Литературный Рейн. Нина Горланова

Нина Горланова - известный российский прозаик, поэт, художник. Родилась в деревне Юг Пермской области в крестьянской семье. В 1970 г. закончила филологический факультет Пермского университета. Автор множества книг и публикаций в российских и зарубежных литературных журналах. Лауреат нескольких престижных премий, в том числе международных (первая премия на Международном конкурсе женской прозы, 1992, Специальная премия американских университетов, 1992). Произведения переведены на английский, французский, немецкий, испанский, польский языки. Замужем за писателем В.Букуром, с которым часто пишет в соавторстве. Живёт в Перми. Проза Горлановой о "некрасивой" жизни тех, кто не попал в трамвай "красивой" жизни нуворишей, жесткая, суровая, но такая болевая и человечная. Читайте этот и другие ее рассказы в шестом выпуске "Зарубежных записок".

Даниил Чкония

Нина Горланова

Золотой ключик

В воскресенье встретил Пилю, и он повел меня в одно место. Дошли мы до окраины городской и оказались в какой-то хреновине: темно, сыровато и грязь. Компания там только мужицкая, сразу видно: не притон никакой, что женщин там вообще не бывает. Понял сразу: сегодня не пито, хотя время к обеду. Сидят угрюмые, один - молодой - картошку чистит. Пиля мне шепнул, что это, мол, сын хозяина, Петька-склонник, в армии не дослужил, спрыгнул с ума немного, но так ничего, смирный, картошку вот чистить любит.

- Так ты заявил? - спросил Петька у отца, который вернулся откуда-то озабоченный.

- Шум будет. Сам явится.

- Думаешь, явится гад?!

- Куда ему деться-то.

Я спросил:

- Что случилось?

- Да вон!

Смотрю: ребенок сидит в углу, играет бутылками. Года три-четыре. Иногда недоверчиво поглядывает на нас с Пилей - потому как новые.

- Сухаревского знаете, в пятом цехе раньше работал? - спросил хозяин.

- Он же бросил пить! Завязал давно, женился.

- Вчера шел мимо, на минутку заскочил - просто посидели, и перед закрытием уже нашли два рубля, вот его отправили добывать. Не вернулся, паразит! И про пацана забыл.

Пиля закричал:

- Что?! С нашими деньгами! Да убить его мало! Ешкин-плошкин... - закончил он невинным ругательством и покосился на мальчугана. Ребенок захныкал. Решили кормить.

- Чем детей-то кормят, Саша? У тебя мать в садике ведь!

Я подумал.

- Ну... молочное все. Котлеты можно в столовой взять - свежие если и не свиные.

- Почему это не свиные?

- Потому что печень у ребенка не то, что у тебя! Ты вон политуры банку можешь выпить и ни... и ничего! - Ничего, - гордо повторил Пиля, считая копейки. Всего набралось чуть более двух рублей.

- Конфеты ему купи! "Золотой ключик" или что! - крикнул нам вдогонку Петька-склонник.

- На бутылку не хва...

- Молчи! Пацан есть пацан!

Пошли в столовую. Пиля спрашивает у раздатчицы про котлеты: можно ли детям. Та ему не верит, что у него кто-то может быть.

- А Сонька-то, сестра! - убедительно стал доказывать свое Пиля. - Она ведь замужем, и мужик непьющий попался, вот приехала в гости с сыном. Его оставила, а сама... а сама... в деревню укатила, к матери!

Раздатчица сказала, что котлеты хорошие, можно брать.

Когда мы вернулись, все было по-старому, только один мужик - Вася Бас (Бас - это фамилия такая) домывает пол. Мальчик сидел на коленях у Петьки и смотрел на его ловкую работу:

- Дядь-Петь! А картошке больно, когда ее чистят?

- Ишь ты: молодой да ранний! - и Петька обнял мальчика, стараясь не запачкать его красную рубашку.

- Конфеты-то купили?

- Нет... Вот что: накормите его и сдайте! - сказал я. - Он вот сейчас грязными руками за котлеты - заболеет не дай бог еще!

- Нельзя! - отрезал хозяин. - Не поверят нам. Начнется знаешь что! Вы специально, мол, напоили, то да се. Нельзя!

- Ну, давайте, я отведу, скажу: на улице нашел. Ешкин-мошкин...

- Не-ет, придет же этот гад, должен прийти!

Я понял: есть тайная мысль с отца побольше содрать за все - мол, не пили, не ели, все на ребенка ушло.

- Слушайте, а если не он, если жена его придет да в волосы кому-нибудь вцепится!

Но жена не пришла. Пришел сам отец, пьяный, да еще принес много всего с собой, потому как вину чувствовал. Ребенок сразу повеселел. Сидели недолго. Мужики все корили Сухаревского: ладно вот, на порядочных оставил, конечно, не бросили, не заморили, а мало ли что бывает, вот говорят, на Блошихе тараканы ядовитые появились, одного ребенка искусали. Дуст, что ли, внутри у них, даже, мол, раздавишь, так не мокрые, а порошок выскакивает. Одно слово - ядовитые. До смерти могут. А мы вот пол вымыли. Могли бы сдать бутылки, нет, не пошли на это - оставили на игрушки...

Сухаревский разжалобился, дал еще пятерку. Пиля пошел.

- И не пели на ночь-то вчера! Вон гитара висела и висит, не пели.

Сухаревский прослезился, всех расцеловал, но сидеть дальше не стал, ушел, не дождавшись Пили.

Сразу же вослед понеслось:

- Отец называется, туда его растуда, подальше и за тридевять земель, и конец на холодец... Вот мы уж пьем, так хоть детей не заводим, потому что понимать нужно.

- Отец называется, откупился пятеркой, и все!..

- А заметили, как дети меня любят! - похвалялся Петька. - Он все "дядь-Петь" да "дядь-Петь"!

- Любят! - передразнил его Вася Бас. - Ты бы хоть раз в месяц пол тут мыл! А то я скреб-скреб, едва до досок не промыл!

Пиля вернулся и первым делом спросил:

- А где эта... красная рубашонка? Оказалось: купил-таки "Золотой ключик".

- Племяннику унесешь, - сказал я.

- Кому-кому? - обиделся он.

- Ну, сестра-то Сонька у тебя ведь, не у меня.

- Нет у меня никакой сестры, откуда ей быть - я в общаге живу, сам знаешь, ешкин-разматрешкин! - он огляделся, сообразил, что ребятенка уже нет, и употребил выражение покруче.

Пустили эти конфеты на закуску. Так себе закуска из них, но все равно. Вообще, хорошо в тот раз посидели, а когда уже все было пусто, и Петька спал, а его отец и Вася Бас еще соображали, шаря по своим карманам и считая мелочь, Пиля пытался вернуть меня к обсуждению происшествия:

- А кто мне сказал: печень-то у ребенка слабая, не то, что у тебя - из цемента...

На другой день Петька всех убеждал, что ребенок так полюбил его, что с родным отцом не хотел уходить.

Об этом говорили каждый день, все прибавляя и прибавляя срок пребывания ребенка: он стал жить не день, а неделю, потом - две, наконец остановились на месяце. И все не пили, не ели, только кормили да водились...

Потом другие истории затмили эту, но до конца уничтожить так и не смогли:

- Помнишь, как гуляли в Караганде, в командировке, и Вася упал в костер?

- А помнишь, Сухарь оставил ребенка, и все ходили вагоны разгружать, потому что кормить нужно, а печень-то у детей...