Почему, на самом деле, всё и все на…вернулись?

Заголовок-то я почти утащила, кстати. У Михаила Козырева, у которого когда-то программа на Дожде с похожим названием была. Оптимистическая, надо сказать. Слегка в ностальжи уходящая. И называлась соответственно – «Как всё начиналось». И вот приглашал туда прекрасный Михаил всяких разных людей известных, по большей части музыкантов (поскольку сам знаток современной музыки практически во всех ее ипостасях) и разговаривал с ними о том, как начиналась свободная Россия. Довольно любопытные разговоры иногда случались. Тем более, что Козырев – человек многосторонний. Он и журналист, и продюсер, и музыкальный критик, и вообще парень креативный. (Одно «Наше радио», им практически созданное, чего стоит. Не говоря уже о знаменитом рок-фестивале Нашествие и прочих замечательных «мИшанинах».) Поэтому и приходили к нему люди яркие, неординарные, прославившиеся в области культуры как раз в 90-е, когда всё, как им казалось, начиналось…

Но постепенно свободная Россия стала заканчиваться. На мой-то печальный взгляд, почти и не начавшись. Шагреневая кожа российской свободы скукоживалась на глазах. Впрочем, глаза как раз приходилось закрывать, чтобы не видеть надвигающегося зла. И уши тоже старались обеими руками зажимать, чтобы не слышать подлого и всё громче звучащего голоса разухабившейся моральной подворотни.

Гламур, правда, не скукоживался. И красивая жизнь в пределах Садового кольца – как раз наоборот, росла, как на дрожжах. И увлечение ею почти всех, приходивших в студию к Мише Козыреву, только набирало обороты. И на эти колеса всеобщего желания жить красиво и не «париться» по поводу сокращения свобод – налипали, наматывались жуткие компромиссы, которые стали одной из движущих сил этого неостановимого процесса гниения российского общества. Если уж метафорами оперировать, то всё это напоминало процессы, происходящие в абсолютно больном организме умело накрашенной дамы не слишком тяжелого поведения. Она еще веселится и ходит на тусовки, но механизмы тяжелой болезни уже запущены, да и болезнь (простите за печальный каламбур) запущена. Но не лечиться же! Лучше притвориться и сделать вид, что это всё не смертельно: сифилис власти, власть ворья, а главное – власть лжи.

Поэтому и разгон НТВ съели под соусом споров хозяйствующих субъектов; и протесты слили, как остатки вчерашнего Брюта; и аннексию Крыма прикрыли нарядным платочком (или что там гламур носит) народного волеизъявления; и к гибели и арестам порядочных людей отнеслись лишь как к очень неприятной неприятности. Похоже, и вправду думали, что так можно протянуть сколь угодно долго. Ан нет: этот гнойник взорвался прямой настоящей войной.

Редакция Дождя успела уехать. И у Михаила Козырева появилась похожая программа, с принципиально исправленным названием, отсылающим нас к известной обсценной лексике – «Как всё на…вернулось». Любой читатель без труда подставит вместо трех букв В.Е.Р. – две другие, более точные. Именно так. На@@нулось.

И опять прекрасный Миша Козырев беседует с не менее прекрасными людьми, и они обсуждают, как пропустили, да где начало было, и прочее, и прочее…

– Бла, бла, бла, – раньше бы я сказала. Хоть и люблю Козырева.

Но понимаю, что они так же, как и все нормальные люди, пытаются отмотать назад, найти причины… Им кажется, что если раскрутить эту жуткую веревку (которая, похоже, скоро нас всех удавит) до конца, то, может быть, что-то получится исправить. Так мы, возвращаясь к началу трагедии, прокручиваем всё до первой бабочки, на которую наступили, а вот если бы не наступили…

Скажем правду: из-под нас всех вытащили стул. И мы грохнулись наземь. Ладно бы сами, так ведь еще и полмира с собой утащить пытаемся.

Впрочем, что значит вытащили? Говорю же: закрывали глаза на то, что стул давно шатается. И ножки одной нет. И совершенно не в двухтысячные он стал гнить. И не в девяностые – а именно об этих годах размышляют герои Миши Козырева. А раньше, раньше…

Собственно, вся история страны в двадцатом веке – это кровь, ложь и гниль. Сплошной гнойник, который никогда и не пытались вскрыть. И удалить, само собой.

Мазь Вишневского в виде частично открытых архивов КГБ (впрочем, быстро закрытых снова) прикладывали, да! Документами о злодеяниях сталинизма, как стрептоцидом, нас посыпали. Антибиотики нового поколения, а именно статьи, опубликованные в относительно свободной прессе, мы получали. Бинты с ихтиолкой-романами Солженицына вязали.

Гной, конечно, вытекал, но не у всех, а главное – не весь. Да и бинты не меняли: так с грязными и ходили. А нужен был скальпель, если не сказать – нож. Надо было резать, не дожидаясь перитонита.

Но мы дождались. Перитонита этого. Несовместимого, похоже, с жизнью. Если даже самоубийство нижегородской журналистки Ирины Славиной, оставившей нам всем предупреждающую записку «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию» – никого не отрезвило. Ну, потому что гноем этим уже глаза залило.

А что я взялась-то всем известные вещи произносить? Говорю же: тоже пытаюсь разобраться – как и почему. Причин-то, понятное дело, – миллион. Но я про одну, мне кажется, главную. Про ложь. Основу нашей жизни.

И я даже не про большую ложь, которой было наполнено всё: и газеты, и радио, и телевидение. Ложь про то, что мы боремся за мир. Ложь о нашем прошлом и настоящем. Ложь о том, что происходит в других странах. Ложь про лучший на земле строй.

Это бы черт с ним! Народ-то на кухнях всё понимал. Но была еще маленькая неприметная ложь, проникшая повсюду.

Мы сидели на собраниях, занимались своими делами, а на трибунах что-то гундели о достижениях в нашей работе. Ложь. И знали об этом и выступающие, и слушатели. Вернее – не-слушатели. Мы докладывали наверх об успехах, привирая в девяноста процентов случаях. И наверху об этом тоже знали.

Мы списывали. Мы учились со шпаргалками (до недавнего времени – невозможная вещь в немецких школах), и, как все помнят, особым шиком считалось умение написать формулы на коленке или сделать крохотную гармошку из правильных ответов. (Впрочем, читатели еще сотни вариантов экзотических шпор мне накидают). Письменные экзаменационные работы в отдельных случаях разрешалось переписать. Чтобы отчетность не пострадала.

Да что говорить: я сама написала кучу сочинений медалистам своей школы, понимая, что если они насочиняют сами – фиг медали получат. И сидели мы с коллегами всю ночь, а наутро вызывали бедных медалистов, и они старательно переписывали то, что мы им накатали.

Ой, господи – стала вспоминать, и столько всего нахлынуло. Собственного вранья, которое казалось вполне невинным. Мы даже и не осознавали, насколько оно въелось в наши поры. Стало нашей сутью. Неотдираемой от истинного лица.

Сами не замечали, как втягивались в эту ложь чуть ли не с детского сада. Сначала нам врали взрослые, потом мы сами начинали врать…

Как там Ханна Арендт-то говорила – банальность зла? Бездумное подчинение законам, направленным против самих основ жизни? А у нас была и есть банальность лжи. Просто жили и врали. Врали и жили. Бездумно подчиняясь многолетней традиции лгать машинально, не напрягаясь.

Отвела меня судьба от откровенной непорядочности, когда не откликнулась я на просьбу одной моей приятельницы – придумать для встречи Путина с детьми вопросы к гаранту. Чтобы искренне было, тепло, по-детски наивно и мило. Чтобы никакой формализации.

Хорошо, что не до этого мне было: уезжала в Германию. А так, не исключаю, что и придумала бы. Сочиняла же инаугурационную речь мэру моего города (совершенно его не зная) так, чтобы по-человечески всё выглядело.

И если осуждала, то очень вяло, известные мне истории про откаты, схемы, конформизм и обыденность вранья как главной составляющей общественной деградации.

Ржавчина лжи разъедала наше государство. Не щадив никого, даже детей. И когда я сама писала выпускное сочинение «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой», – совершенно, идиотка, не понимала ни подлости этой формулировки (почему страна должна приказывать?), ни лживости ее (герои-то наши все выдуманные были).

Впрочем, жизнь – учительница, не знающая сантиментов. Помню, как я приехала работать в один из Владивостокских ВУЗов. Боже мой – сколько там было вранья. На всех уровнях.

Лживые доклады о проделанной работе. Лживые сдачи экзаменов. Лживые партсобрания. Лживые высокие слова о чести и честности. Взятки от студентов. Получение вторых квартир теми, у кого уже была жилплощадь, и выкидывание из очереди тех, у кого не было где жить.

И, не поверите, я бороться взялась. Выступила на открытом партийном собрании и выложила всё. Наверное, это было самое смелое, что я сделала за свою жизнь. С ужасом они на меня смотрели.

Господи, я говорила секретарю парторганизации: «Геннадий Семенович (кстати, реальное имя называю да и фамилию помню, но кому она нужна теперь), как же Вам не стыдно? Вы же шли на Первомайской демонстрации с лозунгом про честь и совесть нашей эпохи. А у вас на глазах такое творится.

Бедный Геннадий Семенович явно думал, что я сошла с ума. Как и ректор – Иван опять же Кузьмич. Который, проходя мимо меня после собрания, сухо обронил: «Пиши заявление по собственному».

И это я еще не посмела сказать про его, лично Ивана Кузьмича харассмент. Не потому, что струсила, а потому, что считала это вполне обыденным. Все девчонки у нас жаловались. Но слова харассмент мы, естественно, не знали. Уворачивались, как могли.

Короче, я не победила. По сей день, наверное, если живы, берут взятки и на голубом, нет, на загноившемся глазу говорят о чести и порядочности.

Собственно, таких примеров – у каждого до черта. И про других, и про самих себя. Впрочем, себя заподозрить трудно.

Недавно смотрела еще довоенное интервью хорошей журналистки с известным актером, человеком вполне приличным, сейчас (правда, очень осторожно) даже против войны высказавшимся. И вот этот приличный, красивый, большой человек рассказывает о двойных стандартах, о лицемерии, поразившем наше общество; прямо вот страдает, говоря о том, что уровень двойной морали накоплен целыми поколениями.

И тут же, вспоминая девяностые, рассказывает, как приходилось заниматься всем подряд и как они с приятелем гнали вагон просроченного бельгийского пива из Иркутска до Омска и по дороге умудрились продать его в трех городах. И хохочут они с журналисткой вместе.

А я сижу, что называется, с изменившимся лицом и уставшими глазами и вспоминаю людей, которых я знала и которых вот так кидали. Некоторые даже покончили с собой.

Прав этот герой. С поколениями впитали. Ох, боюсь, не вырваться нам.

P.S. Тут мне стихотворение на днях попалось. Очень хорошее. Автор – Дмитрий Свергун. Поэт с достойнейшей позицией. И вот там такое четверостишье:

Наша скрепа – спесь.

Наша гордость – тлен.

«Патриотов» взвесь

Здесь «встает с колен».

Поменяла бы я первую строчку. Хотя слово – скрепа – ненавижу. И все-таки… Наша скрепа – ложь.

Дальше, ребята, рифмуйте сами.

Майя Беленькая (Мюнхен)

Рисунок Дины Крайзлер (DinaKrayzler)

Читайте также:

1. Про имперскость или «о национальной гордости великороссов». Журнал «Партнёр», № 7 / 2023. Автор М. Беленькая
2. День победы. Как он стал от нас далек. Журнал «Партнёр», № 5 / 2023. Автор М. Беленькая
3. «Встанем с колен» или все-таки «дадим заднюю»?Журнал «Партнёр», № 4 / 2023. Автор М. Беленькая
4. «Дорогие» россияне, кто виноват? Журнал «Партнёр», № 3 / 2023. Автор М. Беленькая
5. Как петь их теперь – старые песни о главном? Журнал «Партнёр», № 9 / 2022. Автор М. Беленькая