Придворный поэт Северного моря

Грете Ионкис (Кёльн)

К 150-летию со дня смерти Генриха Гейне

ГЕЙНЕ И ГАМБУРГ

"Придворный поэт Северного моря" - так в шутку величал себя Генрих Гейне. Родившийся в Дюссельдорфе в 1797 г. (его колыбель освещали отблески Французской революции), Гейне с пятнадцати лет часто бывал в Гамбурге. Поначалу он гостил у богатого дяди-банкира в особняке и в роскошной вилле на берегу Эльбы, а позже снимал жилье. Став студентом, он, регулярно навещал родителей в Люнебурге (Нижняя Саксония), куда они переехали после банкротства отца, обычно посещал и Гамбург. В надежде исцелиться от мучительных головных болей молодой человек летом уединялся на островах Гельголанд, Нордернай и в рыбачьих селениях на берегу Северного моря. До отъезда в Париж в 1831 г. он почти ежегодно появлялся в этих краях. Муза, которая стала являться ему на берегах Рейна, не покинула его и на Севере. В Гамбурге впервые Гейне ощутил себя по-настоящему несчастным. В письмах к закадычному другу Христиану Зетте он объясняет причины. Первое - "она меня не любит". Безответное чувство к кузине Амалии отозвалось во множестве стихов, образовавших первый лирический сборник Гейне "Страдания юности" (1821).

Но была и другая причина. Юноша остро ощущал свою чуждость и неуместность не только в семье богатого дяди, но и в целом в гамбургском обществе. Об этом он тоже пишет Зетте: "Я не могу тебе объяснить всё как следует, ты не знаешь духа, который здесь царит". Он определил Гамбург как "торгашеский город". Поэзию здесь не понимают, поэтов не почитают. Здесь признают и хорошо оплачивают только свадебные, похоронные, крестильные вирши. Неудивительно, что и годы спустя в письме к другу Мозесу Мозеру он обозначает место своего пребывания так: "Проклятый Гамбург". Как тут не вспомнить Пушкина, который тем же эпитетом оценил место своей ссылки: "Проклятый город Кишинёв, тебя бранить перо устанет"... Хотя главная тема "Страданий юности" - страсть Гейне к Амалии и муки неразделенной любви, сюда вошли такие шедевры, как "Гренадеры" и "Валтасар", написанные на общественно-исторические темы. Показательны признания поэта во "Фресковых сонетах Христиану 3.": Я ворвался в немецкий маскарад,
Не всем знаком, но знаю эти хари:
Здесь рыцари, монахи, государи.
Картонные мечи меня разят.
Пустая шутка! Скинь я только маску--
И эти франты в страхе бросят пляску. Перевод В. Левика Решившись послать свой первый сборник Гёте, Гейне писал: "Мое стихотворство еще не имеет большой цены". Но в его стихах уже ощущались стремление к самобытности, отказ от салонной поэзии, знание народной песни. Это почувствовал молодой драматург и публицист Карл Иммерман, который в рецензии отметил, что это столь же любовная, сколько и философская лирика. Гейне жаждал признания: ему хотелось, чтобы Амалия увидела, кого она отвергла, предпочитая выйти замуж за сына прусского землевладельца, этого "навозного жука"; чтобы дядюшка Соломон понял, что племянник, который в его глазах был лишь "глупым малым" и приживалом, прославит родовое имя; чтобы его друзья убедились, что не случайно называли его гением.

"ТРАГЕДИИ С ЛИРИЧЕСКИМ ИНТЕРМЕЦЦО"

Успех был закреплен публикацией второго сборника - "Трагедии с лирическим интермеццо" (1823). Помимо стихов туда вошли две трагедии - "Альманзор" и "Вильям Ратклиф". Конфликт между мечтой и реальностью, лежащий в основе романтизма, определил звучание второго сборника. После его появления Гейне стали называть "немецким Байроном". И хотя ему это льстило, ибо он и впрямь чувствовал родство с английским поэтом (он даже назвал его в письме к приятелю своим кузеном), Гейне быстро преодолел период увлечения "мировой скорбью" и мог бы, подобно Лермонтову, утверждать: "Нет, я не Байрон, я другой, / Еще неведомый избранник..."

Именно Лермонтов блестяще перевел стихотворение из "Лирического интермеццо". Лермонтов сумел передать простоту и высокую художественность гейневского стиха.

"ОПЯТЬ НА РОДИНЕ"

Третий стихотворный цикл - "Опять на родине" - Гейне включил поначалу в первый том "Путевых картин" (1826). Когда он начал писать "Путешествие по Гарцу", он еще не предполагал, что к 1830 г. его путевые заметки вырастут в книгу о Европе конца Реставрации. В новом поэтическом цикле поэт преодолевает тему несчастной любви, а с нею исчезают из его стихов и атрибуты кладбищенской поэзии (все эти призраки, могилы, оживающие в полночь мертвецы и т.п.). Кроме написанных в народном духе песен ("Лорелея", "Красавица-рыбачка", "Ты - как цветок весенний"), цикл включает много бытовых зарисовок, некоторые из которых подчеркнуто прозаичны.

Впервые в немецкой поэзии в стихах Гейне появляются образы морской стихии, которые станут доминировать в поэтическом цикле "Северное море". Буйная и изменчивая морская стихия была созвучна душевному состоянию поэта. Разрабатывая морскую тему, он обращается к вольным ритмам. Это было смелое новаторство, которое далеко не все смогли сразу оценить.

Гейне не только явился певцом морской стихии, у стихов был второй план: морской простор - символ большой жизни, открытое море - это поле великих социальных битв, которых Германии, по мнению поэта, не избегнуть.

ПРОПУСК В ОБЩЕСТВО

По-прежнему донимали Гейне размышления о его нескладной судьбе. Он получил университетский диплом, стал доктором права, крестился, чтобы, по собственному признанию, получить пропуск в общество. Но гильдия адвокатов Гамбурга отклонила его кандидатуру под предлогом, что он - не коренной гамбуржец, а всесильный дядюшка не захотел помочь. Старания берлинских и мюнхенских друзей (среди которых был и русский дипломат Ф.И. Тютчев) добиться для Гейне места на кафедре оказались безрезультатными. Он уже начал подумывать об отъезде во Францию, но любовь к Германии удержала. В этом чувстве не было ничего от официального, казенного патриотизма. И здесь он предвосхитил Лермонтова с его: "Люблю отчизну я, но странною любовью". Признания в любви к родине звучат в стихотворении "Морская болезнь" в высшей степени странно:

    Измучен морскою болезнью,
    Сижу подле мачты
    И предаюсь размышлениям...
    Напрасно взор мой в тумане ищет
    Немецкий берег. Увы! Лишь волны,
    Повсюду волны, бурлящие волны!
    Как в зимний вечер усталый путник
    Жаждет горячей, радушной чашки чая,
    Так жаждет сердце мое тебя,
    Немецкая родина!

      * * * * * *

    Пусть вечно пребудут надменны и праздны
    Твои сановные обезьяны.

       * * * * * *

    Пусть вечно несправедливость и глупость
    Тебя наводняют, Германия,
    Я и такой тебя жажду сердцем:
    Ты все-таки твердая почва!

Перевод В. Левика

Тончайший лирик и язвительный сатирик в одном лице! Такой симбиоз удивлял, поражал, раздражал. Тевтономаны усматривали в этом симбиозе нечто противное немецкой натуре, намекая на еврейство Гейне. Он не скрывал своего происхождения, но не был равнодушен к нападкам подобного рода. Поэт сознавал себя немцем и жил проблемами Германии, а недруги всё пытались отлучить его от родины, запихнуть в стены гетто. Впоследствии, будучи в добровольной эмиграции в Париже, Гейне признается: "Мне воздух Германии нужно вдохнуть/ Иль я погибну, тоскуя".

ЛЮБОВЬ К ГЕРМАНИИ

Поэт провел в Париже четверть века (1831-1956), большую часть своей творческой жизни. Дышалось в столице Франции, сказать по правде, куда легче, чем в Германии. А вот, поди ж ты, задыхался!

Тебя, Германию родную,
Почти в слезах мечта зовет!
Я в резвой Франции тоскую,
Мне в тягость ветреный народ.
Перевод М. Лозинского

И это пишет человек, снискавший репутацию повесы, ветреника, насмешника, даже циника, а главное - явного французофила! С такой репутацией добиться любви немцев невозможно, а за Гейне числились и другие "грехи" (ведь он был прирожденным возбудителем и нарушителем спокойствия), так что его любовь к Германии осталась неразделенной, а потому и несчастной. Но это особая тема, как и вопрос о его самоидентификации. Мы же вернемся в Гамбург, где печатались "Путевые картины".

"КНИГА ПЕСЕН"

Второй том своей прозы Гейне назвал "Северное море" и включил в него поэтический цикл под этим же названием. В дальнейшем он разъединил поэзию и прозу, и третий и четвертый поэтические циклы заняли свое место в "Книге песен", которая вышла отдельным изданием в 1827 г. в гамбургском издательстве Юлиуса Кампе.

Собранные воедино, стихи Гейне образовали своеобразный роман, в котором помимо личной драмы запечатлелась национальная жизнь и эпоха. Стало заметно, что, оказавшись в единстве друг с другом, стихи зазвучали по-новому. На это указал дружественный Гейне берлинский критик Фарнхаген фон Энзе: "Букет ведь есть нечто большее, чем цветы, из которых он составлен". "Книга песен" переиздавалась при жизни Гейне 13 раз. Она пользовалась большим успехом у музыкантов. Среди композиторов, вдохновлявшихся ею, - Шуберт и Шуман, Мендельсон, Лист и Вагнер, Чайковский и Римский-Корсаков.

Однако сам Гейне всё больше убеждался в том, что эстетический период пришел к концу, "наступила эпоха энтузиазма и действия". Больше чем когда-либо он сосредоточен на публицистике. Продолжая работать над "Путевыми картинами", он обращает свои стрелы в первую очередь против дворянства и церкви. Заканчивая книгу, он пишет: "Если в тупо религиозной Германии книга моя сможет способствовать эмансипации чувства от религии, я буду так этому рад, что охотно перенесу все страдания, которые причиняют мне вопли святош. Увы! Я ведь переношу и нечто гораздо горшее".

ЧУЖОЙ ВЕЗДЕ

Ему суждено было везде оставаться чужаком, аутсайдером: в Германии он был евреем, во Франции - немцем. Даже век назад оценка Гейне на его родине не была свободна от горечи оскорбленных им когда-то патриотов и фарисеев. Похоже, соотечественники навсегда обиделись на выходки Гейне против орла Гогенцоллернов и знамени Барбароссы. К злопамятности бюргеров прибавилась ненависть нацистов к поэту-неарийцу. Немцы пели его "Лореляй" и во времена Гитлера, но в песенниках стояло: "слова народные". Видимо, им было неведомо, что это - высшая похвала для поэта.

Когда в 1956 г. в ФРГ был выпущен сборник Гейне по случаю столетия со дня его смерти, автор предисловия честно признался: читателю предстоит встреча с незнакомцем. Между тем этот "незнакомец" к середине XIX века радикально обновил язык поэзии и прозы, демократизировал немецкую литературу, преодолев разрыв между искусством и действительностью, между поэзией и жизнью. Фридрих Ницше незадолго до кончины писал: "Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне. Тщетно ищу я во всех царствах тысячелетий столь сладкой и страстной музыки. ...И как он владел немецким языком! Когда-нибудь скажут, что Гейне и я были лучшими артистами немецкого языка - в неизмеримом отдалении от всего, что сделали с ним просто немцы". А ведь еврей Гейне стал не только великим немецким поэтом европейского масштаба, он был и глубоким мыслителем. Если бы до нас не дошли его стихи и поэмы и мы были знакомы только с прозой, публицистикой и письмами, то и этого материала было бы достаточно, чтобы признать Гейне замечательным умом XIX столетия.

В Гамбурге, с которым был тесно связан первый, немецкий период творчества Гейне, сегодня чтут поэта. Вместо прежнего памятника работы Хуго Ледерера, который был уничтожен нацистами, изготовлен новый. Он установлен в 1982 г. на центральной площади, рядом с ратушей. По инициативе гейневского Общества на пожертвования граждан и государственные средства скульптор Вальдемар Отто изваял бронзовую фигуру поэта. Она высится на гранитном постаменте с четырьмя бронзовыми рельефами, которые напоминают о том, как был разрушен прежний памятник, как сжигали книги поэта. Гейне стоит, кутаясь в плащ, ссутулившись, понурив голову, пребывая в глубокой задумчивости. Внутренним трагизмом он мне напомнил памятник Гоголю работы скульптора Андреева, который власти упрятали в один из арбатских дворов. Они были современниками, и у каждого была своя Голгофа.