую общественность взбудоражила высказанная представителями правительства идея ради подъёма экономики отменить один из официальных праздников — речь шла о Дне германского единства 3 октября. И хотя эта идея была отвергнута самим главой государства — президентом ФРГ Хорстом Кёлером, она продолжает витать в умах политиков, которые ощущают необходимость проводить хоть какие-то реформы. Но неужели общество и профсоюзы в Германии на всё это безропотно пойдут? Пойдут, хотя и будут роптать. Однако практически все опросы общественного мнения показывают, что жители страны предпочитают надёжность рабочего места размерам зарплаты. Немцы — это не французы, бастующие часто и, кажется, даже не без удовольствия. Тем более, что немецкие профсоюзы сейчас явно оказались в роли обороняющихся. Уменьшение влияния некогда очень мощных профсоюзных организаций Германии началось 2 года назад, когда профсоюз работников металлургической и металлообрабатывающей промышленности IG Metall попытался путем широкомасштабных забастовок добиться введения на предприятиях Восточной Германии 35-ти часовой рабочей недели. Сегодня такой социально-экономической близорукости можно только удивляться. Предприниматели тогда на уступки не пошли — и с тех пор весьма успешно теснят профсоюзы. С одной стороны, это — положительный процесс, потому что именно профсоюзы в значительной степени виноваты в том, что рынок труда в Германии сегодня стал чрезвычайно негибким. С другой стороны, сокращение роли профсоюзов не может не вызывать определенного беспокойства, поскольку они являются неотъемлемой частью цивилизованного демократического общества.

В конечном счёте все упомянутые перемены должны привести к увеличению производительности труда в ФРГ и к повышению конкурентоспособности Германии на мировом рынке. Так что долгосрочный эффект окажется для народного хозяйства страны, в которой все мы с вами живём, положительным. Однако совершенно очевидно, что претворение в жизнь подобных реформ (и, кстати, многих других давно назревших преобразований) будет идти весьма болезненно. Ведь кому охота больше работать за меньшие деньги? Но, увы, придётся. Потому что если мы сами не будем реформироваться, то нас станут реформировать.

«КУРС Консалтинг»