Среди журналов и альманахов последних лет, посвященных истории России, обращает на себя внимание сборник «Берега», издающийся вот уже пять лет петербургским информационно-культурным центром «Русская эмиграция». Основная тема двух его последних выпусков – школа русского зарубежья.

Помните, как в начале 90-х прошлого века, когда мы «открывали» первую русскую эмиграцию, нас всех поразила ее культурная русская речь, красота и чистота русского разговорного языка? Сегодняшним русскоязычным мигрантам, решающим проблему сохранения родного языка в диаспоре, было бы не лишним обратиться к опыту той эмиграции, опыту несомненно успешному, а потому заслуживающему того, чтобы посмотреть на него пристально и разобраться в причинах этого успеха.

Первые беженские учебные заведения стали возникать уже в 1920 г. По данным Земско-городского комитета помощи русским беженцам за границей (Земгор), в 1924 г. в 90 зарубежных школах, созданных под его эгидой, училось около 14-ти тысяч учеников (это около 20% находящихся в эмиграции детей школьного возраста), из них почти 5 тысяч – на полном пансионе.

Член комитета парижского Земгора Вадим Викторович Руднев в статье «Судьбы русской эмиграции» подчеркивал, что созданием большинства школьных учреждений в первой половине 20-х гг. русская эмиграция была обязана гуманитарным организациям и правительствам славянских государств.

В Чехословакии, Болгарии, Югославии русская школа на 97% финансировалась этими государствами и была включена в их образовательные системы. Правительство Югославии содержало не только вновь открывшиеся школы, но и эвакуированные из России три кадетских корпуса, два института благородных девиц. В этой стране обучалось больше половины эмигрантских детей из посещавших русские школы в Европе. В Болгарии в 1924 г. 84% живших там русских детей были учениками русских учебных заведений.

Создание русской школы стало частью правительственного плана Чехословакии, получившего название «Русская акция». В результате туда для получения бесплатного образования приехало несколько тысяч русских детей и молодых людей. Были открыты две восьмиклассные русские гимназии, одна в Моравской Тржебове с более 500 учащимися, другая в Праге. Обе находились в ведении Министерства народного просвещения, а учителя состояли на государственной службе. Именно Чехословакия стала центром русского учительства в зарубежье. В 1923 г. на съезде русских педагогов в Праге было отмечено, что «в Чехословакии нет ни одного русского ребенка, который был бы лишен возможности посещать школу». По ходатайству князя Г.Е. Львова, в «Русскую акцию» была включена помощь школам, находящимся вне Чехословакии, благодаря чему с 1923 по 1929 гг. Земгор, через который непосредственно распределялись средства (за 10 лет им было привлечено 50 миллионов франков), смог поддерживать несколько десятков школьных учреждений, приютов и интернатов во всех странах расселения эмиграции. В неславянских странах эти средства являлись лишь частью бюджета многих школ, из-за чего многие из них вынуждены были брать плату за обучение, что препятствовало их развитию. Родители посылали детей в местные учебные заведения, тоже платные (во Франции плату отменили в 1932 г.), но всё же гораздо более дешевые. В Берлине правительство Пруссии выделяло русской гимназии лишь небольшие субсидии.

При организации первых школ была сохранена существовавшая в дореволюционной России структура народного образования со всеми ступенями – от детского сада до высших учебных заведений. Функционировали различные типы русских подготовительных, начальных и средних школ: гимназии, профессиональные школы (кадетские корпуса, военные школы, институты благородных девиц, сельскохозяйственные школы и богословские училища), прогимназии (неполные гимназии), начальные школы, подготовительные школы (неполные начальные школы), школьные группы (деятельность с малым количеством учеников в смешанных классах) и детские сады. Из-за огромного числа детей-сирот возникла необходимость открытия школ-интернатов.

 

Важнейшую роль играла средняя школа. Ее основная программа копировала программы гимназий и реальных училищ дореволюционной России. За образец была принята старая русская гимназия с ее акцентом на гуманитарные предметы.

Естественные науки и математика преподавались, как правило, в соответствии с программами страны проживания. Власти признавали дипломы, выдаваемые русскими эмигрантскими школами всех ступеней, как основание для поступления в местные школы следующей ступени. Во многих странах точные и естественные предметы преподавались на языке страны проживания, так что эмигрантские школы по сути становились двуязычными. В русско-немецкой школе в Берлине была другая форма – язык обучения чередовался через день, так что все предметы преподавались на русском и немецком языках. Подобная практика способствовала равномерному развитию обоих языков.

Учебные планы и программы для начальных школ и школьных групп, детских садов разрабатывались Всероссийским союзом городов, а потому были унифицированными. В программы, скажем, детских садов включались беседы о Законе Божьем, о родине и природе, пересказ, театральные постановки, пение, танцы, рисование и ручной труд, а также гимнастика и французский язык.

«Русская акция» постепенно сворачивалась – школы начали закрываться. В 1927–1928 гг. 26 школ почти с тысячью учащихся были лишены финансирования и половина из них прекратила свое существование. Накануне войны во Франции остался только один лицей, русских гимназий в Берлине и Чехословакии к тому времени уже не было. К 1929 г. в ведении Земгора состояли 120 школьных и дошкольных учреждений с 7500 детей, из которых почти 4000 находились на полном содержании в интернатах и приютах. Большая часть эмигрантских детей с начала 30-х годов обучалась в местных школах, но широко стали развиваться внешкольные формы обучения. Обучение детей русскому языку в кружках и школах дополнительного образования, широко распространившееся сегодня, еще тогда показало свою эффективность и жизнеспособность. Тот же В. Руднев в 1929 г., предлагая перенести центр тяжести работы на методы, «хотя и более поверхностные, но более доступные для рядового эмигранта», говорил о внешкольном обучении уже как о единственном способе (не считая влияния семьи) «приобщить молодое поколение к сокровищнице русской культуры». Эти методы – дополнительные курсы по «национальным предметам», детские дома и клубы, библиотеки, издание детских журналов и книг, праздники, летние лагеря, всевозможные кружки – явились темой обсуждения на нескольких педагогических совещаниях.

В рамках местной школьной системы создавались факультативы – после основных занятий преподавались «русские» дисциплины. Парижские школы практиковали преподавание «русских» предметов по четвергам – в свободный от уроков день. К числу «русских» дисциплин относились не только русский язык и словесность, но и религия, история и география России. Профессор Николай Михайлович Могилянский – антрополог и этнограф, преподаватель русского Педагогического института им. Яна Каменского в Праге – обращался к родителям: «Посылайте детей на уроки русских предметов, преподающихся в четырех французских лицеях. Дети, ... которые покинули Россию в 8-12 лет, чрезвычайно быстро денационализируются, забывая даже родную речь».

Широко практиковались и частные уроки. Иногда несколько семей, объединившись, нанимали учителя для преподавания «русских» предметов. В Париже в помещении штаба Русского христианского студенческого движения была основана воскресная школа, где собирались дети эмигрантов для чтения и обсуждения произведений русской литературы, театральных постановок, концертов.

Эмигрантские школы посещали не только дети, но и взрослые. Вынужденные из-за революции и гражданской войны прервать образование, они в 20-25 лет садились за парту. В одном классе собирались не просто ученики разного возраста, но разного опыта, отвыкшие от систематического труда, школьной жизни, пережившие ад войны и потерю близких, психологически надломленные.

Проблем у школ было много: тяжелые бытовые условия учащихся, низкая оплата учителей. Не хватало учебной литературы. Пользовались в основном дореволюционными учебниками, но выходили и свои. Мало было журналов и книг, адресованных юному поколению, что объяснялось демографической ситуацией (процент детей был невысок, две трети эмигрантов составляли одинокие мужчины) и сложным экономическим положением (большинство потенциальных читателей были слишком бедны). Но кое-что всё-таки было. Саша Черный издал в 1928 г. в Париже альманах для юношества «Русская земля». Там же в 1920–1921 гг. выходил двухнедельный иллюстрированный журнал «Зеленая палочка». В Берлине в 1924 г. появился ежемесячный журнал «Ванька-встанька». В 1926–1927 гг. общество «Русская Матица» издало три выпуска «Библиотеки «Благовеста»», где публиковались лучшие произведения русской детской литературы.

В 1926 г. Попечительский совет Общежития для русских мальчиков в Шавиле, что в окрестностях Парижа, напечатал в его пользу однодневную газету под названием «Русскому мальчику», с произведениями известных эмигрантских писателей. Газета распространялась по всему миру и принесла 13 тысяч франков, что и дало возможность открыть приют для бездомных детей. Мальчики учились во французских школах, а Общежитие стало их домом, здесь же им преподавались «национальные» предметы. Через два года в пользу Общежития был выпущен сборник «Колос. Русские писатели русскому юношеству». Листаю пожелтевшие страницы небольшой, в осьмушку, книжки с рассказами и стихами К.Бальмонта, Н.Тэффи, И.Шмелева, А.Куприна, А.Ремизова, И.Бунина (через пять лет он получит Нобелевскую премию и разделит большую ее часть между собратьями-писателями). Сами перебивавшиеся с хлеба на воду писатели жертвовали то, что имели – свое творчество, не помышляя ни о гонорарах, ни о славе благотворителей.