Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Zeitschrift "Partner"

Zeitschrift
Kultur >> Literatur
Partner №2 (113) 2007

Литературный Рейн. Павел Полян

 

У московского поэта, значительную часть своей жизни проживающему и в немецком Фрайбурге, Павла Нерлера есть стихи, посвященные Павлу Поляну. Суть в том, что П. Нерлер и П. Полян – один и тот же человек. И не самолюбование, не самовлюбленность стали поводом для самопосвящения. Так уж сложилось: литературная судьба проживается Павлом под фамилией Нерлер. И это не только стихи, статьи, литературоведческие исследования, это жизнь, отданная судьбе и творчеству Осипа Мандельштама. П. Нерлер – публикатор произведений великого поэта, комментатор его творчества, один из создателей и председатель Мандельштамовского общества, редактор и составитель многих изданий этого общества. А историк, географ, социолог, доктор наук Полян – серьезный и глубокий исследователь сложнейших событий ХХ века. Его научные труды, монографии, статьи посвящены трагическим страницам жизни российских немцев в прежнем СССР, проблемам остарбайтеров, вопросам еврейской жизни в Германии вчера и сегодня. Неслучайно одна из его монографий так и зовется: «Жертвы двух диктатур».

   Многое сделано этим неутомимым человеком, но чувство ответственности за все, что пережито поэтом и что открывается ученому, вызвало к жизни упомянутые стихи:

   Два имени я должен оправдать
   и, стало быть, две жизни обнадежить,
   две повести, обдумав, написать
   и, божья воля, третьей - подытожить!

  В стихах Павла Нерлера воплощено трагическое мироощущение, побуждающее лирического поэта остро переживать драматические житейские коллизии, вбирать в себя – на контрасте с печалью и болью – быстротечность счастливого мгновенья. Его поэтический жест скуп и сдержан, полон доверия к думающему и сопереживающему читателю.

  Интересно, что на творчество Павла очень повлияли давние традиции русско-грузинских литературных связей, творчество замечательного тбилисского поэта Александра Цыбулевского. Павел не застал поэта в живых, но глубоко проникся духом его стихов, обаянием личности, сохраненной в книгах Цыбулевского и в рассказах о нем людей, любивших поэта. Нерлер вошел в круг друзей поэта, приобщился к хранителям памяти о нем – отсюда и стихи о Грузии, Тбилиси, посвящения художнице Гаянэ Хачатрян, Додику, Доду, как любовно называл город всем известного мастера художественного фотопортрета Давида Давыдова.

  Первая книга поэта вышла в Москве в 1995 году. Три года спустя Нерлер издал свою стихотворную книгу «Ботанический сад», к которой предпослано предисловие Семена Липкина. В рассуждении о том, сколь неспешен, осторожен и вдумчив в своем стремлении выйти к читателю с неслучайным поэтическим высказыванием Нерлер, приведу слова мастера из этого предисловия: «Стихи для печати Нерлер отбирает скупо придирчиво. Когда-то Мария Петровых, столь ценимая Мандельштамом, призывала: «Умейте домолчаться до стихов». Нерлер следует завету Петровых». Согласимся с мнением большого поэта.

Даниил Чкония

Павел НЕРЛЕР
Из книги «БОТАНИЧЕСКИЙ САД»
ДВА ИМЕНИ
Когда играют "эр" и "эн" и "эль" и пена пузырями закипает, – хочу, как благородный Тариэль, знать цель одну, как изредка бывает. Хочу, как яблоко, в руках ее держать, усвоить ее норов и повадки, делить восторг ее наитий кратких, и с ней свою судьбу торжествовать!.. Но мне не это, видно, суждено, на всем сургуч с печаткой раздвоенья, все надвое во мне поделено, мне двойственное выпало горенье. Двойное дно, двойные чудеса, несовпаденье сна и подоплеки... Мне за двоих отмеривают сроки с двойным гало чужие небеса. Два имени я должен оправдать и, стало быть, две жизни обнадежить, две повести, обдумав, написать и, Божья воля, – третьей подытожить!
ФАНАГОРИЯ

Под низким азовским звездинцем, боспорского близко царя, я прожил монаршим любимцем страницу календаря. Мне чайки кричали в тумане о прошлом соленой земли, и добрые руки Тамани на плечи тихонько легли. Меж зеленью вод и холмами двухтысячелетних могил – я с греками дружбу водил, и солнца сияли над нами, пока я друзей находил. * * * Все, что сеем, – взойдет: Через год, через два, через три... Золотого зерна туесок пополней набери – и живи, не жалей добрых дел, поцелуев и строчек, и не бойся ни смерти, ни жизни, ни лжи, ни отсрочек! Беспорядочный строй отстоится и станет системой, и вспорхнувшее слово откликнется гулкой поэмой, а усталое семя воспрянет опять и опять... Все, что сеем, – взойдет: через век, через три, через пять!

КОМАРИНЫЕ РЕКИ
Когда отходит август по стерне, мне часто снятся мартовские пашни – как бы чертеж невозведенной башни, иль добрый стих, набросанный вчерне. А лето, словно рыбина большая, на желтый лист затравленно клюет, и берегом смородина бредет, уремный мед с багульником мешая. Ну что ж, прощайте, кочки-кореша, мошка-морошка, сапоги-заброды. Рули домой, глотнувшая свободы, щетиною обросшая душа.
                                *  *  *
Я негордое время вспомню, поклонюсь тому сентябрю, все, что скажешь, велишь – исполню, только разве что не повторю – эту оторопь, эту легкость отрешенья от всех основ, целомудренную неловкость первых слов и последних снов... ...И снисходит ко мне свобода, словно елочный шар пустой. Нелюбви еще нет и года: уходи, родная, не стой...
                              *  *  *
Преодолей соблазн страницы и затупи карандаши со всем, что жаждет отразиться, к заветной книжке не спеши. Пускай тебя едва коснется доподлинности нежный флер. От влажных слов да не зажжется сей гармонический костер! Пускай просохнет, отстоится, глухим забвенье просквозится, – валежник сух и ветер тих,- когда нагрянет и очнется и дивным пламенем взметнется оставленный до срока стих!
КАРАИМСКОЕ КЛАДБИЩЕ ПОД БАХЧИСАРАЕМ
Над Иософатовой долиной, чередою сумрачной и длинной, тучи, как покойники, плывут. Влагу из комков тракайской глины тощие грабинники сосут. Вперемежку с мрачными стволами – тысячи озлобленных могил. За широкими, шершавыми столами всех гостей устроил Азраил. И насквозь изъязвлены, изрыты – на боку, плашмя иль накренясь – всюду плиты, плиты, плиты, плиты, скважистые оспины иврита, жал осиных рубчатая вязь. По оврагу славы караимской камнепадом вечности глухой эскадроны смерти лихоимской скачут на нестрашный суд земной. И не в силах бег остановиться, тучи накреняются вперед. И накрыл последнюю страницу каменный, тисненый переплет. Эта карбонатная порода, пористый подлесок гробовой, – все, что уцелело от народа, от его дороги гербовой...
ПИРОСМАНИ
1. Налево – клеенчатый воздух, направо – грошевый духан. Усатая очередь тостов, недолгая жизнь петухам. Так сядем на крепкие стулья! Так выпьем за очи косульи! Неси поскорее вино, духанщик и друг мой Вано! Ты с нами не выпьешь, Нико? Зачем ты сидишь далеко?.. 2. Когда б ни родни кривотолки и – самое страшное – плач, на что мне сухие иголки не мною решенных задач? И я бы, наверное, смог бы раскрашивать суриком догмы, под лестницей гулкой дышать и воду с водою мешать... Дремучее бурое время, и кисть неподвижна в руке. А славы пустое беремя - как мертвый жираф в кулаке.
В МАСТЕРСКОЙ
Гаянэ Хачатрян
Я в руки брал холсты, я впитывал виденья. Мои слова просты, но лишены значенья. Сновиденный полет над городом из ваты, сон ветра напролет и лев огненнолапый. И матери портрет в коричневой накидке. Такой накидки нет – откуда ж эти нитки?.. И я плыву в кругу безумной карусели – и вижу еле-еле, и выплыть не могу...
БОТАНИЧЕСКИЙ САД
Ах, куда же мне деться от запаха пыли? В Ботанический сад! в Ботанический сад! Отчего же опять те же раны заныли? Оттого, что не будет дороги назад! Оттого, что есть среднее между разлукой и меж смертью, затем, что еще не привык упиваться тоскою и смертною мукой и прокусывать кровью дымящий язык. Пропадай она пропадом, наша добыча! Забирайте и рвите, давитесь, рыча! Лишь бы было спасенье от зычного клича – не на жизнь – так на год, не на год – так на час!.. Неужели мне вечно хвататься за сердце? Оголенные всюду хватать провода?!.. Ах, куда же мне деться? куда же мне деться?.. – Никуда, дорогой! ни на час никуда!
1978
САД МУШТАИД
Ну вот и хватит. Пожил для себя. Почти во всем дошел уже до точки. Что было – не было, раз было без тебя, и в сторону права на проволочки. Оставь надежду на покой земной, забудь эфир своих стремлений книжных. Взгляни – вокруг тебя разгар иной: сад Муштаид и запах мамалыжный! Как сладок дым, как радостен гудок! Скрипят вагончики дороги детской... Из всех непройденных и пройденных дорог дороже всех - тот двор замоскворецкий! И над рекой ладони я разжал и замер, как кормилица над зыбкой. Кто мне поручится, что все, чем я дышал, – не стоит детской праздничной улыбки?!
ФОТОГРАФ
Памяти Давида Давыдова
1. И даже каменная лестница – скрипит, и полог из газет - никак не рвется, корзинка-люстра вкрадчиво висит, и все закружится, когда она качнется. Премного тайн сокрыто в сих стенах, Хозяин стар, а может быть и вечен, – и только кажется, что дышит он впотьмах... Жизнь – фотокадр, который не засвечен. И сколько там всего, на пленке той, в кассете нескончаемой у Бога!.. Далекая, зовущая дорога, застенчивый фотограф молодой... 2. ...И пристального взгляда окуляр, прищура хищного цепляющая крепость, – вдруг выхватит из мрака вспышкой фар людской породы кротость и свирепость. И все, чем ты казнишься и казним, под выпученным глазом объектива разгладится – и ляжет перед ним убийственно наглядно и правдиво. И кто-то слабый, обливаясь потом, из-за стекла ту карточку берет и в мелкие клочки, не глядя, рвет, – как будто с этим выправится что-то!..
БОТАНИЧЕСКИЙ САД В ТБИЛИСИ
Памяти Александра Цыбулевского
1. Как странно мне наследовать чужое, с чем жизнь меня воочью не свела. Уже с моей сроднилися душою лазурных линз былые зеркала. Метехи, Анчисхати и Кашвети, ориентиры черепичных крыш... Сей век облюбовав и заприметив, ты на скамейке медленно сидишь. Ты не спеша по улочке шагаешь, глотаешь набежавший ветерок. Закусываешь, пиво подливаешь, записываешь что-то поперек... Как странно мне наследовать блаженно твои стихи и лучших из друзей, и город твой, волшебный несомненно, – оплот коммерции, поэтов и князей. И сад – прекраснейшее из ущелий, и осень – наилучшую из пор... Здесь все твое, а я, как на качелях, лишь изредка встреваю в разговор. 2.
Т.Фрадкиной
Мы копим соли горные кристаллы, доподлинность возводим на престол, а память окунается в рассол – субстанция ей зыбкая пристала! Но нам былого милые следы куда важней событий предстоящих... Вдруг вспыхнуло видение воды среди миражей и песков манящих. И все бежит соленая река, забвенье разливается по венам. Доподлинность доподлинна – пока она жива, а жизнь ее – мгновенна! И вся-то жизнь - наука запустенья, уроки зыбкости, прозрачная молва... В рассоле растворяются слова, и стакнутые раздаются звенья, отныне различимые едва. 3. Я разлюбил подсматривать за лесом, дороже мне скорбящая душа: замешана высоким глиномесом, немотствует и мается, дыша. Она то спичкой серною пылает, неистовству и тлену предана, то ничего в себя не принимает – дотла сгорит и истечет до дна. ....А между тем на улицах столицы все многолюдней и все меньше горожан, и только птицы, медленные птицы лениво подлетают к гаражам. Я ненавижу наблюдать за ними, их жирный и приземистый полет... А что душа? – век от веку гонимей, в пыли и музыке, печальная, бредет!

<< Zurück | №2 (113) 2007 | Gelesen: 722 | Autor: Нерлер П. |

Teilen:




Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Top 20

Лекарство от депрессии

Gelesen: 31468
Autor: Бронштейн И.

ЛЕГЕНДА О ДОКТОРЕ ФАУСТЕ

Gelesen: 22068
Autor: Нюренберг О.

Смерть поэта Мандельштама

Gelesen: 3669
Autor: Бляхман А.

Русские писатели в Берлине

Gelesen: 3039
Autor: Борисович Р.

Сервантес и «Дон-Кихот»

Gelesen: 2914
Autor: Жердиновская М.

Русский мир Лейпцига

Gelesen: 2287
Autor: Ионкис Г.

Стефан Цвейг и трагедия Европы

Gelesen: 2198
Autor: Калихман Г.

Литературный Рейн. Вадим Левин

Gelesen: 1987
Autor: Левин В.

Литературный Рейн. Генрих Шмеркин

Gelesen: 1956
Autor: Шмеркин Г.

Мандельштам в Гейдельберге

Gelesen: 1885
Autor: Нерлер П.

«Колыбель моей души»

Gelesen: 1830
Autor: Аграновская М.

Великие мифы испанской любви

Gelesen: 1754
Autor: Сигалов А.