СЛУЧАЙ. СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ

Мигель де Унамуно (1864-1936), известный испанский писатель и философ, закончил философско-филологический факультет Мадридского университета, затем возглавил кафедру греческого языка и литературы в Саламанкском университете, стал ректором этого университета (1901). За свои антимонархические идеи был снят с поста ректора (1914), а в 1924 г. возглавил оппозицию к тогдашнему диктатору Испании Примо де Ривере и был сослан на остров Фуэртевентура (Канарский архипелаг), откуда бежал во Францию. В 1930 г. вернулся в Испанию и был избран депутатом кортесов (испанского парламента). Мигель де Унамуно не поддержал ни Народный Фронт в Испании, ни мятеж генерала Франко, за что был подвергнут домашнему аресту. Вся деятельность этого мятущегося человека была посвящена поискам смысла жизни, что нашло свое отражение в его многочисленных произведениях: «Жизнь Дон Кихота и Санчо», «О трагическом восприятии жизни», «Любовь и педагогика», «Тётушка Тула» и др. Испанская энциклопедия называет Мигеля де Унамуно олицетворением эпохи, в которую он жил.

Маргарита Жердиновская — уроженка Киева, в котором прошла большая часть ее жизни. Образование получила в Киевском лингвистическом университете, специализируясь на испанском и французском языках. Преподавала языки в школах и вузах, защитила диссертацию по уругвайской литературе. За долгие годы своей литературной деятельности опубликовала около двух десятков книг переводов с испанского на русский и украинский языки и более 400 эссе, литературоведческих работ. Жердиновская — автор первого Украинско-испанского словаря (20 тысяч слов), изданного в Киеве, несколько лет вела научную и преподавательскую работу в Гранадском университете. Среди авторов, которых она переводила, латиноамериканцы: Габриэль Гарсиа Маркес (Колумбия), Хулио Кортасар и Хорхе Луис Борхес (Аргентина), Сиро Алегриа (Перу), Исабель Альенде и Луис Сепульведа (Чили), Алехо Карпентьер (Куба) и др.; испанцы: Мигель Делибес, Анна Мария Матуте, Висенте Бласко Иваньес, Венсеслао Фернандес Флорес и другие именитые писатели. На этот раз она предложила нашей рубрике в рождественский номер журнала святочный рассказ Мигеля де Унамуно.

Даниил Чкония

Мигель де Унамуно

СЛУЧАЙ. СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ

Дон Рафаэль жил в большом доме, который унаследовал от родителей, и был человеком очень одиноким. Он слыл закоренелым холостяком, хотя часто вспоминал о той далёкой теперь уже любви, которая так и не состоялась. Жизнь казалась ему очень пустой и чтобы оправдать её, у него, кроме работы, были карты и охота, которым он предавался с большим удовольствием. Старая экономка, сеньора Рохелия, вела хозяйство и не единожды спрашивала у него:

— Почему Вы не женитесь? — А зачем мне жениться? Есть вещи, сеньора Рохелия, которых не нужно искать, они приходят сами.

Дон Рафаэль верил в случай и ждал его всю жизнь. Однажды утром — был канун Рождества — он решил поохотиться и, выходя из дома, натолкнулся на какой-то пакет, лежавший возле двери. Он нагнулся и увидел, что пакет шевелится. Развернув его, Дон Рафаэль обнаружил новорожденного ребёнка. (Вот так добычу послала мне судьба(! — подумал он. 

Поправив на плече охотничье ружьё, Дон Рафаэль вернулся в дом, осторожно подымаясь по ступенькам на цыпочках, чтобы не разбудить ребёнка, и тихонько постучал несколько раз в дверь.

— Вот что я принёс, — сказал он экономке.

— А что это?

— Кажется, ребёнок... его оставили возле двери на улице.

— А что мы будем с ним делать?

— Ну... Что делать? Ясное дело... будем воспитывать!

— Кто?

— Я и Вы. 

— Я? Я не буду!

— Найдём кормилицу.

— Да Вы в своём уме, сеньор? Что нужно сделать, так это сообщить судье, а потом отдать ребёнка в приют!

— Бедненький! Ни за что!

Вскоре врач дона Рафаэля нашёл кормилицу, незамужнюю девушку, которая родила мёртвого ребёнка.

— Лучше, — сказала экономка, — чтобы она забрала ребёнка к себе домой.

  — Нет, — ответил дон Рафаэль, — это очень опасно, я не доверяю матери девушки. Тут, только тут, под моим наблюдением. Мы с Вами будем заботиться о нём. И не нужно огорчать девушку, сеньора Рохелия, ведь от неё зависит здоровье ребёнка.

Эмилии, кормилице, было двадцать лет. Это была высокая девушка, в её чёрных глазах постоянно светилась кроткая улыбка, а влажные полуоткрытые губы были похожи на вишню.

— А как Вы его окрестите, дон Рафаэль? — спросила сеньора Рохелия.

— Как моего сына.

— Вы с ума сошли! А если по этому образку, который висит у мальчика на шее, объявятся настоящие родители?...

— Тут и отец, и мать — я. Я не виноват в том, что он родился, но моя заслуга в том, что он живёт.

У дона Рафаэля было уже над чем подумать, кроме охоты и карт. Дни его наполнились до краёв. Новая жизнь требовала забот, иногда приходилось даже не спать ночами, укачивая мальчика, когда он плакал.

— Какой он красивый, сеньора Рохелия, как солнышко! А ещё мне кажется, что нам повезло с кормилицей.

— Только бы она не вернулась к прошлому...

— Это я беру на себя. Девушка поступила бы очень плохо, она должна заботиться о ребёнке. Но я не думаю... она разочаровалась в своём женихе, он дурак, и она ненавидит его, а я оплатил ему билет до Америки. Она же, бедная, просто обманута им...

— Не верьте... не верьте.

Эмилия была совсем неглупой, её просто очаровал героический и в то же время благородный поступок этого старого холостяка, и она сразу полюбила мальчика, как будто была его настоящей матерью.

— Ах, солнышко моё, как мне будет жаль, когда придётся покинуть тебя! — говорила она, прижимая ребёнка к груди.

Дон Рафаэль и Эмилия проводили долгие часы, стоя возле колыбели мальчика и глядя на то, как он причмокивает во сне.

— Вот тебе и человек! — часто повторял дон Рафаэль, — и начинал напевать колыбельную песню, припоминая своё уже забытое детство. Колыбель покачивалась, а вместе с нею и сердце отца...

— Какая она прекрасная мать! — думал дон Рафаэль об Эмилии.

И вдруг ребёнок тяжело заболел. Дни и ночи проводили они оба возле мальчика, испуганные и несчастные. Наконец, врач сказал, что ребёнок вне опасности.

— Вне опасности! — радостно воскликнул дон Рафаэль и обнял Эмилию, которая плакала от счастья.

— Знаешь что? — сказал он, не выпуская её из объятий и глядя на мальчика, который улыбался и выглядел совершенно здоровым.

— Что? — ответила она, чувствуя, как колотится её сердце.

— Поскольку мы с тобой оба свободны и ни с кем не связаны — я надеюсь, что ты уже не вспоминаешь о том дураке — и поскольку мы с тобой соответственно отец и мать одного и того же ребёнка, давай поженимся...

— Но дон Рафаэль... — вспыхнула она.

— Слушай, девочка, так у нас ещё могут быть дети...

Последний аргумент убедил Эмилию, и очень скоро они поженились. И были счастливы в супружеской жизни — а это не так мало — и родили ещё десятерых детей. А добрый дон Рафаэль, который из охотника и картёжника вдруг превратился в отца большого семейства, бывало, повторял слова, которые подтверждались его практической философией:

— Нужно отдать должное и случаю.

Перевод с испанского Маргариты Жердиновской

Одессит из Дюссельдорфа

Умный грузин, русский поэт и мудрый человек — Булат Окуджава наставлял нас: «Давайте говорить друг другу комплименты». Попробую и я, поздравляя с 70-летием одессита из Дюссельдорфа — Рафа Айзенштадта, большого выдумщика, воплощающего свои фантазии на радость нам — людям, покинувшим родину Пушкина и оказавшихся на земле Гёте.

Вот скупой перечень того, за что мы благодарны Рафу:

— За поэтический турнир (уже 9-й), на который присылают стихи почти со всех континентов, причём стихи, сочинённые на заданную тему, начиная с парадоксальной строчки Франсуа Вийона «От жажды умираю над ручьём». Раф вернул нас в нашу молодость, когда лирика считали важнее физика. Кто-то брюзжит — «графомания»! Что ж, не без этого. Но в основном мы наслаждаемся музыкой ритма стиха, отточенностью мысли и приветствуем победителей, увенчанных лавровым венком.

— За фестиваль творческих достижений общин нашей земли, длившийся целый год. Ежемесячно в главном зале дюссельдорфской общины им. Лео Бека шла демонстрация творческого потенциала нашей иммиграции. Театр из Оснабрюка замахнулся на Эфраима Севела, хорошо звучал оркестр клезмерской музыки (г.Эссен), остроумен спектакль «Бюро знакомств» (Гельзенкирхен), по-настоящему профессионален дюссельдорфский хор (хормейстер Р. Чуфистова).

— За спотыкание о «камни памяти» на Скорбной дороге нашего города, где когда-то жили художники, врачи, адвокаты, торговцы — евреи-граждане Германии, окончившие свои дни в лагерях смерти...

— За литературную гостиную с названием «Шаг навстречу», где могут прочитать свои стихи, эссе, повести люди, ставшие писать здесь и сейчас, и где в доброжелательной обстановке все чувствуют себя комфортно уже 10 лет.

— За ежеквартальные встречи в Оерлингхаузене, где проходят семинары под девизом «Творческие импровизации». Группа в 50 человек выезжает на природу, не только чтобы вдыхать чистый воздух. Нет! «Душа должна трудиться!» — настаивает неугомонный Раф. И каждый вечер в каминном зале кто-то выступает на темы науки, медицины, литературы, искусства. На праздник человеческого общения теперь кроме дюссельдорфцев приезжают из Гамбурга, Мюнхена, Гейдельберга, даже из Москвы.

— За ожившую скульптуру на центральной улице города «Девушка, играющая в шар», прекрасное творение погибшего от нацизма скульптора Вальтера Шотта. Согласно легенде, созданной Рафом, она воплотилась в трагическую Веронику-Шейлу на фоне музыки известной в 30-е годы группы «Komedian Harmonist» в спектакле АйзенStadt-Theater «Любовь моя, Вероника».

— За праздничные тусовки у телебашни города по случаю затмения солнца или поздравления наших женщин в забытый День 8 марта, когда каждая из присутствующих (а чаще всего это, к сожалению, одинокие женщины) получала из его рук прекрасную розу...

— За его книги «Ах, это жизнь эмигрантская наша», «Вечера на хуторе близ Германии», в которых мы узнаём себя в реалиях нашей такой непростой жизни.

— За бескорыстие, ибо всё, что он делает, не имеет финансового эквивалента. Хотя и жаль, что нет вознаграждения.

И можно еще и еще вспоминать, на что ещё собирал он нас.

Если быть честной, так уж не всё было со знаком высокого качества. Я, например, не являюсь поклонницей его вокализа или мне не нравится, когда на сцене демонстрируют сырые спектакли.

Но это частности и не в день юбилея. А в этот день — спасибо за всё, дорогой Рафаэль Давидович Айзенштадт!

Мария Плисс (Дюссельдорф)