Клавдия Ротманова (Дюссельдорф)

Этот спектакль называется «Литературная композиция «Воланд» по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Исполнители – известные в Германии актеры Игорь Хохловкин и Марина Калмыкова

Литературная гостиная еврейской общины в г. Мёнхенгладбах заполнена до отказа. Имена артистов, выступающих здесь сегодня, Игоря Хохловкина и Марины Калмыковой, широко известны в Германии и за ее пределами уже не первый год. Известность этому творческому дуэту принесли Литературно-музыкальные композиции «Liebe kennt viele Sprachen» и «Нарцисс в хрустале». Их ценят и немецкие, и русскоязычные почитателя творчества артистов.

Последняя их работа – композиция «Воланд» по «Мастеру и Маргарите» Михаила Булгакова – выделяется на фоне предыдущих работ Игоря и Марины. Здесь слово играет главную роль, а музыка, в отличие от предыдущих работ, ему подчинена. Перед началом спектакля Игорь Хохловкин рассказал зрителям предысторию создания композиции:

«В июне 2008 года в рамках французско-российского арт-проекта по роману Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» меня пригласили на роль Воланда. В моей творческой судьбе это явилось большой удачей! Когда съемки закончились, отобрали 50 лучших фотографий (а сделаны были – тысячи!), которые явились основой выставок, прошедших в Париже и Москве. Могу сказать, что моя работа в роли Воланда была признана критиками, безусловно, удачной. Она заслужила одобрение как любителей романа, так и профессиональных критиков и журналистов, например, известного московского политического комментатора Владимира Познера. Вдохновленный участием в этом проекте, я продолжил свой «роман» с романом «Мастер и Маргарита» и сделал по его страницам нынешнюю композицию. Я назвал ее «Воланд», потому что главным героем в ней является именно он».

* * *

В этой композиции всё подчинено булгаковскому тексту. Он – сама суть, а не материал для картинки, как это иногда бывает в кино или на театральных подмостках. Рассказчик – полноценный, если не главный герой. А вот музыка, которую Марина Калмыкова специально написала для этой композиции и исполняет ее, склонившись над гитарой, – это, казалось бы, фон, но вместе с тем важнейший элемент спектакля! Присутствие на сцене женщины вызывает у зрителя ассоциации с Маргаритой в полуподвальной квартирке Мастера, хотя ни самого Мастера, ни Маргариты в композиции нет.

А вот фрагмент «Ах, эти чёрные глаза» из танго «Чёрные глаза» Оскара Строка, исполняемый певицей, несет другую нагрузку. Он создает ощущение некой виртуальности. И это несомненная удача Игоря Хохловкина как создателя композиции!

Многие из тех, кто пережил конец 1920-х – начало 1930-х гг., отразили в своих воспоминаниях впечатления об овладевшем многими внутреннем диссонансе, об ощущении неустойчивости, а порой и страха, порожденного тогдашней советской действительностью.

Талантливо, иронично, умно передает Игорь Хохловкин образы совсем не мистических персонажей московских реалий 1929 года: председателя МАССОЛИТа Михаила Берлиоза, поэта Ивана Бездомного, директора варьете Степы Лиходеева. Интересно и необычно для чтецкой программы введение элемента драматического театра: в «Сеансе черной магии» появляется ослепительная Гелла (Марина Калмыкова), соблазняющая зрительниц выйти на манеж и обменять их одежду и обувь на шикарно-заграничную, колдовскую, предлагаемую Воландом. Этот сугубо театральный компонент удивительно органично вписывается в ткань спектакля. Но, может быть, для равновесия конструкции спектакля стоило бы ввести в него еще один игровой элемент?..

От фрагмента к фрагменту, а их в композиции – четыре, изменяется образ Воланда. Если в первом фрагменте он философ и таинственный предсказатель, во втором и третьем – олицетворение беспощадного соблазна и жестокой силы, то в четвертом фрагменте артист представил зрителям Князя тьмы как некую абстрактную силу, творящую справедливость, но не знающую милосердия.

* * *

Домой, в Дюссельдорф, я возвращалась вместе с Игорем и Мариной. Это была редкая возможность побеседовать с артистами сразу после спектакля, когда они еще продолжают им жить, а мои впечатления еще свежи.

– Каков же он – Ваш Воланд? – первым делом спросила я у Игоря. –Каким он Вам представляется?

– Это довольно сложный вопрос, – ответил он. – То, что это – Сатана, персонаж, для которого Булгаков выбрал имя и эпиграф из гётевского «Фауста» («Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»), – это понятно. В данной работе я выступаю как чтец, и поэтому должен идти за автором. Я познакомился с огромным числом различных исторических и литературоведческих материалов, опубликованных в замечательной книге «Булгакониада». В ней рассказывается о корнях и предтечах тех, кто уже работал над темой дьявола – темной силы, перед которой ничто не может устоять. Об этом написаны сотни книг, многие из которых Булгаков читал. Мне хотелось передать эти постоянно меняющиеся внешние проявления, эту постоянную игру Воланда, игру могущественной личности с обыкновенными людьми. В результате его симпатии во многом совпали с моими симпатиями. Эта личность для меня не только со знаком «минус», но и со знаком «плюс». «Профессор магических наук» — это лишь одна из его многочисленных граней. Во мне он вызывает симпатию. Я читаю не про однозначное, примитивное зло. Воланд и умный, и коварный, и злой, и жестокий, и как ни странно это будет звучать, человечный. Для меня он дух... объективности, а следовательно, и справедливости. А справедливость может быть и жестокой.

– А как Вы познакомились с романом Булгакова «Мастер и Маргарита»?

 

– Роман я прочитал, когда учился в Школе-студии МХАТ. Он тогда впервые был напечатан в журнале «Москва» с предисловием Константина Симонова. Интерес к роману был огромный – достать номер этого журнала было практически невозможно, поэтому устанавливалась очередь, когда какой-нибудь счастливчик мог где-то раздобыть его на время. Читали, естественно, по ночам (днем времени не было) и с восторгом делились впечатлениями. Романом зачитывались, его пересказывали, цитировали фразами, сценами, и даже выбирали наиболее понравившиеся страницы для своих самостоятельных работ по актерскому мастерству и по сценической речи.

– Несколько лет назад я нашла в Интернете запись Латвийского радио на русском языке. Там Вы читали отрывки из «Мастера и Маргариты».

– Да, тогда я по предложению редактора и ведущей культурных программ на русском языке, замечательного журналиста Татьяны Зандерсон, записал несколько глав из романа на Латвийском радио. Это были страницы, связанные с линией Мастера и Маргариты. Я взялся за эту работу с огромным желанием и интересом. Запись шла не просто. Надо было соблюсти баланс между яркостью актерского исполнения и интонационной искренностью, естественностью. Судя по откликам, приходившим в редакцию, слушатели очень тепло приняли эту работу и просили о ее продолжении.

 

– Правильно ли я поняла, что «Воланд» сделан для особой публики – для тех, кто хорошо знает и любит роман, как бы для единомышленников?

– Нет, это не совсем так! Конечно, я буду рад, если в зале соберутся люди, знающие и любящие роман Булгакова так, как знаю и люблю его я. Но хорошо, чтобы на наше выступление пришли и те, кто только слышал про Булгакова и про этот его роман, или посмотрел многосерийный фильм по телевизору, но не читал самого романа. Я бы хотел, чтобы зрители услышали СЛОВО Булгакова. Я, чтец, безусловно более бережно отношусь к слову автора, чем сценарист. У нас разный подход: для сценариста и режиссера текст романа – это повод создать яркую картинку, а для меня слово автора — это всё.

– Есть ли шансы у любителей русской словесности здесь, в Германии, увидеть Вашу композицию «Воланд»?

– Да, конечно! Ближайшая премьера состоится 16 марта в Кёльне (IGNIS). Позже мы покажем эту композицию уже на гастролях в Москве (Центральный Дом ученых) — 10 мая, в Липецке (Филармония) — в мае, в Риге (Концертный зал «Dzintari») – в июне.

– У меня, когда сижу в зрительном зале, есть свой способ определять, имею ли я дело с искусством, – сказала я сидящей напротив меня Марине. – Если в горле – комок, а к глазам подступают слезы то ли ужаса, то ли восторга, то это верный знак того, что действо, разворачиваемое на сцене, – факт подлинного искусства. А если нет, то одно из двух: или я не являюсь адресатом этого действа, или само оно – не факт искусства.

– Ну и как? – блеснула глазами Марина. – Был комок в горле?

Я благодарно кивнула...