Литературный Рейн. Ольга Бешенковская
17 июля этого года замечательному поэту Ольге Бешенковской исполнилось бы 60 лет. Уверен, что в такой день Ольге пришлось бы не отрываться от телефонной трубки, что друзей и почитателей ее таланта, желающих сказать доброе слово, оказалось бы немало. Но 4 сентября 2006 года Ольги не стало, поэтому речь- о годовщине ее ухода. Однако я уверен, что в памяти тех, кто любил и понимал Ольгу, не даты будут поводом для воспоминаний о ней, но общение с ее стихами, проникновение в ее художническое, личностное мировосприятие жизни, в конечном счете – общение с автором.
Бешенковская – поэт своего времени, и образ времени отражен в ее поэзии ярко и неповторимо, что дарует ее стихам вневременную жизнь. Ее поэтический жест всегда резок, точен, скульптурен, откровенно публицистичен, даже в очевидно лирических стихах. Для стихотворца средних литературных способностей такая публицистичность смертельна. Дару Бешенковской оказалось под силу вести прямой разговор с эпохой практически всегда на уровне поэзии.
Представлять Бешенковскую нашим читателям давно уже не нужно. Однако далеко не у всех, кому хотелось бы, есть книги Ольги. Только что вышла в свет первая из многих посмертных книг, которые еще придут к читателям, – «Голос поэта». Этот сборник, в котором представлены стихи, литературоведческие статьи и публицистика Бешенковской, а также архивные фотоматериалы, выпущен стараниями ее мужа, фотохудожника Алексея Кузнецова, и издателя Александра Барсукова. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей произведения, вошедшие в эту книгу. Стихотворение, точнее, поэтическое эссе или даже маленькая поэма, «Вместо статьи» посвящено петербургскому поэту Александру Кушнеру, творчество которого в поэтическом становлении Ольги Бешенковской играло особую роль. Ольгу Бешенковскую и Александра Кушнера многие годы связывала творческая дружба, и в своем давнем посвящении она смогла передать извечную трагичность (даже при всём внешнем благополучии) судьбы подлинно талантливого художника в несвободное время и в несвободной стране. Второе посвящение обращено к еще одному поэту и известному питерскому литературному педагогу Глебу Семенову, творческая и человеческая дружба с которым на протяжении десятилетий воздействовала на литературную судьбу Ольги. Подборку завершают стихи, обращенные к мужу Алексею.
Вслушайтесь еще раз в голос поэта.
Даниил Чкония
Ольга Бешенковская
ДУША – К ДУШЕ – ПОДРОСШЕЮ СЕСТРОЙ...
ВМЕСТО СТАТЬИ... А.Кушнеру Большие люди – маленького роста... И трудно жить, и затеряться просто В очередях за пивом и луной... Пока над пеной моря или кружек Они себя в толпе не обнаружат И в свет не выйдут, шумный и дневной... И улыбаясь встречному, и ёжась, Свою на всех сыновнюю похожесть Поэт не прячет фиговым листком, А тянет горечь общую и лямку И в жизнь входя (и выходя за рамку...), Всегда отринут ею и влеком. Приходит он. Садится робко с краю, (С трудом и это место выбираю) Всегда смущённо комкающий в горсть Не снег – так скатерть. В том его отличье, Что он, приняв хозяина обличье, Забыть не может, что всего лишь – гость... Всегда желанный, и всегда - некстати, Во фраке – в свете, в сумерках – в халате, (футляр – какой предложат времена) Он ест и пьёт, вставляет мысль в беседу, Икнёт сосед – сочувствует соседу, И шепчет муз простые имена... А между тем, курносенькие музы, Его не с вами связывают узы - Неотвратим осенний перелёт... И шелестят, как лебеди, страницы, И над подбитой больно распрямиться, И угодить приятно в переплёт... Поэт, уже стесненный переплетом... – Теперь совсем без отчества живет он – Отечества побочные сыны! И негром должен быть он по идее Или хотя бы просто иудеем, Чтобы взглянуть чуть-чуть со стороны... Лишь отстранясь, увидишь многогранность, И граней блеск, и внешнюю сохранность, И разветвлённых трещин черноту. Но сам, не раз порезавшись, ни разу Не променяешь, вслушиваясь в разум, Ты эту чашу горечи на ту... В сухих губах поэта и еврея Дворняжья жажда родины острее – Не малосольным пахнет огурцом, А солью слёз и пота вперемешку... (Вглядись, читатель, в грустную усмешку Меж двух штрихов, намеченным резцом...) Меж двух огней, меж тысячи сомнений, Веков и дней, погромов и гонений, Дрожащей сигареткою дымя, Вдвойне богат и беден он при этом, (И не опасны крайности поэтам, Родившимся под звездами двумя...) Поэт стоит на бруствере окопа И пьёт настой смороды и укропа, Доверчивостью утренней лучась... А у виска свистят шмели и пули Со всех сторон... И в солнечном июле, И в феврале, который через час... – Кто знает, сколько времени осталось Поэту, погруженному в усталость – С младенчества поручено пасти Ему отары звёзд на склоне неба, Да и стиха – когда названья нету, Да и бутылки... (Господи, прости...) Днём к чёрту шлёт, а ночью ищет Бога, То веря вдруг во всех, которых много, То – вовсе нет... (Еще или уже?) И сам пугаясь собственных гипотез, Живёт, о бренном суетно заботясь, Но и – на всякий случай – о Душе... И пусть поэта дёгтем кормят с ложки, И в 23 копейки на обложке Оценена открытая душа, Приучен он довольствоваться малым: Чужой солонкой... Ласточкой... Бокалом... Звонком - взахлёб, и словом - не спеша... И плащик есть... Но – Господи – плащи-то – Такая ненадёжная защита От моросящей грусти сентября... И зябнет радость ПЕРВЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ В НОЧНОМ ДОЗОРЕ смутности осенней, Дыханьем тёплым воздух серебря... Куда идти? Ещё не знает сам он, Весь - в мимолётных искорках лавсана, Помимо бед мирских принявший сан Святейшего из грешников – Поэта... Во исполненье лунного обета Идет поэт в далекий горд Санкът... (Зарывшись ночью в жёлтые страницы, Так переходит времени границы Душа – к Душе – подросшею сестрой... Не потому, что лучше там (О, Боже...), А просто близких родственников больше, По крайней мере, кажется порой...) Судьба и подвиг (не медальки ради) – С пером в перстах родиться в Ленинграде. И счастье... Блещет строгая вода... (В награду нам за пешие привычки Со дна «Невы», закованной в кавычки, Всплывешь ли ты, «Полярная звезда»?..) И глух гранит, но сердце бьётся сладко – Не крылья пусть, но всё-таки крылатка Растёт... И с невским ветром заодно Легко дышать... И думается просто На сквозняках, где выгорели ростры, А солнце в лето кануло давно. Иного нет пристанища. Природа? Там без тебя достаточно народа Тень городов наводит на плетень... И всё равно увидишь почему-то Листвы цыплячьей ветреную смуту И ястреба распластанную тень... Фантастика? Для прозы – тривиально, А для поэта – вовсе нереально, Да и настигнет время беглеца... ...И аморальна в чём-то мудрость басен: Глагол - он жжёт и шёпотом, и басом, Но только лишь от первого лица... И фейерверк метафор – не спасенье: Ещё видней в хаосе дождь осенний – Сквозь звёздный снег и солнечную рожь... И не спасенье, если всё прогоркло, Что не тоска тебя берёт за горло, А ты её за горлышко берешь... И есть о чём сказать, но как-то нечем... И боль саднит и колет под предплечьем, Как будто сердцем Бог не начинил... И, наконец, уже вконец измучит Век изобилья шариковых ручек И дефицита внутренних чернил... Пусть говорят, что кто-то пишет кровью, Доверья больше к тем, кто, сдвинув брови, Глядит в окно, и в книгу, и в глаза, Не очерняя, и не обеляя Ни жёлтый свет, ни сырость – штабелями. И не возводит образ в Образа... Большой поэт, когда ему под сорок, К ПРИМЕТАМ жизни пристален и зорок, Устав от всех Сицилий и Харибд... Чем он мудрей, тем больше он ребёнок, Светлеет взгляд, и чистый голос тонок: Его устами Муза говорит: «Прекрасна жизнь...» Но это так пристрастно... А если жизнь, действительно, прекрасна? Топлённый снег... Творожная зима... Вкус бытия, молочный, как вначале, Когда прозрели губы... До печали – До голубой трагедии ПИСЬМА... Уходит грусть в безадресном конверте... Возьмите в руки, на слово поверьте. Поэта грусть – и всем, и никому. И так прекрасен риск её и абрис. И на конверте есть обратный адрес... Побродит и воротится к нему. И до подхода рая или ада Живет он с ней в пределах Ленинграда. Аэрофлота ангелы... Метро... В нем всё уже при этом свете наго, И щит поэта – вещая бумага, А меч поэта – певчее перо. P.S. «Первое впечатленье», «Ночной дозор», «Приметы», «Письмо» – названия книг А.Кушнера. В те же годы А.Кушнер написал стихотворение «Вместо статьи о Вяземском». Отсюда – название поэмы... Г. С. СЕМЁНОВУ ПО СЛУЧАЮ КАПИТАЛЬНОГО РЕМОНТА ДОМА 13/13 Хмурая помесь асфальта и неба. Жактовский замок Согбенного Глеба. Мимо – плащи по делам. Кустики вместо готических сосен. Что там, весна или поздняя осень, В снеге с дождём пополам? Впрочем, без нас по законам сезона, Не вылезая за рамки газона, Сбудутся все чудеса. Сникнет, и снова воспрянет трава и Голые заросли веток трамвайных Зашелестят как леса... Мне ли туманной надеждой прельщаться... Что и умею – так только прощаться С горьким смешком на губе. Бродим как бредим ущельями улиц, Ландыш болезненный светит, сутулясь, Офонареть – на столбе! Благодарю за букеты иллюзий Эту судьбу, где растенья и люди Тянутся к небу, поправ Несоответствие разума с чувством, Зелени с осенью, быта с искусством, Роста деревьев и трав. Несоответствие пасльцев органных С дрожью вспотевших гранёных стаканов – Видимость или закон? Я же отчаянно не отличаю Дома – от храма, и водки – от чаю, Окон друзей – от икон. Благодарю это смутное время Даже за рифму унылую – бремя, Не говоря об ином... Что мы уже без трамвайной толкучки, Побоку – Музы, и по небу – тучки, Или «хвоста» в гастроном... Нам же, действительно, замки пожалуй – И не строки не напишем, пожалуй, Будем вздыхать в потолок... Здесь-то и можем, поёжась брезгливо, Где Афродита выходит из пива, С Богом вести диалог. Господи, вниз посылая Поэта, Видно, ему ты доверил и это – С лирой и жизнью за ней... Всё, до чего продираться годами Или на жиже кофейной гадаем – Знает с усмешкой зане... Участь свою принимая как почесть Подвиг вершит, над столом скособочась, Ночь окрыляя плечом: Жить, совладая с душою соборной В доме 13 напротив уборной, Зная, что он обречён... 1977 АЛЕКСЕЮ КУЗНЕЦОВУ Любимый, прощай и прости, Что мало стихов посвятила. Сначала ссыхались в горсти, Мерцая гордыней чернила. Потом наших дней круговерть, Пелёнки, и плёнки, и гости. И кажется столько стерпеть Должны мы без приступов злости. И вот роковая черта – За ней не напишешь и строчки. Любимый! Я больше не та, Я вижу моря и листочки. На ней, на черте роковой Виднее любовь и разлука, И если б Амур был живой, Он выстрелил снова из лука. 24 августа 2006 года (Последнее стихотворение Ольги Бешенковской.)
Книгу «Голос поэта» можно приобрести, направив письменную заявку (открытку) по следующему адресу:
Edita Gelsen e.V.
Postfach 100304
45803 Gelsenkirchen,
либо заказав издание по телефону: 0209 / 170 26 89 (с 17.00 до 18.00 по рабочим дням).
Мне понравилось?
(Проголосовало: 12)Поделиться:
Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>