Счастливая судьба Зария Дубинского

С Зарием Дубинским меня связывает многолетнее знакомство и, надеюсь, взаимная симпатия. В далеком 1945 г. мы оказались в одном классе и несколько лет проучились вместе. Помню, что уже тогда остриженный под «ноль» (впрочем, как и все мы) Зарик постоянно рисовал: мелом на доске, карандашом на любом попавшемся на глаза куске бумаги.

Казалось, что он приходит в школу только для того, чтобы делать наброски: учительница, просматривая классный журнал, на секунду задумалась, а в блокноте Зарика несколькими штрихами запечатлен поворот ее головы. Воробей сел на подоконник и тут же был «увековечен» на рисунке начинающего художника. Кот, прогуливающийся по крыше противоположного дома, поломанный грозой тополь, да мало ли моделей представляла жизнь начинающему художнику?!

Потом наши пути разошлись. Встретились мы вновь накануне отъезда в Германию. Зарий познакомил меня со своей семьей: женой и уже вполне взрослыми детьми, а потом показал свои живописные и скульптурные работы. Стены его небольшой квартиры были буквально рама к раме увешаны картинами, выполненными маслом или акварелью, пастелью или карандашом. Стало ясно, что за годы нашего не общения мой бывший одноклассник вырос в зрелого мастера. Я медленно осматривал эту домашнюю галерею: портреты, натюрморты, пейзажи. Пожалуй, пейзажи, а особенно те из них, которые были написаны на улицах нашего Харькова, удавались художнику лучше всего. Он видел в улицах и переулках родного города то, что никогда не удавалось увидеть мне. Не очень живописный индустриальный город казался на его полотнах романтичным и даже таинственным. Наши мелкие речушки отражали в своих водах небо и облака, купола церквей и мосты. Художник особенно любит прозрачность акварели и часто использовал технику письма «по мокрому».

В Германии семья Дубинских оказалась в Ахене. Впрочем, слово «оказалась» неточно отражает ситуацию – Зарий настоятельно просил работников Унна-Массенского лагеря направить его семью в прекрасный Ахен. Он буквально жил мечтой поселиться в этом старинном городе, где творили многие живописцы, где буквально переплелись немецкая и российская история. Мы в очередной раз расстались, но, как оказалось, ненадолго.

Уже через несколько месяцев, в конце 1995 г., Зарий позвонил. Он был необычайно взволнован. «Приезжайте обязательно... мне предоставили целый выставочный комплекс в центре города... я провожу персональную выставку… у меня было несколько небольших успешных выставок в США и на Украине, но такой большой никогда не было!». Конечно же, мы с женой приехали! Естественно, преобладали харьковские работы Дубинского, но привлекало внимание и немало работ, выполненных уже в Ахене. Было очевидно, что художник успел полюбить этот необыкновенный город, это чувствовалось в городских пейзажах, портретах его жителей. Зарий откровенно любовался улицами и памятниками города, хотел, чтобы и мы, зрители, отдали дань любви благородной старине Ахена. И зрители поняли и приняли работы мастера. Об этом свидетельствовали оставленные ими отзывы, а также статьи в местных газетах, в которых было отражено уважение к «...украинскому художнику Зарию Дубинскому».

В последующие годы мы опять встречались нечасто, но, конечно же, я следил за успехами художника. Я знал, что выставки его картин успешно прошли в Голландии и Бельгии, что цикл его работ, выполненный к 200-летию А.С. Пушкина и посвященный женщинам, которые любили поэта, получил одобрение потомков русского дворянства, живущих ныне в Западной Европе, что некоторые его полотна видел в Риме Папа Иоанн-Павел II. Они понравились Понтифику, и он попросил сделать копию с картины «Бог един» для своей личной коллекции.

До меня доходили сведения о том, что публика заинтересовалась работами сына Зария – Романа Дубинского, но приехать в общем-то в не столь далекий Ахен и встретиться с Зарием было некогда. И вот очередной телефонный звонок: «Приезжай! У меня начинается самая большая в моей жизни выставка». Конечно же, поехал! Выставочный зал, расположенный рядом со знаменитым ахенским Rathaus`ом, назывался Aula Karolina. Мы были опять вместе, и Зарий, отбросив текущие дела, повел меня от полотна к полотну. За прошедшие годы многое изменилось в творческой манере художника. Его видение жизни стало иным, более мудрым, что ли. Кисть мастера не сосредотачивается теперь на деталях, его пейзажи стали более обобщенными. Но, главное, у него появились работы совсем иного рода. Они носят философский характер. Судя по всему, Зарий хочет донести до зрителей свои размышления о жизни, о судьбах людей и мира (полотно «Распятая нация или великие евреи»). Наконец, он размышляет о Боге, о едином Боге. Стоя перед этими его работами, я начинаю понимать, почему Папа заинтересовался полотнами художника. Вероятно, они в чем- то созвучны размышлениям этого мудрого человека.

Покидая выставку, я еще раз окинул взглядом зал Aula Karolina и поразился: Боже, сколько же работ создал за последние годы Зарий Дубинский, как широк круг его тем! Действительно, великий труженик!

Провожая меня на вокзал, Зарий опять заговорил о работе. На этот раз о своем новом увлечении – детской художественной школе, которую создал в Ахене и которой отдает всё свое время. Из его страстного монолога следовало, что в школе собрались самые талантливые дети Германии, прирожденные художники и дизайнеры, которых ждет великое будущее. О каждом из своих учеников он сказал доброе слово, в каждом отметил золотинку таланта. Я слушал художника и радовался. Радовался тому, что жизнь немолодого уже человека, художника Зария Дубинского на немецкой земле состоялась.

Б. Вайнблат, Дортмунд